Встречи.
Главная страница

Дневник одной практики. Первая страница

-9-

Ненормативная лексика используется только при отсутствии иной возможности.

-Знаешь, что нам надо? - подняла голову заведующая Людмила Васильевна.

-Что?

-Родить.

-Ты думаешь, мы сможем?

-Я смогу.

-Мало тебе трёх детей.

-Ничего, четвёртый не помеха, - закрыла историю болезни заведующая.

Хотя администрация дома культуры “Ангара” будет брать за билет на дискотеку по 50 копеек, Некрасов пообещал директору бесплатное представление. “Для рекламы, - пояснял мудрый комиссар в отряде, - Чтобы потом давал клуб для репетиций”.

Согласившись вчера в конце штаба на дискотеку, Князь выразил готовность и на поход бойцов. Сегодня Оболенский забыл о последнем вчерашнем решении, а Некрасов почему-то не напомнил. Если бы это не сделал Лещенко, то бойцам пришлось бы провести вечер в лагере.

-Совсем забыл, что обещал, - хлопнул себя по лысому лбу Князь, - Это у меня комиссар - золото, а не человек. Мы с тобой сработаемся Борис Олегович.

За ужином Оболенский объявил: “Те, кто захотят пойти на дискотеку в д/к “Ангара” должны ровно в 21-30 построиться в маёвках возле входной двери…

-И в зелёных штанах, - улыбнулся Лещенко.

-Штаны не обязательны, - очень серьёзно продолжил Князь, - Но если кто-либо не выйдет в 21-30, я всех пересчитаю, а потом подойдёт, то - это самый последний человек со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Креозот - это антисептик, которым пропитывают шпалы, чтобы они не гнили в земле. Бригад N 1 Алексея Гурского пролагает железную дорогу. Не так, конечно, как прокладывают в программе “Новости” и всяческих киножурналах о БАМе, где путеукладчик прогоняет сотни метров, выкладывая заводским путём соединённые рельсы и шпалы и под музыку марша победителей. Они делают всё вручную, как до “исторического материализма”. Правда, Транссиб таким нехитрым способом построили быстрее, чем БАМ.

Последние дни бригада Гурского растаскивала сваленные в гигантскую кучу шпалы. Пять бойцов, занятых только этим приехали в лагерь с красными лицами и руками.

После ужина в медпункт ввалились Андрей Брюханов, Григорий Телешов, Сергей Митусов и Алексей Трошин. Беспокойнее всех вёл себя Телешов. Сначала я даже заподозрил, что он паясничает; уж слишком демонстративно, на первый взгляд, представлял он предо мной вариант “пляски святого Витта”. Крупный, рыхловатого телосложения парень в очках с чуть вьющимися длинными волосами, скрывающими уши непрерывно, как заводной носился по комнате, размахивал руками, тряс головой, шипел, пыхтел, стонал, издавал прерывистые пощёлкивания и похрюкивания. Но, всмотревшись в Телешова, я понял, что о розыгрыше не может быть и речи - у него действительно всё горит. Остальные вели себя несколько спокойнее, но тоже были возбуждены.

-Что делать? Сейчас все болезни - аллергические, - подумал я, дал всем по таблетке димедрола, достал из холодильника синтомициновую эмульсию и покрыл её все красные места на коже.

Хорошо до удивления - Гриша затих. Правда, когда я кончаю смазывать последнего пострадавшего, эмульсия на Телешове уже согрелась, жжение возобновилось, но слабее. Чуть успокоившись, жертвы креозота уходят.

В 21-30 все желающие строятся перед входом в колонну и под предводительством Князя строевым шагом шествуют в сторону клуба. Я продолжаю приём.

Во время подготовительного периода я выделил три группы студентов. Первая, самая многочисленная, едет, потому что сказали. Медосмотр они проходят спокойно - разрешат, значит поедут, чтобы избежать неприятностей, связанных с отказом, забракуют – останутся с радостью и без ухудшения отношений в институте. Две остальные группы немногочисленны. Одни мечтают попасть в отряд любой ценой и в случае медицинских затруднений идут на всё: воруют медицинские карточки, запоминают таблицы перед проверкой зрения офтальмологом, просят знакомых пойти к врачу вместо них и так далее и тому подобное, что иной раз даже трудно представить и вообразить. Третьим отвратительна сама мысль о возможности стать бойцом, и они тоже идут на всё, чтобы избежать этого. Обычно и романтики, и нежелающие достигают успеха.

