Записки психиатра |
Сука
Сука
-25-Я подъехал к одному из баракообразных, относительно новых построек в виде раскрытой книжки, в левом крыле которой располагалось закрытое первое отделение, а в правом - открытое второе. Софа работала в открытом. Чувствуя сухость во рту и сердцебиение, я пошёл в комнату врачей. Только не миновать сестринской – так и было задумано, что из этого аквариума просматривались два коридора, куда открывались все палаты. -Доктор Гершензон, - продемонстрировала радость без всякого видимого удивления одна из сестёр – блондинка-киббуцница средних лет - Ада, с которой мы проработали в этом отделении полтора года. Выбора не было: я остановился возле окна, через которое больным дают лекарства: "Добрый вечер". -Как дела? Не скучаете по отделению? -Ещё как, каждый день слёзы лью. Как у вас без нас? Ада заулыбалась: "Тоже скучаем. Нет, честно, и персонал, и больные, которые при вас и опять поступили, часто вас вспоминают. Один из ваших больных который опять поступил, так и говорит: "Лечиться буду только у доктора Гершензона". Всё вас ждёт. Ладно, не буду вас задерживать. Доктор Софа в ординаторской. Большая прямоугольная комната – объединение двух палат – ординаторская, в которой, как и в мою бытность стояло пять столов для врачей. Софа занимала бывшее моё рабочее место. Она на самом деле была с Ритой. Молодцы, не теряют времени даром – учатся. -Привет, - поправляла свою причёску доктор Краснова. -Привет, - неожиданно я испугался, что Рита захочет присоединиться. Софа молча собралась. "Кстати, чуть не забыла, доктор Куперман просила завтра нас сделать обход – она задержится", - взяла свою сумочку Софа. -Справимся, - встала Рита, - Я с вами на выход. Доктор Рита жила в городке Афула, расположенном от нас километрах в 40, которые она преодолевала на собственной машине. Её гениальный муж-кардиолог машину не водил, благо он работал в расположенной поблизости от их дома клинике. К моей несказанной радости подруги попрощались. Но лишь на шоссе я окончательно осознал, что со мной едет Софа. Я с большим трудом сдержал себя – так захотелось остановиться, обнять её и поцеловать. Вместо этого я заговорил: "С художником знаком ещё с Москвы. У них был один из домов, где собирались всякие сиониствующие. Он, кстати, по происхождению русский. Его дочка – пианистка. Недавно родила ребёнка вне брака… – оборвав себя, подумал, - Зачем я всё это несу? Её дочке 12 лет. Смогу ли я установить с ней контакт? Что и как будет с моими мальчиками? Софа сидела с каким-то отсутствующим видом. Не отличала тишину от моей болтовни. Устала или что-то совсем иное? Я плохо знал Рамат-Ган (городок рядом с Тель-Авивом). Пришлось сидящей ближе к тротуару Софе спрашивать у прохожих. Опять холодная, безжалостная сталь голоса Софы резанула меня. Поплутав по узким, вихляющим улочкам, в конце концов, мы добрались. Толстовато-рыхловатый седой мужчина с круглым, добрым лицом встречал нас на пороге снятого им для выставки небольшого зала, в котором, по надписям на окнах, ещё недавно располагалась аптека. -Рад вас видеть, Илья, - пожимает мою руку Василий Петрович, - Мы ведь с Ильёй старинные приятели, бывшие москвичи, - смотрит художник на Софу, - Да, так-то оно так. По-разному, - в его голосе звучит грусть. Он прекрасно знает мою жену. Софа надевает очки и проходит через открытые двери в небольшой выставочный зал. Я достаю кошелёк: "Мне, пожалуйста, 4 билета, за того парня и за ту девчонку". -Вы что Илья? Что с вами стало? Неужели с вас? Я переминаюсь с нога на ногу: "Ну, могу же я хоть какое-то пожертвование, к сожалению больше…" -Я на вас обижусь, право. Хватит стоять на пороге. Вы что не хотите смотреть? Взгляд Софы равнодушно скользил от картины к картине, не различая пространства