Встречи.
Главная страница

Записки психиатра
Заглавная страница.

Сука.
Заглавная страница

-32-

Наступил день интервьюирования Бен-Исраэля Бонапарта. Он опять пришёл весь чёрный, кожаный, гладко выбритый, пахнущий дорогим мужским дезодорантом.

В кабинете Тернер сидела полноватая женщина лет 45 с круглым лицом, в джинсах и поясной сумкой на немалой, но выраженной талии. "Доктор Розенман Марта. Переехала к нам работать из Беэр-Шевы", - представила вошедшим в кабинет врачам незнакомку заведующая и продолжила, - Доктор Гершензон, - улыбаясь, я слегка кивнул, - Доктора Пастернак и Нисимова – к сожалению покидают нас в самое ближайшее время. Доктор Якир".

-Очень приятно, - с ярко выраженным румынским акцентом произнесла вновь прибывшая.

-Ну, давай. Илья, - кивнула мне доктор Тернер.

Рассказ истории Бен-Исраэля Бонапарта я завершил заинтриговавшим меня: "Поражает его сохранность. Всё-таки столько лет шизофрения, да столько лет в такой больнице для психохроников как "Ган Эден" (Райский Сад), короче, сейчас увидите", - говоря я вспомнил, что Казанский считал Бен-Исраэля просто дефектным шизофреником. Услышав это, я подумал: "Чего от тебя ждать-то? Тебе вообще всё по барабану".

-Какой ужас, - воскликнула доктор Марта.

-Кто хочет? – повертелась доктор Тернер на кресле, - Ладно, я сама. Одно имя чего стоит. Хотела бы я увидеть его родителей, - она пересела на стул интервьюера. Я позвал Бонапарта, думая: "Странное всё-таки имя для иракского еврея, пусть и выросшего в Индии". Он вошёл, поздоровался со всеми странным кивком и застыл чуть не по стойке смирно.

-Садитесь, - пригласила заведующая Бонапарта.

Он выполнил распоряжение и расслабился, так как будто бы ему позволили сбросить с плеч тяжеленный груз.

: Доктор Тернер чуть откинулась: "Как вы себя чувствуете?"

-Нормально.

-Это рай, настоящий рай после "Ган Эдена" (Райский Сад).

-Рай после райского сада, - усмехнулся я про себя, -Это что, случайная игра слов или домашняя заготовка?

-Уж это надо думать, - кивала доктор Тернер, - Что вы хотели бы нам рассказать?

-Я знаю, что вы в курсе всей моей подноготной. Вы испытываете ко мне отвращение… - непонятно только прозвучала последняя фраза вопросом или утверждением.

Доктор Тернер покачалась всем телом, кивая головой: "Так расскажите нам о том страшном эпизоде, - откидываясь назад, она на мгновение замолкла, и продолжила, - Вашей жизни".

Бонапарт говорит сухим, чуть потрескивающим голосом: "Наши отношения с самого детства очень плохие. Он – старший брат. Он меня сильнее. Он меня бьёт. Но ещё больнее его оскорбления. Он меня щипает. Он меня укалывает иголкой… Он меня сбрасывает с горшка…"

-Всё сейчас, - мелькнула мысль вместе с болезненно чётким видением обезглавленного тела. Много лет спустя я с удивлением и непониманием буду вспоминать своё поведение тех лет. Если бы только в этом единственном случае. Неожиданно меня поразило: "Он ненавидит его ничуть не меньше, чем тогда. Так же отрезал бы голову?"

Страшная атмосфера глаголов настоящего времени вместе с давним деянием сгустилась в кабинете.

Доктор Тернер тряхнула головой: "Вы вспоминаете тот эпизод?"

-Да.

-И что это у вас вызывает?

-Боль. .

-Почему вы два года молчали?

-Я очень глубоко вошёл в религию. Я дал обет.

-Я чувствовал себя духовно нечистым.

-В чём это проявлялось?

-Это разлагающее ощущение нечистоты. Его трудно описать словами. Нет таких слов. Это непрерывно нарастающая потребность что-то совершить. Сделать что-то для спасения души.

-А как вы хотели спасать свою душу?

-Молчание, погружение в себя. Тишина, когда ты сливаешься с Высшей силой. Абсолютом… - он хотел что-то добавить, но осёкся, как будто бы испугался чего-то.

-Это как бы буддийское или йоговское? Вы ведь из Индии.

-Нет. Я никогда не занимался ни йогой, ни буддизмом. Перед началом обета молчания я разговаривал с равом.

-Что с вами произошло, если я не ошибаюсь, в Ираке?

-Испугался. Я знаю арабов и мусульман. Я знаю, что это не просто смерть, но страшная. Это – страшная пытка. Я воображал её. Я видел своё тело под пыткой. Я видел, нет, я чувствовал свою непереносимую боль. Страх меня парализовал, - монотонно, на одной ноте говорил Бонапарт.

-Вы тогда впервые попали в психиатрическую больницу. Почему?

-Это давно было, в 71 году. Какие-то видения. Преследования. Все за мной. Иногда мне казалось, что иракцы послали убийцу покончить со мной в Израиле.

-Перед тем, как вы с братом… тоже думали, что преследуют? Что, ну, например, переодетый агент иракской разведки? Вообще, может не ваш брат, а его подменили?

