Встречи.
Главная страница

Лесосибирск-82. Записки врача стройотряда. Первая страница

-74-

Полистав конкретную липу, Ослонович заметил: “Несколько небрежно”.

-Всё будет исправлено и отпечатано, - с достоинством истинного Князя ответил Оболенский.

Ещё минут 20 покопавшись в бумажках, Марина, покуривая, посматривала через плечо своего командира, ожидая команды. Ослонович кивнул. Визитёры встали и пошли на выход.

-Может быть, поужинаете с нами? – негостеприимно-отшивающим тоном, каким обычно посылают к чёрту, предложил Князь.

-Да, нет, спасибо, мы торопимся, - сухо-ватным голосом ответил Ослонович.

-Доктор, дайте, пожалуйста, таблетки от кашля, - докурила и загасила сигарету в пепельнице Марина.

-Послушать лёгкие надо.

-Нет, нет, что вы, спасибо.

Освободившись от незваных гостей, члены штаба “оттягивались” в коморке.

-Сволочи, - выдохнул Князь, - Во время игры с МГПИ болельщики “Альтаира” орали: “Справа молот, слева серп, это – наш советский герб, хочешь жни, а хочешь куй - всё равно получишь шайбу”. А мы страдаем за этих сволочей. Ведь Александра Ивановича хотели совсем отправить. Хорошо мне удалось свести всё дело к вспыльчивости: не выдержали, мол, у парня нервы.

Задумчивый и тихий завхоз Александр Иванович и сегодня не пил - четвёртый день воздержания. Утверждает, что даже на крещении в рот не взял.

-Не заболел ли Хезус? - удивился Лещенко, опрокинул в себя полстакана водки, - Или доктор на него так плохо влияет?

После следующей рюмки тонус командира резко улучшился: “Эх, как мы все шли в ногу, под музыку. Все, подавляющее большинство пело. Не то, что другие: лажа, фланцовки. Как я рапорт отдавал - без единой заминки. Это не заметили, Боб? Что такое МАИ! И какое остальные говно. А эта фланцовка комиссарша! Хоть бы слово доброе. Дождёшься от них, местных блядей”.

Некрасов бросил многозначительный взгляд на командира: всю торжественную часть он проболтал с зональной комиссаршей и видимо солнце било ей прямо в глаза - хотя она стояла к нему спиной - а в уши, вместо достойной речи Князя, вползал цинизм Некрасова.

-Ничего не заметили, значит, фланцовки, - огорченно вздохнул Князь, но немедленно радостно продолжил, - Название института я со всеми орденами произнёс без единой запинки. Сразу видно кто есть кто.

Оболенский ещё долго смаковал бы все подробности своего великого выступления и чеканного шага отряда, но в этот момент, вызвав бурный переполох среди членов штаба, в коморку влетела летучая мышь. “Бей её! Бей её! - заорали испуганные Хез и комиссар.

-Не троньте её, она - живая и с ультразвуком, - защищал я несчастное животное, - Не рыпайтесь! Она улетит.

Уход летучей мыши натолкнул Князя на новые мысли: “Кстати, Володя, - обратился он к Лещенко, - 3 августа у нас прошёл день останова. Ты оформи, пожалуйста, все документы.

-А почему комиссар не выяснил о дне останова – зря мы, что ли посылаем его на заседания краевого штаба? – закусил солёным огурцом Лещенко.

-Как будто бы там говорили об этом, - защищался Некрасов.

-Должны были. Но мы-то знаем, какие они сволочи. Своему «Альтаиру», можно не сомневаться, сказали, - покачивал головой Князь, - Но в 80 году мы тоже все дни останова оформляли задним числом. Эта сука - командир “Альтаира” рвётся на 1 место. Надо будет подстроить ему козью морду - самим его взять”.

-“Альтаир” уже успел сделать 25 концертов агитбригады, - налил себе по новой Некрасов.

