Встречи.
Главная страница

Лесосибирск-82. Записки врача стройотряда. Первая страница

-46-

В ординаторскую заскочила женщина на границе четвёртого и пятого десятилетий жизни, полноватая, тёмная, с сочными крашеными губами, большими карими глазами на выкате - заведующая 1-го терапевтического сердечного отделения. Она заведена, взволнована, возбуждена: “В отделении нет сестёр. Сейчас главврача замещает Нина Ивановна Орешкина. Я ей прямо так и сказала: “Такого безобразия и развала никогда ещё не было в больнице. Это Пругов довёл. Пусть передают. Я могу хоть сейчас положить заявление на стол. Через месяц прощайте. На 75 человек дежурит одна сестра. Мыслимое ли это дело?"

После ухода разрядившейся завотделением, Лидия Васильевна кивнула в сторону своей коллеги: “Не надо принимать все, что она говорит очень всерьёз. Это она больше на публику работает. Уже много лет собирается положить заявление. С сёстрами, действительно, стало хуже. После открытия этой объединённой больницы первый этаж бывшей больницы в Маклаково отдали “скорой помощи”. На втором этаже самовольно поселились медсёстры. Там иногда происходили весёлые дела. Никто никого не контролировал. Жили без прописки. Одним из первых мероприятий новой метлы Пругова было закрытие этого самовольного не оприходованного общежития. Сейчас сёстрам негде жить и они уезжают…”

Раздался телефонный звонок. Людмиле Васильевне позвонили из администрации и попросили принять интерна и разрешить ему переночевать в ординаторской - интернам тоже негде жить. Через несколько минут подошёл интерн - мужчина лет 35 с тонким носом и голубыми глазами. “Я из Норильска, - представился он, - Хотел распределиться туда в интернатуру, тем более, что в Норильске - великолепная база. Лесосибирск, уж простите великодушно, - он взглянул на заведующую, - С ним не сравнить. Но в Норильск ни одного места не дали…”

-Это понятно, - пожала плечами Людмила Васильевна, - Всё очень просто. Норильск трудно контролировать из Красноярска. Добраться туда можно только на самолёте, а сотрудники кафедры летать не любят, боятся просто. Полгода назад упал самолёт, недавно были аварии. Ветры в Норильске сильные…

В этот момент заглянула санитарка: “Слышь, Васильевна, в соседнем ларьке-то продают кур. Из горкома выбросили”.

-Спасибо, Никитична, - встрепенулась заведующая и немедленно убежала, несмотря на моё замечание, что очередь на несколько часов. Но вернулась Людмила Васильевна очень быстро - у неё и там блат.

ССО - уникальное явление с особыми человеческими отношениями, но всё-таки в них как в капле океана можно увидеть достаточно много, кое-что в гротескном виде. Всюду и везде одна и та же связка: народ и власть. Хороши обои, примерно так, заметил ещё Козьма Прутков. Найти бы с кого бы делать жизнь. Личность. Смешно. Вопрос лишь в том, кто хуже? Толпа. Правитель…

Так думал я, подходя в начале 9-го вечера к двери кухни - по расписанию ужин в 20-00. Дверь закрыта. Я постучал. “Кто там?” - спросила Шевченко. “Чужие. Открой”. Тишина. Стучал, стучал, стучал. В ответ на кухне взревел вентилятор как самолёт на взлёте.

Хез во дворе мыл ноги в уличном умывальнике. Я взял у него ключ, но открыть не смог - замок блокирован изнутри. “Это не дело”, - на глазах завёлся подошедший завхоз и начал стучать в окно.

Дверь открыла Веретенникова. Я даже не разозлился. В конце концов, плевать. Я не смог поставить себя на кухне, как и вообще в отряде. Изменить уже ничего не смогу ни на кухне, ни в отряде. Хотел жёстко рявкнуть: “Я должен снимать пробы. То, что я не делаю - это нарушение, - но вяло промямлил, - Чего вы двери-то закрываете? - про себя добавил, - Чтобы жрать украденное у бойцов”.

-У нас не всё готово. Все ходят, отвлекают, - раздражение распирало Веретенникову, и голос звучал, как удары хлыста.

-Почему не готово? - равнодушно, для проформы, абы считалось спросил я, про себя добавив, - Вот суки. Фланцовки, как говорит Князь. А что это, кстати, такое?

-Поздно привезли молоко.

-Такая вроде бы женственная и нежная, а сколько злости, к тому же врёт, - подумал я и произнёс, - Привезли его в 6 часов вечера. Неужели молоко должно кипеть два часа, хотя бы и 40 литров?

В ответ - молчание.

В подтверждение моих мыслей на столе стояла недопитая кружка молока, и рядом с ней лежал бутерброд с огромным куском масла.

-Бойцы спросят: “Где масло?” - раздражаясь, всё больше и больше переходя на повышенные тона, прорвался на кухню Хез. В двери напал на Сосунову: «Где некипячёное молоко? Я лично оставил 8 бутылок для штаба, а в этой отдельной кастрюле сейчас на донышке, как кот наплакал. Кто выпил?»

-Штаб. Князь, Некрасов и другие, - надула толстенные губы и щёки шеф-повар Сосунова.

-Я знаю, я их знаю, много они выпили. Это не водка. Вы ещё кому-то давали, хотя я предупреждал, - совсем разозлился Хез и ушёл, в огромных сердцах хлопнув дверью.