-Нет. Я мщу за своё поруганное детство. Нехорошо так…

-Опять настоящее. Кому-то собирается мстить сейчас? Что за чёрт? – подумал я.

-Вы ненавидите ещё кого-то?

-Нет. Я сейчас и брата не ненавижу.

-Когда вы это делали, что вы представляли?

-Всё как в тумане. Я не помню. Я не знаю…

-Вы его вспоминаете?

-Каждый день.

-Почему вы в чёрном?

-Я люблю этот цвет. Он меня успокаивает.

-А что вы ещё любите?

-Извините, может вам это будет неприятно, но я люблю музыку Вагнера.

-Иракский еврей, выросший в Индии и Вагнер? – подумал я.

-Когда вы успели его полюбить?

-В детстве. Я услышал его и сразу.

Тернер покачала головой: "Любовь с первого взгляда. А для чего вы учите немецкий язык? "

-Я хочу стать учителем немецкого языка.

Врачи переглянулись. "Вы думаете, у вас это получится?"

-Получится. Мне легко даются языки.

-А где вы учите немецкий?

-Сразу в двух местах: есть израильская группа в Тель-Авиве, и есть в Тель-Авиве тоже группа при немецком посольстве.

-А где вы у собираетесь преподавать немецкий язык?

-Затем не исключено, и в школе.

-Спасибо. У кого-то есть вопросы к Бонапарту? – неожиданно прервала доктор Тернер интервью, странно как-то и осмотрела своих врачей.

-Вы полагаете, что вам разрешат работать в школе? – спросила доктор Марта.

-Но если мне разрешили жить, а не убили и выпустили на свободу.

-Почему именно немецкий? – поправила поясную сумку доктор Розенман.

-Он мне нравится.

-У вас есть какие-то отношения с родственниками? – спросила доктор Нисимова.

-Нет. Они меня знать не хотят. У отца из-за того случился сердечный приступ. Он меня знать не хочет. За все годы в "Ган Эдене" никто меня ни разу не посетил. Для всех это был шок.

-Прошёл ли он до сих пор? – думал я, испытывая всё то же необъяснимое ничем внешним отвратительнейшее чувство. Только с такой дикой историей – каждый раз, как первый.

Затем включи лся доктор Пастернак: "Я уверен, вас спрашивали не раз и не два, но всё же. Вы слышите голоса? Или в прошлом слышали их?

Бонапарт понимающе кивнул: "Нет".

-А у вас есть ощущение или мысли о вашем особом предназначении? Исключительности? - упорно продолжал доктор Эдуард поиск психопатологии.

-Нет.

-У вас есть страхи? – спросила доктор Марта.

-Нет.

-А зачем вы выставили его голову на улицу? – спросил Пастернак.

-Чтобы сразу же нашли.

-И как вы заснули после этого? - краснел Эдуард.

-Ничего не помню. Как в тумане.

-Ну, что вы думаете? – произнесла доктор Тернер, глядя на меня, когда за Бен-Исраэлем закрылась дверь. Все пожали плечами.

-Больно он сохранный. У меня возникли сомнения.

-Шизофреников мы все видим пару тон в неделю, но таких сохранных я тоже не припомню, - Ты сомневаешься в том, что он шизофреник? - подумала вслух заведующая, вновь посмотрев в мою сторону, - Он сохранный, но он – шизофреник.

-Что-то он больше сохранен, чем это ожидалось бы с его историей, - пожал я плечами.

-Это правда. Но я всё равно считаю его шизофреником.

-Есть несколько моментов, которые мне очень мешают. Во-первых, это изучение немецкого языка. И уж совсем, намерение стать учителем. Хотя последнее, просто нарушенная критика, - пожала плечами доктор Марта.

-Да, это не та тонна шизофреников, которые мы видим каждый день, почесала кончик носа заведующая, - Давайте попросим Орэлу сделать ему тесты. Случай, действительно, интересный, - она передёрнула плечами, - Какой ужас всё-таки. Братья. Отец. Кошмар.

Почему-то я вспомнил недавно услышанное по российскому телевидению: "Окошмаривать ситуацию". Отец не приемлет его до сих пор. Я представил своих детей и на мгновение застыл.

-Ты знаешь, почему Марта выплыла у нас? – спросил меня Пастернак возле дверей наших кабинетов, в тот день оказавшихся рядом, - Не знаешь. Ну, что она румынка – это понятно, но муж у неё большой генерал. Мы тоже должны помогать друг другу. Тянуть друг друга. Если не мы, то кто. А Тернер – тварь, помяни моё слово. Змея подколодная. Я так рад, что доживаю здесь последние дни. Это тебе ещё начать и кончить.

-Не знаю, что лучше? Сам процесс, - засмеялся я и Эдуард меня поддержал.

-С ней надо ухо держать востро, да ещё как.

Кивая, я думал: "Он не знает, что она мне обещала заведование. Ну, и хорошо. Или делает вид, что не знает, но зачем?" В кабинете мне вспомнилось старое советское: "Что ни овощ, то еврей. Пастернак и сельдерей. Евреи всё евреи, кругом одни евреи". Очень многим евреям – это сильно мешает".

возврат к началу.