Встречи.
Главная страница

Лесосибирск-82. Записки врача стройотряда. Первая страница

-51-

Кафе назначено на 22-00 в актовом зале. В четверть одиннадцатого кроме Молдавского - худого, чернявого парня из пятой бригады и меня в зале никого не было. Молдавский в полутьме читал газету. Я включил свет. По одному, по два потянулись бойцы. Рядом со мной сел Хез. Минут через 5 он предложил пойти поиграть в бильярд - всё равно туфта будет.

-Не, посмотрим.

Вместо того, чтобы уйти Хез начал вспоминать: “Самые весёлые кафе были в 80, Олимпийском году...” Очень хмурый комиссар подошёл к нам: “Отличные были кафе. Жили в Дивногорске, в общаге. Князь - командир, отряд в 50 человек. Кафе - одно веселее другого. Какие газеты выпускали: “Аэрофлотец”, “Пилястр”.

-Почему? - спросил я.

-Трудно сказать, кремни были, соревновались как-то иначе, - пожимал плечами Хез

-Пусть мне будет хуже, пусть мне ставят КТУ 0,5, но я срежу пятой бригаде по полдня, - прорычал Некрасов.

-Почему? - хмыкнул Хез.

-Вчера зашёл в 6 часов вечера - сидят. “Что делаем, мужики?” - спрашиваю. “Готовимся к кафе”.

-Где это видано, чтобы к кафе готовились в рабочее время? - возмутился Хез.

-Да, но чёрт с ними, пусть готовятся. Для первого раза можно было бы простить, но сегодня они отказываются, не готовы суки вонючие. Сниму по полдня.

-Ты лучше скажи, - когда начнут? - взглянул Хез на часы, - Опоздавшим - 20 очков, а пришедшим вовремя + 5.

-Не уверен, пошутил ли завхоз, - подумал я.

-Что, действительно, в 80 вы получили очень мало, чуть не по 400 рублей? - спросил я у Хеза, когда комиссар отошёл.

-Кто это тебе сказал? Я был бригадиром и получил чистыми 950 рублей…

-Значит, комиссар Олег Борисович Некрасов врал мне из чистой любви к искусству лжи. Ну, какая польза ему от этой брехни? - подумал я и решил ещё поспрашивать Хеза.

Но выяснить подробности мне не дал вернувшийся Некрасов.

В конце концов, действо началось. Неожиданно первая и третья бригады решили выступить в связке.

-Где это видано? - пробурчал комиссар, помолчал и продолжил, - Эх, были кафе! Отдельные номера шли прямо в фонд агитбригады. А это что?

Вчера Трошин обвинял Некрасова в желании организовать кафе ради галочки. Сегодняшние выступления ни о чём другом не говорили. Хез оказался прав - много он не выдержал, забурчал: “Хватанули по стакану и выябываются. Не пойдёшь играть в бильярд?”

-Домучаюсь.

-Зря. Оттягивает и очень способствует, - бросил он, уходя.

Первая и третья бригады, может быть, действительно, после “стакана” (пятая пила вчера) отбывали повинность участия в заработке очков для соцсоревнования. Мелькал набор маразматических по задумке и безобразных по исполнению сценок. Тихий, незаметный Пётр Петрухин из третьей бригады вдруг лихо-развязно играл роль разбитного конферансье. Мужской хор из смеси бригад под аккордеон толстого гиганта Митусова идиотскими голосами спел: “Парня молодого полюбила я”, “Дрозды”, “Зачем вы, девушки, красивых любите?” Как бы дирижировал дикий, в тренировочном костюме, с прикладными усами, красной ленточкой на шее, виляющим задом - Гриша Телешов, которого вскоре сменил такой же нелепый Трошин.

-Любимец публики, Маленький, - фальшиво завизжал Петрухин. Перелыгин-Маленький дурным голосом зачем-то прочёл Маяковского “Послушайте”. Лезгинка. Завёрнутый в простыню Трошин в роли мадам и дикий джигит Гриша Телешов со складным ножом в зубах. Под занавес джигит рухнул на колени.

Шестая бригада. Ведущий Макс Козленко. Он выглядит намного старше своих 18 лет. Абсолютно раскован, часто, по-моему, просто развязен. Выступление его бригады - менее плохо, хоть какой-то намёк на отношение к переживаемой нами действительности. Восхищаясь собой, кривляясь, давая петуха и ни на каплю этим не смущаясь, Макс представил белым скверным стихом, на всех рифм не нашёл, и просто прозой отнюдь не самой удачной, бригаду номер шесть. Потом пели песню, посвящённую плохому питанию. После чего Макс начал прилюдно настраивать свою гитару, приговаривая: “Какой ужас! Разве это гитара?” Взял гитару Александрова: “Ребята, ну, есть у кого-нибудь приличная гитара?” Вновь схватил свой инструмент: “Ну и ну”. Опять - гитару Александрова. В конце концов, аккомпанировал себе на своей гитаре.