Один из группы жаждущих - худой, сутуловатый блондин в очках с золотым зубом Валерий Зоммер, в документах записанный “русским”, поступил в институт после армии, но в ССО его не пускали по состоянию здоровья. Валерий украл врачебную карточку из студенческой поликлиники и подделал запись врача. Сейчас я лечу его от нагноения на месте срезанной им же самим мозоли.

После возвращения из клуба Князя с бойцами, я перевязывал Павлова-старшего. В это время через медпункт прошёл командир. “Что случилось?” - строго спросил он.

-Порезался, - потупил взор Павлов.

-Молодец, - странным, пугающим голосом пробурчал Князь, закрывая за собой дверь спальни.

-Чёрт подери, Оболенский увидел, - сокрушённо покачал головой Геннадий.

-Ну, и что? - закончил я перевязку.

-Это не хорошо. Я его знаю. Будет думать, что - сачок. Нехорошо, когда командир так думает.

В 22-00 начало штаба, а перед ним я должен идти, скрепя сердцем, по комнатам, проводить отбой - командир послал. Я вспоминаю, что сказал утром Некрасову чёрный, восточного типа парень - Янчишин: “Ну, и гудели вы. Хорошо штаб гуляет”. За нарушение режима я имею право дать наряд любому, но как я могу сделать это, когда я - один из нарушителей, которому наряд никто дать не посмеет, как и остальным нарушителям из “правящего класса”. Я имею право дать наряд любому, но у меня не поворачивается язык. Я чувствую себя неуклюже, неловко, изредка гнусно, как будто бы я в чём-то виноват перед ребятами. Я имею право дать наряд любому бойцу, а дать его надо бы тем, кто вне нарядов, кто неподсуден местному суду, так как сам и есть суд и потому может всё... Я не знаю, что мне делать. Я могу дать наряд любому, но я просто прохожу по комнатам, предупреждая о завтрашней проверке сансостояния. Даже это предупреждение делать мне неприятно, так как перед глазами стоит гнусный хлев и бардак в апартаментах штаба. Принять решение я не могу. Смущаясь, иду по комнатам.

Бригада N 5 недовольна далёким расположением кладовки от спальни. Им не повезло - у остальных бригад спальни рядом с кладовками, в которых хранят все вещи, кроме рабочих. Проблема в том, что комната напротив спальни пятой бригады отдана под отрядную сушилку.

Из-за опоздания диско-группы штаб начали в 22-ЗО.

Бригадир первой бригады Гурский дёргается, заводится с пол-оборота, а то и с четверти. Лично у него от переноски шпал остались только царапины, и потемнела кожа. От природы смуглый, сейчас Гурский совсем «негр».

-Что это такое, док? Что делать? - поворачивается в мою сторону Оболенский.

Я пожимаю плечами: «Наверное, какой-то контактный дерматит…»

-Не дави нас терминами, док, - выкрикнул комиссар Некрасов.

-Термины терминами, но чёрт его знает, что с ним делать? Единственное универсальное лечение - полное исключение контакта…

-Один мужик, - перебивает меня бригадир N 1 Гурский, - Предложил намазаться солидолом, тогда ничего…

-Не хотел бы я ходить с солидолом на лице, - покачал я головой.

-Ну, хотя бы руки, - продолжает бригадир, - Рабочие так всю жизнь работают и ничего…

Поднимается галдёж, во время которого каждый предлагает своё решение креозотной проблемы.

Лещенко упёр лопатки о спинку стула, вытянул ноги, прикрыл глаза. “Мужики, - говорит он, не открывая глаз, - Давайте решать это в частном порядке, время, чёрт знает сколько, пора завязывать”.

На его замечание никто не обращает внимания. Лещенко открывает глаза и улыбается, непонятно только такому отношению к его продолжению или каким-то своим мыслям. Улыбка изменяет лицо молодого человека: резко усиливаются слегка обозначаемые в покое носогубные складки, глаза превращаются в узенькие щёлочки и он напоминает какого-то мелкого, но не злого, а чем-то даже приятного хищника. Погасив улыбку, Лещенко приглаживает всегда аккуратно выполненный пробор из тёмно-русых волос, с выгоревшим на солнце, резко отличающимся цветом пучком на затылке. Помечен инженер по технике безопасности.

Как и следовало ожидать, дебаты по креозоту ни к чему не привели. Князь вынужден перейти к обсуждению положения в других бригадах.

Бригады номер один и два утопают в воде. Бригада номер три прокладывает дорогу. Князь обвинил Дроздова в неправильном использовании грейдера. Бригаде номер пять продолжают мешать работать сараи с живностью, поэтому они пропитывали креозотом доски для строительства опалубки для фонтана и, в отличие от первой бригады, им хоть бы что.

возврат к началу.