В 9 часов вечера ужин ещё не готов. Я пил тыквенный сок в коморке. Дзюба составил мне компанию. Мастер отхлёбывал из кружки маленькими глоточками и рассказывал: “Пока только третья бригада закрыла наряды. На каждого члена бригады уже получилось по 700 рублей, да плюс коэффициент, у нас 2,5 - 1,2 - северные + 1,3 - аккорд. Зато первой бригаде не завезли рельсы”.

Тут о прибытии автобуса со второй бригадой сообщил рёв ставшей популярной за последние дни песни:

«А колокольчики-бубенчики ду-ду,
А на работу я сегодня не пойду.
Пускай работает железная пила,
Не для работы меня мама родила.
Пускай работает железный паровоз,
Какого хрена он сюда меня привёз…
Студента не заставите быть прачкой,
Студента не заставишь спину гнуть.
Об тачку, да руки пачкать,
Мы это дело перекурим как-нибудь».

И затем, после нескольких мгновений тишины, совсем укоренившееся: “Наконец, наконец, дню рабочему… конец”.

Некоторое время спустя Хез ел ветчину с хлебом в коморке. Мастер Дзюба вернулся в штаб писать наряды. Князь присел рядом с Хезом: “Я делаю из Дзюбы командира на следующий год. Мы уже начали готовить здесь базу. Хотим оставить несколько ящиков документов, спрятать бочки”.

Лещенко не равнодушен ко мне: в который раз высказывает Князю: “Ты очень либерально относишься к врачу. В “Лесных озёрах” - подмосковный отряд - врач как лошадь таскал носилки по 70 кг и не шагом, а бегом бегал”.

-Я считаю, что врач должен лечить, - повторил Князь.

Меня уже раздражают эти разговоры: “По твоему, то что я не таскаю носилки 70 кг бегом - самая большая, а то и единственная проблема отряда, - резко обратился я к Лещенко, - Я сразу же поставил условием, что на объектах работать не буду, - добавил я, повышая громкость.

-Может быть в Сибири, - с сомнением произнёс Лещенко, - Но в Подмосковье я считаю, что врачи вообще не нужны. У нас там всегда студенты. Они оказывают первую помощь на уровне медсестёр. Если заболел - катись в Москву.

Я недовольно пожимал плечами, а инженер по Тб, оставив в тот раз в покое положение врача в отряде, перешёл на своего второго любимого конька: “Нужно резать и резать бойцам часы. Пусть они пошевеливаются, а то многие сачкуют”.

Завершив речь о пользе и необходимости штрафов, Лещенко уехал на ночь, глядя на пионерскую базу делать опалубку, чтобы завтра заливать её с самого утра до поздней ночи.

Князь уехал в Красноярск за билетами в Москву.

Около 7 часов вечера в коридоре рядом со штабом Некрасов, Трошин, Петропавловский, Янчишин, Павлов подняли грандиозный хай по поводу кафе. В субботу Некрасов объявил о проведении кафе в воскресенье.

-Я думал, что вчера кафе не провели из-за дискотеки, поэтому перенесли на сегодня, - кричал комиссар.

Но публика сегодня взбунтовалась: не подготовились.

-Так как первая и третья бригады работают вместе, то мы вместе и готовились, но так ничего путного и не придумали, - тоже орал Трошин.

Комиссар бурно наседал: “Потом не говорите, что скучно. Всё было для вас сделано, вы не хотите”.

Комсорги дружно орали: “Мы не хотим кафе сегодня. Зачем делать для галочки? Необходимо перенести”.

-Перенести, но куда? Завтра - кино. Послезавтра и в четверг агитбригада даёт концерты на выезде. В пятницу вечером, может быть, уедем в Красноярск. Когда? - махал руками как пропеллерами Некрасов.

-Не подготовились, - хором отвечали комсорги.

-Не хотите, не подготовились. Да дай вам ещё два дня, всё равно не подготовитесь, - завизжал Некрасов и присел на корточки.

Остальные хоть в этом последовали примеру комиссара.

Янчишин сказал: “Мы только что приехали, ну, какое нам кафе”.

-Ладно, не хотите - не надо. Но если после этого хоть одна сука скажет, что ей скучно жить и что комиссар не работает… - зачастил Некрасов, но был перебит Трошиным: “Э, брось Боб. Если мы для галочки полчаса поквакаем со сцены - по-твоему, это хорошо?”

-А, хуй с вами, делайте что хотите, - подвёл итог коридорного заседания на корточках работник идеологического фронта.

После последних слов комиссара комсорги решили кафе перенести.

Я подумал, что чем больше я узнаю Некрасова, тем меньше он мне нравится. Я ошибался в нём после первых недель. Хотя в самом начале, после рассказа Алексея Трошина в Красноярске, так себе его и представлял. Пока ничего не случилось, но с такими людьми всё возможно.

На исходе старого дня и в самом начале нового возобновила репетиции агитбригада во главе с Некрасовым. Агитбригада даёт многое: умение владеть собой, раскованность, навык общаться с аудиторией, выступать перед большим скоплением людей, не смущаясь, вести себя естественно, играть. Да, просто, агитбригада предоставляет удовольствие выступать со сцены, почувствовать ни с чем несравнимое артистическое чувство зала, популярности, хоть какой, но известности… Неожиданно я позавидовал, что не ездил в отряды, что не выступал в агитбригаде, хотя и не занимался многоборьем, как Лещенко.

Ещё один день мимо. Удивительно, как это свершается. Живёшь как во сне. Всё несётся мимо или ты несёшься со всеми мимо всего. Где? Куда? Ау!

Так я думал в час ночи, принимая больных, когда Князь ехал в Красноярск, Дзюба, замещая командира, проводил штаб, Лещенко делал опалубку.

возврат к началу.