-Обалдели совсем - это чуть не один концерт в полтора дня, - прокомментировал Хез.

-Ничего, достанем бланки и наштампуем лекции и концерты сколько захотим, - заметил комиссар.

-Так всегда делают. Вот в 80 Александр Иванович прочитал лекций 20 по всем вопросам, - подтвердил Оболенский.

Хез засмеялся: “Может и больше”.

Приятно сидеть в коморке и слушать, покачиваясь на стуле, но пришлось идти лечить гиганта Петропавловского.

Во время перевязки его вскрывшегося гидраденита, он вдруг попросил: “Дай мне что-нибудь успокаивающее. Не могу заснуть, мысли всякие. Лежу, лежу, а сна нет. Если что-нибудь сделаю неправильно, всё время потом думаю, переживаю. Вот в воскресенье перепили, сейчас неприятно”.

После таблетки седуксена, минут через 30 огромный Дима спал мёртвым сном.

-Что им снится? Что будет сниться? - подумал я, выходя из комнаты второй бригады.

Очень, очень многим, если не всем, я не говорю уже о зануде Кузнецове, в отряде надоело. Конечно, что за жизнь. Утром их выпускают из клеток. После довольно скверного завтрака вывозят вкалывать. Небольшой перерыв на обед, как обычно оставляющий желать много лучшего. Опять вкалывать. Затемно возвращают в клетку, предварительно покормив всё так же неважнецки.

Половина второй бригады вместе с Кикаевым задержались до поздней ночи на птицефабрике. Вернулись около 2 часов ночи, неясно даже как.

10 августа. Вторник.

Утро опять радовало: тепло, ни единого холодного порыва и лишь сумрачность и обилие туч безмолвно грозили возможной переменой. Она и наступила часам к 12: чёрные тучи закрылись плотным, белым туманом, подул ветер, надувший к вечеру настоящую прохладу. Но воздух напоён бодрящей свежестью и сладковатой гарью – как будто бы зажглись осенние печальные костры из пожелтевших листьев.

После ознакомления собравшихся бойцов с их временной координатой, Князь продолжил: “Конечно же, исходя из сложившегося положения, чтобы всё освоить мы должны работать все оставшиеся воскресенья, но в ближайшее мы решили устроить последний день отдыха, который проведём с нашими друзьями-земляками МГПИ, тем более, что это воскресенье праздничное - день авиации и день Нептуна. Намечен выезд”.

Затем вещал Лещенко: «3-го августа был проведён день останова. Я говорю об этом сейчас просто, потому что сам узнал лишь вчера…»

Я вспомнил: “Некрасова обвиняли, что он не узнал на зональном штабе”.

-… поэтому если вас спросят, то вы должны сказать, что в этот день не работали, а ремонтировали инструмент и всё оборудование. По объектам прошла комиссия во главе с начальниками участков, сделала замечания, вы их исправили. Комиссия прошла ещё раз и проверила все исправления. Вечером прошло собрание, на котором всё обсуждалось, - молодой коммунист, комсомольский вожак и инженер по ТБ обвёл строй, - Вопросы есть? Вопросов нет.

Раньше я спешил в отделение, чтобы отдохнуть от отряда. Сейчас мне не терпится увидеть Лену.

С первого взгляда Лена показалась мне неинтересной. Вчера - симпатичной. Сегодня, я как 16-летний мальчишка, как первый раз в жизни, влюбился. Мне нравится в ней всё: тёмная, матовая кожа, чёрные, с лёгким каштановым оттенком длинные волосы до углов лопаток, когда распустит, карие глаза с паволокой, даже нос туфелькой, широкий у основания, и большой рот, вырисованный полноватыми губами, негромкий голос, тихий смех и какая-то замедленность в движениях. «Я - тугодум,» - говаривает Лена о себе. Ещё до обеда я сравнивал её с пышной блондинкой Мариной, а после - Лена вытеснила всех. С отрочества, несмотря на прожитые годы, во мне ничего не меняется, кроме количества волос на голове.

