Дневник одной практики. Первая страница
-22-
Ненормативная лексика используется только при отсутствии иной возможности. Всё изменено, включая имена.
Я вдруг решил выступить: “Пока у меня осталось немного зелёного чаю, могу я сказать тост?”
-Конечно, конечно, док, - ответил Некрасов, - только чуть позже - сейчас пляски.
Опять танцы на фоне освещённой мигающим светом стены.
Около трёх часов ночи Князь предпринял попытку прекратить нарушение устава ВССО, но подчинённые не повиновались, а комиссар вспомнил: “Дог обещал сказать тост. Тише, тише, слово доку”.
-Я - человек посторонний и случайный в вашем дружном коллективе. Виновника торжества знаю чуть больше недели, но кажется, что знаком с ним дольше. Возможно это потому, что общаться с ним достаточно легко. Я и хочу пожелать тебе, Боб, сохранить это качество, к сожалению, встречающееся намного реже, чем хотелось бы. И ещё, пусть у тебя будет то, без чего всё остальное абсолютно бессмысленно - здоровье.
-Спасибо, дог. Вот видишь, Кикаев, я такой простой, подошёл, раз и всё просто, - закривлялся Некрасов, а я вдруг пожалел о только что сказанном.
Князь исчез. В 3-30 включили свет и девушки начали готовить столовую к предстоящему вскоре завтраку всего отряда. Чтобы им не было скучно, под “Crazy music” Гурский и Кикаев со словами: “Крейзи пипл” приседая, указывают друг на друга. Кто из них прав?
Хез задел локтём пустую бутылку, она упала и разбилась, а он ушёл.
Последние дни в городе перебои с водой, поэтому я отнёс таз с грязной посудой к умывальникам и в 4 часа ночи уже нежился в своей кровати.
День девятый.
Нелегко вставать в 6 часов утра, если лёг в 4. Но в 6 часов утра, как положено, дневальный разбудил меня. Потом он предпринял несколько попыток поднять штаб. В ответ на его усилия за стеной зазвучал пьяный, не освежённый сном, не проснувшийся голос Князя, пытающегося пробудить трудовой энтузиазм в мертвецки пьяных организмах командиров производства: “По - о – дъ - ём. По - о - о - дъ - ём”. Прозвучал глас вопиющего в пустыне, и тишина.
Я заглянул к соседям. Мёртвое царство. Только властвующий пьяный дух по-хозяйски витает над похрюкивающим лежбищем, насмешливо изрыгаясь из тел своих хозяев, раскинувших неподвластные им организмы по грязным, свисающим на пол простыням и матрасам. Status present (текущее состояние, латынь) – сознание - бессознательное, мягко говоря.
Спутав имя Князя, я закричал: “Боб”, - тряся командира за плечо. Лишь лёгкая дрожь проскочила по телу Оболенского.
-Миша, - исправился я, - Миша! Подъём. У меня двое в изоляторе. Миша, уже полседьмого.
От моего крика присел на кровати Лещенко, дико озирается по сторонам, трясёт головой. Рухнул бедолага.
Князь лежит на животе, зарыв свой большой нос в подушку, любовно выращенный пучок внутреннего займа свалился на несвежую наволочку. Длинная рука командира безжизненно валяется под кроватью.
В конце концов, он услышал меня, сделал героическое усилие, приподнял тело на руках и, не раскрыв глаз, роняя на подушку сопли и слюни, зашептал: “По - о - дъ - ём - м - м”. На этом вся имеющаяся на текущий момент энергия была израсходована. Не вынеся тяжести мёртвого груза, подвернулись руки и пьяная, лысая глава с лёгким стуком рухнула на обмоченную выделениями подушку. Тихонечко чмокнули большие, вывернутые губы. Князь опять впал в небытие.
Зато инженер по технике безопасности Лешенко опёрся руками о кровать и, не открыв вежды, простонал: “Бетон надо, чёрт подери. Где взять бетон?”
-Посмотри под подушкой, там навалом, - посоветовал я.
Он, и в правду, приоткрыл глаза, попытался заглянуть под подушку, проурчал: “Это всё мура, но как быть с ТБ?” Не найдя бетона, не выяснив что-то с техникой безопасности, инженер по ТБ плавно погрузил мускулистое тело в матрас, нежно обнял подушку, прижал её к себе и был таков.
Комиссар Некрасов спал совершенно голый, демонстративно выставив всему белому свету свои хорошо развитые наружные половые органы, как бы заявляя: “Полюбуйтесь, каков я”. Но всем глубоко наплевать и на комиссара, и на его достойные внимания мужские принадлежности: бугры спят глубоким сном в свободных позах, предоставляя своим трудовым телесам заслуженный отдых.
Подал какие-то признаки жизни бригадир третьей бригады Дроздов. Сделав мощные потуги открыть глаза, он просипел: “По уровню, по уровню”, - и смежил уставшие очи, дав понять, что в следующий раз они увидят белый свет совсем нескоро.
Я вышел на улицу. Восхитительный день занимался на лесосибирской земле. Алое, пока доброе для всех солнце непринуждённо бороздило чистейшую голубизну бесконечного небосвода. Тишину пока не вспугнул рабочий день. Лёгкий ветерок плескал гордо-голубой флаг института.
В 6-15 я стоял на площадке в гордом одиночестве. В 6-25 из своей норки вылез Кутепыч (ох, и похож он на небольшую, хитрую до мудрости крысу). Кутаясь в шерстяную куртку от тренировочного костюма, хитро улыбнувшись, Кутепов спросил: “А что, линейки не будет?”