между ними от созданного художником. -Как вы? – спросил я в полголоса, вспомнив несколько работ виденных мною в Москве. -Всё, Слава Богу. Вы ведь знаете, что Анечка родила… вот… только мать-одиночка, - вздохнул счастливый дедушка, - Ну, и ладно, ну и хорошо. Вырастим. Главное ведь дать ребёнку любовь. Две казалось бы не имеющих ничего общего картины: советских времён и израильских. Серенький московский переулочек из старых, дореволюционных домиков, нахохлившихся под сереньким осенним дождиком противной мокропогодицы, удивительным образом сочетался с ярким до слепоты иерусалимским видом Старого города. Объединяло картины, наверное, чувство художника. Как и все другие работы. Несколько иерусалимских видов с харедим (ортодоксами) в чёрных лапсердаках, шляпах, иные в меховых, чулках и туфельках. И московская улица в предрассветном тумане. Портрет дочери и проползающий свои первые метры в жизни внук. Толи закат, толи рассвет над Средиземным морем.Василий Петрович обратил внимание на мой интерес: "Харедим придают Израилю своеобычность". И между рисунков еврейских ультраортодоксов притягивала взгляд православная деревянная церковь на холме. Сам собой напросился вопрос: "Кто развешивал картины?" -Я, - с лёгкой, застенчивой улыбкой ответил хозяин выставки. Дочь Анна за фортепиано показалась мне намного красивее, чем я помнил её, но было очень трудно понять, в чём же художник приукрасил своё единственное и столь любимое дитя? Слукавил или именно такой он её и видит? И рядом, какое-то нелепое чучело, я так и не понял человек ли? Разумеется, вновь "Любимый внук" - на этот раз румяный блондин на коленях матери – реминисценция многочисленных "мадонн с младенцем". -Все вместе картины - сочетание несочетаемого. Художник их сочетает. Все мы таковы, только каждый в своей нише, - подумал я. Василий Петрович гладящим движением прикоснулся к моему плечу. -Сочетание контрастов, - продолжал думать я. Приятнейшее чувство спокойствия, тихой радости, правильности происходящего и умиротворения пропитали меня.. Тихий, тёплый израильский вечер обращался в небытиё. Софа посмотрела на меня выразительным взглядом. -Большое спасибо, - протянул я руку хозяину, - К сожалению пора. Мой самый горячий привет Анечке и внуку. Как его, кстати, зовут? -Давид. -Замечательное имя и в тему. На обратном пути Софа выглядела ещё более усталой и отстранённой. Моё настроение сменило плюс на минус. Неожиданно я испытал беспокойство и нарастающее желание сегодня же поставить все точки над всеми "i". Внезапно ударила мысль: "Сегодня, - и я сказал, - Как на счёт зверского аппетита? Пошли куда-нибудь. утолим его". Софа резко покрутила головой. Я лаже растерялся: "Чего она так-то?" -Нет. -Жалко. Очень даже. Если вдруг передумаешь, скажи. В любой момент изменим курс. Ответа я не услышал и не увидел. Зато вспомнил, как несколько лет тому назад, когда мы ещё работали вместе в отделении доктора Куперман, на обходе, я шёпотом спросил: "А кто твой муж?" "Инженеришко какой-то", брезгливо пождала она плечами. Я тут же понял, что долго вместе они не будут. И оказался прав, чему очень обрадовался. -Как будто бы за что-то дуется на меня? В чём дело? – недоумевал я. В неприятной и томительной тишине мы доехали до места. Я развернулся в сторону Софы: "Пойдём завтра…" -Не знаю, Илья, я очень устала. Эти дежурства, эта учёба меня совершенно изматывают. Да не забудь, ещё и семья на мне, ещё и дочь, - звучала она слабо, откуда-то издалека. -Ну, хорошо, а когда? -Звони. -Мне ужасно захотелось поцеловать её, но я не решился. По дороге домой я думал: "Мужику за 40 лет… Всё как в пятом классе. Нет, не понимаю я женской психологии. И никогда не понимал… " Сука. Заглавная страница следующая страница возврат к началу. |