Она опять согласилась на прогулку после работы.

- Я - старшая и самая любимая папина дочка. Я его тоже очень люблю. Наверное, потому что мы на редкость похожи друг на друга …

-Проверенная примета: похожая на отца дочь всегда счастлива…

Лена улыбнулась: «Моему отцу 52 года. Он – выдающийся организатор производства. Лет 8 был директором ЛДК-1, лет 12 - ЛДК-2. ЛДК – это лесосибирский домостроительный комбинат. Его фотография не убиралась с доски почёта. За это его и перевели в Красноярск директором НИИ. Хотя человек он разносторонний, разбирается во многих вещах, даже в генетике, но привычка к конкретной деятельности сделала для него невозможным пребывать на посту директора НИИ. Ему было очень трудно. В делах НИИ он не смог как следует разобраться. Разумеется, что этим в НИИ воспользовались и стали водить его за нос. Это ведь НИИ: нельзя требовать конкретной отдачи в штуках, тоннах, кубометрах. Он вынужден был пойти в Крайком и его перевели директором экспортного комбината. В Лесосибирске у нас был свой дом, участок и собственная сауна, а в Красноярске мы были вынуждены жить в коммунальной квартире. Всё это вместе и вызвало у папы обострение радикулита. Чем его только не лечили, но становилось всё хуже. Обратился к бабке лечившей пчёлами. На 32 пчёлах он почувствовал себя не очень хорошо. Сказал об этом бабке. На следующий сеанс она видимо забыла и поставила 48. Это вызвало отёк и боли в коленных суставах и суставах кистей. Папу положили в больницу спецсостава – наше местное 4 управление. Вызвали светило-профессора с кафедры нервных болезней. Ничего вразумительного он не сказал. Профессор с кафедры нейрохирургии заявил, что такую болезнь надо лечить методом перебора. Назначил иглоукалывание. Эффект нулевой. Следующим сделали вытяжение. После него даже ходить не смог. Теперь лечат мумиём».

-Наверное, вам надо взять его лечение свои руки. Почему бы ни попробовать ванны по Залманову.

-Я не знаю что это такое. Вы расскажите мне. Папа сейчас, действительно, в тяжёлом состоянии. Хуже всего, что он перестал верить в выздоровление. Да тут ещё новое место работы. План не выполняется. Ходить не может. И я - любимая дочь - уезжаю в Лесосибирск. Я решила взять отпуск за свой счёт и поеду выяснять положение в Красноярск.

-Вы старшая, а где младшая или младший?

-В Лесосибирске живёт моя младшая сестра с мужем - врачом-педиатром и дочкой двух лет…

-Почему же ей пришлось оставить пробитую именно для неё интернатуру по нервным болезням в Красноярске и ехать в Лесосибирск? - подумал я, когда мы приблизились к перекрёстку, - Сегодня, как вчера? – вызвал я у себя улыбку.

-Вы уже выучили, - улыбнулась она в ответ.

Её улыбка осветила меня, излучив необыкновенный заряд энергии. Если вчера, оставшись один, я почувствовал печаль и тоску, то сегодня испытал прилив сил и подъём.

Оказалось, что в аптеке требуется доверенность от принимающей организации и, почему-то, последний срок завтра Я должен подать список на 46 рублей, которые мне следует потратить на лекарства и прочую аптечную ерунду. Хоть и не нужно мне ничего, но деньги эти всё равно девать некуда, жалко, если просто так пропадут.

Потом я зашёл за очками Петрова, которые заказал несколько дней назад и пошёл на пляж. Только десяток малышей лет 8-12 ловят рыбу: туман и прохлада разогнали любителей позагорать. Решил всё-таки открыть сезон - когда-то ещё придётся искупаться в Енисее.

-Вот сволочи, вандалы, - думал я, - Гадят просто так, из желания сделать гадость.