-Почему? - ответил я вопросом на вопрос.
-Никого нет, - покивал боец.
-А мы? Сейчас может быть, все соберутся, - промямлил я.
-Хорошо живём - на линейку не ходим, - Недовольно покрутила “крыса” мордочкой и пошла в сторону места построения второй бригады, подтягивая на ходу полотенце, обёрнутое вместо пояса на тренировочных.
Бойцы стали выползать в половине седьмого. Вместо штаба на лобном начальственном месте торчал лишь я.
-Где все? Где все? - звучал глас народа.
-Наряды давать, - злобно бросил Перелыгин - талантливый исполнитель роли Оболенского.
-Не будет линейки, - сказал смуглый Янчишин-Читас.
Я ощущал всю нелепость своего положения. Вроде бы я сам не творю всё это, но ведь я один из них, я молчу, я - просто свидетель. Но разве можно быть просто свидетелем?
Не зная, что делать, испытывая жгучее отвращение к командам: “Равняйсь! Смирно!” после нескольких секунд колебаний, приняв самое идиотское решение из всех возможных, я сказал: “Подождите, ребята. Я не имею права отменять линейку. Я сейчас”. После абсурдной фазы я совершил несуразное действие: развернулся на 180 градусов и побежал в штаб, ещё сильнее чувствуя гнусность происходящего, нелепость своего положения и поведения.
По лестнице спускался Лещенко.
-Все собрались. Где Оболенский? - зачастил я.
-Там, - отрыгнул Лещенко, обдав меня густым перегаром, и продолжил свой путь.
В спальне штаба произошло единственное изменение: опустела кровать Лещенко.
-Миша, уже 6-35, - тряс я Оболенского за плечо.
Князь приподнял голову, втянул соплю, открыл осоловелые глаза: “Володя проведёт. Надо Дроздова и Гурского в… - рухнул совершенно обессилено командир.
-Машина уходит, - прикоснулся я к Дроздову.
-Увели машину, - проквакал ничего не понявший Князь и окончательно вырубился.
-Лёха, вставая, - попытал я счастья с Гурским.
Тщетно. Я поплёлся на площадку.
Слегка пошатываясь, отравляя живительный утренний воздух смрадом, заплетающимся языком, член штаба вещал речь: “Это нехорошо. Хорошо, что третья бригада вчера согласилась помочь после работы первой, но нехорошо, что вы приехали и сели, чтобы вас понукали, то есть подталкивали. Это неэтично даже по отношению к вашим же товарищам. Всё поведение должно быть этично. Не можете - лучше езжайте в лагерь, но не сидите просто так, если поехали. Это не этично. Сейчас равняйтесь, смирно. Бригадирам сдать рапорта”.
-Нет бригадиров, - зазвучал злой хор нескольких десяток глоток.
-Замы всегда должны в трудную минуту заменить бригадиров. Это - этично, - пояснил инженер по ТБ.
Сдавая рапорты, зловредные заместители отсутствующих членов штаба ехидно и ядовито не забывали упомянуть об отсутствии своих непосредственных начальников.
На кухне из кранов еле-еле текла вода. В умывальниках напор был чуть сильнее.
Гигант Петропавловский сердито высказал: “Второй день не включают в сушилке калорифер, поэтому едем на работу в мокрых костюмах”.
-Почему вы сами не включаете? - удивился я.
-Нам нельзя - это разрешено только завхозу: он учёный, 4 курса кончил, уже умеет вилку в розетку засунуть.
Дурацки покачивая головой, я говорил: “Почему же вы вчера не сказали? Я ничего не знал. Я выясню с командиром”.
Пришёл автобус за первой и третьей бригадами. Швырнув окурок в банку курилки, заместитель бугра третьей бригады стройный до грациозности, длинноволосый в очках Петров бросил: “Поедем без командиров”.
-Они со смертью борются, - очень серьёзно и равнодушно сверкнул золотым зубом заместитель бригадира пятой бригады подслеповатый блондин в очках Зоммер. Посмотрев на меня близоруким взглядом, скрытым линзами очков, продолжая сверкать золотым зубом, Зоммер продолжил: “Так не дело. Работа - это святое дело. Делай ночью что хочешь, но работа не должна страдать. Если не выходят на работу, то…” - Валерий не договорил, так как подошёл Лещенко.
В 7-15 благословлённые Лещенко бойцы первой и третьей бригад уехали.
Минут через 15 вылез на свет Божий бригадир Гурский и очень разозлился, что его не подождали.
На исходе 7-го часа переполнение мочевых пузырей смогло поднять Дзюбу, Дроздова, Кикаева и Борзенкова. Командир, комиссар и завхоз продолжали сладко спать сном людей хорошо исполнивших свой тяжёлый долг.
Стучит на импортной двухцветной пишущей машинке начальник штаба Вишневская. Печатает очередной приказ по отряду.
-Когда начальство проснётся? - ехидно улыбается Маша.
-Я и на более простые вопросы не всегда отвечаю, а этот феномен науке не известен. Прогноз неясен. Я бы даже сказал - сомнителен и серьёзен.
-Ну и ну, - перевела Вишневская каретку в исходное положение, Вишневская, начиная новую строку, - Сомнителен и серьёзен.
Лесосибирск-82. Хроника стройотряда. Первая страница
следующая страница