Встречи.
Главная страница

Лесосибирск-82. Записки врача стройотряда. Первая страница

-49-

28 июля. Среда.

-И новый день грянет, чтоб опровергнуть старые надежды… И наступает новый день, чтоб обманулись старые мечты, - крутилось в голове неизвестно откуда взявшееся по дороге в туалет.

Дзюба, Кикаев, Борзенков и Дроздов на линейку опоздали. Начал Некрасов: “Равнясь, смирно! Для тех, кто забыл - сегодня 28 июля 1982 года. Среда. Кафе будет в любом случае. Будет обязательно”. В этот момент - на часах 6-32 - подбегают Козленко и Тихонов из шестой бригады. “По наряду”, - небрежно бросает Некрасов.

В 6-43 не спеша шествуют и.о. командира Дзюба, бригадиры Кикаев, Борзенков и Дроздов. И.о. командира думает, что собравшиеся ждут его, бодренько командует: “Равняйсь!” Отряд отвечает смехом. Выкрики: “Уже было”. Дзюба делает вид, что ничего не случилось: “Как я уже объявлял, сегодня кухня закроется в 7-20. Кто опоздал - тот не успел. Будете ждать до обеда. Доктор, посмотрите, пожалуйста, небритых”.

Скрепя сердцем, с идиотской рожей, что-то бурча под нос, в сопровождении ехидного хихиканья отряда я делаю несколько робких шажков к строю. Всё в порядке - Брюханова нет.

До линейки бойцы не успевают облегчиться. Из-за нехватки времени, лишь единицы удовлетворяют свои физиологические потребности. Естественно, что особенно на линейке, собравшееся за ночь, обращает каждую минуту сборища в мучительную. Натерпевшись, отпущенная рать, мигом срывается и дружно мчит забивать 4 мужских места, обязанные обслужить почти 70 человек. Универсальное правило - кто опоздал, тот не успел. В туалет выстраивается очередь, судорожно пританцовывающих молодых людей.

Я меланхолично посмотрел на очередь, оглянулся назад. В окнах второго этажа СУКЭПСа желтели цветочные горшки, как прильнувшие лица любопытных. По присыпанному крошками облаков небу скользило вверх тёплое солнце. День грозил жарой.

У Некрасова махровый бронхит. В груди всё хрипит, шипит, свистит, булькает. Слышно за 100 метров.

-Эх, докер, брошу-ка я пить и курить, а то ведь будет осторожно, Юрик, моему молодому растущему организму. Всё надоело. Я охуеваю, дорогая редакция. Наши кремни развели парашу. Секретарь горкома сказал, что дискотека в Бурмакинском Створе понравилась, а поведение после неё - нет. Кикаев, Хез, Борзенков нажрались - да ты сам видел. Их попросили попеть комсомольские песни, а они как заорут:

“Пусть рвётся тол, пусть динамит, пусть аммонал -
Я это всё по телевизору видал…
А колокольчики-бубенчики ду-ду,
А я и завтра на работу не пойду.
Пускай работает железная пила,
Не для работы меня мама родила”, -
увлёкшись, пропел комиссар, - Вот, такие дела. Кремни. Потом заорали “Поворот” и прочую “Машину времени”. Остановить их было невозможно. Пока не иссяк весь репертуар.

После горчичников Некрасов примкнул к остальным членам штаба, мирно почивающим на своих рабочих местах в спальне. Правда, при этом был разбужен мастер Дзюба. Он встал и пошёл на планёрку принимающей конторы.

Вишневскую, Злобину и Брехову придали для укрепления бригады управления, посланной на капусту. К 10 женщинам приписал себя мудрый геодезист Зайцев, как только узнал, что поле недалеко от дачного посёлка, где живут его жена и сын. Потому красивая записка висит на закрытой двери отдела кадров: “Уехала на капусту. Начальник о.к. Уварова”.

Вчера уже был выезд 10 женщин, Зайцева и отрядных девушек. Геодезист заночевал на даче - чего мотаться: за одни день не сделали.

У комиссара бессонница. Обычно он встаёт не раньше 11, а сегодня не мог спать уже в 9 часов утра. Поэтому у него такое скверное настроение. Чтобы отвести душу, он заговорил о пятой бригаде Зайцева: “Тюфак он, Зайцев, параша. Не может договориться с бульдозеристом, козёл. Купи бутылки, распей с ними. Эти деньги окупятся сторицей. А он мне отвечает: “Я не думал”. Звеньевым ему рано быть, тьфу ты, напасть. Вчера ещё мне районная комиссарша заявляет: “Завхоз у вас нехороший человек”. Я ей в ответ: “Он и должен быть таким. Он даст простыню, а потом будет в ней пересчитывать нитки”.

Я быстро освободился в отделении и повёз с Иван Афиногенычем обед в первую и третью бригады. Шофёр слегка косноязычен, что не мешает ему очень любить поболтать: “Сам-то я бывший житель Воронежской области, но в начале 60-х годов был заброшен судьбой за тысячи километров от места рождения на берега холодного Енисея. Если ничего не произойдёт, то мой жизненный путь я здесь и завершу… Двухэтажные, деревянные дома - это, в основном, общежития для завербованных. Зовут Бичград. Они приезжают, немного поработают. Работа тяжёлая, северных ещё нет, получают мало. Всё бросают, идут халтурить. День работают, три пьют. Устраиваются на временные работы в ОРС, на разгрузку и так далее. Самые отпетые и отпитые идут собирать бутылки. Те, кто дорабатывают до северных, получают около 300 рублей”.