Две раздевалки из двух засраны в прямом смысле этого слова. В одной так извращались, что наделали на стенку и зловонный кал задержался кучкой на выступающей доске. Всё, разумеется, залито мочой. Разбитые вдребезги бутылки. В одной из раздевалок выбиты образующие стены доски - теперь уж не до переодеваний - и внутрь брошено бревно, которым, скорее всего это и делали. Я всё-таки переоделся и осторожно ступая - стёкла, стёкла, стёкла - удивительно как всё-таки не порезался, дошёл до воды.

Лихо развернувшись, к берегу подкатила моторная лодка с пятью пьяными мужиками, перекрывающими грязным матом рёв мотора. Трое спрыгнули на берег. “Вы только, бляди, на хуй, ёбаный в рот, не разбейте”, - напутствовали их оставшиеся - чёрный лохматый и лысый. Трое, уже совсем хорошие и красномордые, наперекор всему и, прежде всего, земному притяжению, двинули в направлении вино-водочного отдела: почти на четвереньках вскарабкались по склону наверх и исчезли среди деревьев. Оставшиеся достали бутылку водки из-под перевёрнутого ведра и распили спрятанное от дружков. “Не наебёшь - не проживёшь”, - сладко хрюкнул чёрный, облизываясь, допив последние капли обжигающей жидкости. Лысый присвистнул и со смаком размозжил бутылку о камень. “Хорошо, бля, пошла”, - выдохнули они, плюхаясь на сидения.

По заведённому обычаю после завтрака Некрасов спит часов до одиннадцати, а если хорошо идёт, то и до полдвенадцатого. Затем весь день другое самочувствие. Когда я вернулся в лагерь, он что-то делал в коморке с крайне сосредоточенным видом.

-Наверное, недописанные бумажки, протоколы несостоявшихся комсомольских собраний дописывает, - подумал я, но ошибся, услышав: “Ну, докер, проверим твою ерундицию. Ответь-ка мне: «Выдающийся итальянский композитор конца Х1Х - начала ХХ веков”.

-Гарибальди-Таврический.

-Нет, докер, ты не прав. Два тебе с минусом. Кстати, в отличие от тебя, я сегодня ужасающе много сделал: прибрал комиссарскую, раз. Повесил плакат, где на красном кумаче белыми буквами сам же и написал: “Слава Ленинскому комсомолу”, два…

-Моим пластырем прилепил и прилепил, - вернул я.

-Верно. Три, развесил фотографии и главную из них: за спиной моего стула изображён я копающий. Это – мой вклад. Четыре, написал понедельный план “выполненных” мероприятий за прошлое и даже план на будущее. Протоколы комсомольских собраний, прочая отчётность. Пять, спросил у Князя и Лещенко: “Когда вы соизволите провести партсобрание?” Знаешь, что мне ответил Оболенский? «Я уже сказал Шевченко, что написать в протоколе». А ты, параша, чем занят?

-Опять это говно вякает, - почувствовал я нарастающее раздражение. Сегодня он мне совсем не по нутру: уже пару раз в обед он обращался ко мне со слишком большим количеством мата. Первый раз я воспринял это как юмор. Второй - просто не успел ответить, так как спешил вернуться в больницу. Сейчас я только собрался отбрить разошедшегося идеологического работника, как меня срочно вызвали в шестую бригаду.

Бригадир Борзенков и один из его бойцов досрочно оставили объект из-за болей в животе.

-Такая боль появилась у меня после армии. Здесь была недели полторы назад и сама прошла, - возлежал, вальяжно раскинув члены бугор.

Боль странная: язык чистый, живот мягкий, безболезненный. Я дал Борзенкову и бойцу его бригады, который жаловался на такие же, как и у его начальника боли, тоже без обложенного языка, без напряжения живота и поноса, по таблетке Ношпы (снимает спазмы гладких мышц).

Часа через три Борзенков уже мыл голову, а боец весело болтал с Вишневской.

возврат к началу.