У Козленко неплохой голос, поёт он очень прилично, но больше всех получает удовольствие от этого пения, голоса, от Макса Козленко лично он сам - Макс Козленко. Огромнейшее удовольствие доставляет себе же Макс Козленко, ни с чем несравнимое. Его номер был сольным и, взаправду, лучшим во всём концерте - он исполнил очень неплохую песенку из репертуара КСП.

Юмористическая сценка из жизни кино. Опять Макс, толстушка Сосунова - сквернейшая актриса, высокий, в чёрной кожанке Тихонов. Козленко в роли сына. Входит, говорит: “Мама, я умираю” и падает на стоящую рядом связку стульев. Надо отдать должное - падал он великолепно - лучшее место во всей сценке. Дело происходит в Италии. Режиссёр-Тихонов говорит: “Веселее - это же комедия”. Козленко опять падает. “Больше секса”, - требует режиссёр. Затем “сентиментальнее”. Макс брякается на стулья шумно и красиво под жалкие и неестественные реплики “матери”-Сосуновой.

Покачиваясь и блестя глазами, в зал ввалились поддатые бугры Кикаев и Борзенков. Алексей Борзенков немедленно примкнул к своей бригаде, а Кикаев громко и публично выразил удивление неучастием в действе своих подчинённых.

На сцене Макс всё падал. Сколько можно? Наконец-то Тихонов говорит: “Всё отлично, но где же оператор?”

Слава Богу, концерт завершён. Все встают, а Кикаев продолжает удивляться: “Где моя бригада?”

Небольшой скандал, У бойца Малярова сегодня день рождения. Некрасов, погружённый в комиссарские дела, забыл его поздравить на линейке. После кафе Света Злобина раза три говорит ему об этом. Затем специально идёт на штаб. Раздражённый комиссар орёт: “Я знаю, что неправ, но зачем мне говорить об этом 10 000 раз?”

Бригада номер три идёт на костёр под те же несколько берёзок - свидетелей последнего вечера досрочно покинувшего отряд бригадира Гурского. Его фото с огромным букетом цветов висит в комнате третьей бригады, а кровать с каской всё ещё стоит в первой бригаде, которой он руководил.

Дзюба разрешает гулять до 24-25. В 24-30 все должны лежать в кроватях. Затем он говорит бойцам второй бригады и мне написать заявление о приёме на работу в ОРС. Вроде бы в Колесниково всё делают для ОРСа, поэтому платить будут из средств Отдела Рабочего Снабжения (ОРСа). Я пишу заявление и думаю, здесь что-то не так. Затем вспоминаю страую шутка, как же расшифровать ОРС: «Обеспечь раньше себя. Обеспечь родственников своих. Обеспечь руководящий состав. Остальное рабочим и служащим».

Собрав заявления, Дзюба и Некрасов идут к костру исправлять вину штаба перед бойцом Маляровым.

Далеко разносится по тихому городку:
“А колокольчики-бубенчики ду-ду,
А на работу я и завтра не пойду…”

Лещенко, как и обычно, ушёл гулять с Шевченко. Дзюба и Некрасов всё ещё поздравляют Малярова. Хез и я лежим и болтаем. Я вспоминаю мединститут, случаи.

-Много врачей в Советском Союзе? - спрашивает Хез.

-Да, каждый третий врач советский, - отвечаю я, вспоминая толи шутку, толи какой-то плакат.

В комнату входит Дзюба и злым голосом продолжает: “А остальные евреи-стоматологи”.

-При чем здесь евреи? - как всегда в подобных положениях ошарашен я, - Что ты имеешь против евреев? Я - еврей.

Дзюба чуть смущён: “Да, ничего. Ты - еврей? Не похож совсем и фамилия русская.

-Очень даже похож, вылитый еврей и фамилия - самая еврейская.

-Ну, я не знаю, а как ты думаешь, Александр Иванович? - обращается мастер к Безбородову.

-Трудно сказать. Когда посмотришь, может быть, - крутит головой Хез.

-У меня соседи евреи-стоматологи, очень плохие люди, - объясняет Дзюба.

-Ну, и что? Других плохих разве не бывает?

-Бывает, - охотно соглашается Дзюба и выключает свет.

В 2 часа ночи приходит комиссар и ест в коморке.

возврат к началу.