Бригада “Прожжённые”. Хотя солнце припекает, но сегодня пострадавших нет - шпалы никто не трогал. Им привезли ещё одну стрелку. Тяжело, но зато без креозота.

Вагончик бытовки рядом с остатками леса. Внутри грязный бардак. Единственная бригадная женщина - она и санинструктор Лукаш - уже две недели не бывает с бригадой приписки, не известно, будет ли когда. В аптечке - окрошка.

-Надо выбрать нового санинструктора, - говорю я бригадиру Лобанову.

Он чуть задумывается и тут же назначает здоровяка-толстяка Митусова.

Последняя идея начальника конторы Никитина - для повышения производительности труда вывесить в бытовках газеты и молнии. Бригада перенесла из лагеря на стены своего скверненького сарайчика несколько своих боевых листков и фотомонтаж “Эх, дороги”.

Я думаю о лицемерии. Бойцам ставлю оценки за сансостояние комнат, ругаю их, а “офицерская” - вонючий хлев. Я не вспоминаю о времени до отселения бугров - Кикаев как-то не убирал почти целую неделю. В понедельник Князь не соизволил навести порядок - уезжал в Красноярск. Во вторник Некрасов не смог. Найдёт ли сил на сегодня?

Бытовка третьей бригады “Эх, ма” - закрыта. Дорога, с которой я срывал опалубку, покрыта опилками. Ребята заливают бетоном грязевой отстойник возле одного из цехов. Там разорвало опалубку. Её ремонтируют два плотника. Бойцы курят.

Грузовая машина с худеньким, чёрненьким лет 23 шофёром Сашкой – личный водитель Хеза - задержана для смены сальника. Новый достать нельзя, так как склад гаража опечатан пожарниками. Ничего ни дать, ни взять. Вторая и шестая бригады кукуют без обеда. Хоть с опозданием, но как только мы вернулись в лагерь, Хез погрузил бетоны с обедом и тут же уехал.

Дзюба изволит вкушать сон в офицерской: компенсирует растрату энергии на утренние труды. Некрасов и Трошин вернулись из детского сада. Трошин болеет, я оставил его в изоляторе, но он решил отработать наряд, который получил от Князя за курение в кладовке.

-Докер, для соцсоревнования давай мне сумму оценок за сансостояние бригад за неделю, умноженную на два для увеличения веса, - в который уж раз напомнил мне комиссар.

-Ладно, - в который раз ответил я ему.

-Пошли, докер, на почту.

Сибирь, но летнее солнце жжёт. Дорога пылит. Мы идём по тропинке мимо проходящих над землёй труб. Из роддома счастливый отец забирает свою жену и боязливо, неуклюже бережно, недоверчиво берёт в руки существо, к которому он имеет самое прямое отношение, но верит в это пока не до конца.

Некрасов трещит, ничего не замечая: “Все пять лет в ССО для меня самое трудное - это неделя до дня строителя. Хотя делов хуева туча, но я на всё положил хуй. Ничего не делаю, плевать на всё. Домой хочу. После дня строительства всё проходит. Два дня опохмелка потом день авиации, а потом последняя неделя, когда каждый день пишем букву от слова “пиздец”. В последний день ставят “!”. Кроме того, последние дни всегда запарка. Все вкалывают и кладут хуй на все комиссарские дела…

-Какие у тебя дела? - может быть, обидел я работника идеологического фронта.

-Кроме трёх заметок, которые я должен отнести в четверг зональной комиссарше я ещё не составил план комиссарских мероприятий на основной период. Надо писать протоколы комсомольских собраний, которых не было. Организовать лекции. Мы должны прочитать минимум 18, а ещё нет и одной.

-На какие темы?

-Все: об экономической политике партии, по искусству. Кстати, хочешь - читай и ты или принеси мне путёвки с печатями.

-Ладно, постараюсь. Местные доктора просили тоже самое. Они тоже мучаемые.

-Ну, вот, а ты у них попроси. Натуральный обмен. Надо организовывать концерты. Тут ещё этот мудак начальник СУКЭПСа Никитин каждый день требует: “Где плакаты, призывающие повышать производительность труда?” Совсем идиот. Лучше дай нам технику. Планируй, как следует и давай технику, а не плакаты. Плакатом не очень-то поработаешь. Мехучасток имеет всего два крана. Они очень нужны Борзенкову и Кикаеву. У этих урюков даже нивелиров не хватает. Технику давай, тогда будет производительность труда, а не плакаты. Я ему так и сказал: “Какой может быть моральный дух, если ребята сделали сарай, а потом его сами и сломали?” И этот мудак Никитин отвечает: “Э, ты этот дух не трогай. Они должны делать всё, что им скажут и с энтузиазмом”. Каких только урюков не рожает могучая сибирская земля. Дзюба выяснил, что в конторе всего 300 человек вместе с нами. План освоения на лето у них 200 тысяч, то есть то, что должны мы сделать. Свои посылают Никитина вдаль, вот он и хочет на нас отыграться. Но самые мудозвоны - это пятая бригада и особенно этот лопух-неудачник их бригадир Зайцев. Прихожу вчера в 6 часов вечера. Вся бригада уже сидит, только Павлов что-то делает. Зайцев в прорабской сидит, смотрит, как бульдозерист поддаёт и говорит какую-то муть. Я дал ему трояк - пусть выпьет с бульдозеристом. “Я не думал, я не думал”, - опять несёт мне парашу этот урюк. “Раз бригадир так думай. Для того тебе голова дана, на которую возложены бригадирские обязанности”. Еле-еле я вчера удержался, чтобы не нажраться с этим бульдозеристом. Это ведь просто делают - пару слов и за стакан. Еле удержался.

возврат к началу.