Дневник одной практики. Первая страница
-20-
Ненормативная лексика используется только при отсутствии иной возможности. Всё изменено.
-Мне очень нравится номер вторая Кикаева. Дать ей 17, - сказал Князь.
Остальные бригады получили по 15.
Некрасов ушёл со штаба обсуждать итоги с комсоргами, перед этим бросив: “Я иду на гадючник, где собрались одни скорпионы; каждый готов съесть другого за одно очко”.
-Три бойца пожаловались мне на бессонницу из-за шума и музыки, - соврал я.
-Кто? - прихрюкнул Князь.
-Даже если бы меня не попросили, я бы не сказал, - продолжал я врать, не краснея.
-Кто мешал? Ну, да это понятно. Справедливое замечание. Надо будет принять к сведению. Что это они не могут так поддать, чтобы никакая музыка им не мешала? - удивлённо вздохнул командир.
Опять возник конфликт с разрешением на отбой. Бугры бросили: “Бойцы подумали, что подходить и просить о задержке с отбоем надо к бригадирам”.
-В таком случае завтра я опять сделаю объявление на линейке, - сказал Князь.
Во время чая Князь сказал мне: “Док, если Пругов тебе откажет, то Никитин оформит тебя на полставки сдельщиком. Выход на полдня. Всё равно ты не отчаивайся: всё зависит от меня. Ты получишь выше среднего уровня, конечно, не больше меня и завхоза, но очень прилично. Если всё будешь хорошо, если мы останемся довольны друг другом, ты останешься удовлетворённым. Я могу провести, как хочу, да ещё с нашими коэффициентами. Если будешь периодически появляться в бригадах, то все вообще останутся очень довольны. Ничего если что-то не получится, если будут чуть посмеиваться. Всё будет в порядке. Все останутся очень довольны, все будет говорить: “Вот, доктор, работает с нами”.
-Я хотел в субботу поработать у Зайцева, но работы там не было. Причём, по-моему, это даже не его вина: её там, на самом деле, нет.
-Я всё знаю. Просто фонтан на виду у всего города, сразу все всё видят. Конечно же, с моим опытом, я бы всё там организовал, работа бы кипела по 24 часа в сутки. За мной бы дело не стало, а Зайцев, действительно, очень слабенький бригадир. Но что делать? Нет сильных мужиков и мастер у меня очень слабенький, но что делать?
Алексей Гурский - самый взрослый из бригадиров - ему 27 лет. От природы смуглый, за последние дни совсем потемнел от креозота. Невысокий, с длинными волосами почти до плеч, в тёмных очках, дёрганный, как чёртик на резинках - Гурский производит очень странное впечатление.
Во втором часу ночи я собирался спать. Гурский схватил меня за локоть: “У тебя есть что-нибудь успокаивающее, например, Амитриптилин?”
-Ничего себе, что это ему антидепрессантов на ночь глядя захотелось? Да и откуда он вообще знает о его существовании? Уж не шиз ли он? - подумал я и спросил, - Ты уже принимал его?
-Да, три года назад я лежал в Кащенко с депрессией. Меня тогда сняли с работы. Дома перегрызся со всеми, съел вечером целую упаковку Элениума (успокаивающее). В отделении лечили Амитриптилином.
-Ой, ли? Суицид. Славный бугор. Да, и депрессия ли это была? Может чего и почище, шизофрения, например, - подумал я и спросил, - Ты чувствуешь, что сейчас опять начало обострения?
-Не всё время. Хотя уже в подготпериод я начал иногда заводиться. Бывают вспышки, просто так навязчивая идея: все под меня копают. Вроде бы мы делаем одно дело, но все тянут в свою сторону и копают под меня. В таких случаях, чтобы успокоиться, надо разобраться, тогда становится легче. А Димедрол (антигистаминное) у тебя есть?
-Только в ампулах.
-Давай, я принимал его.
Гурский выпил ампулу Димедрола. Посидев и затихнув, он заговорил совершенно спокойно: “В последнее время я стал заводиться чуть не с пол-оборота. Меня охватывают неудержимые вспышки. Потом начинаю всё понимать, особенно когда разберусь. Началась бессонница. Вся эта дрянь очень выбивает из колеи. Особенно выбивают из колеи ночные бдения и поддавон. Я всё понимаю, но здесь идёт такая жизнь.
-Ты, случаем, и нейролептики принимал?
-Да. Галоперидол.
Завтра день рождения комиссара Некрасова. Холодильник Зил-Москва, который стоит в медпункте, уже забит вином и водкой.
-Шизофреник, - думаю я, продолжаю вслух, - Алексей, если пошла такая пьянка, то тебе лучше бы не пить. Воздержись хотя бы неделю, - говорю я, понимая всю нереальность моего предложения.
-Ты прав.
Я почти не сомневаюсь, что завтра он нажрётся как свинья, а Гурский в этом абсолютно уверен.
-В Москве я мог держать себя в руках, а здесь не могу. Всё перепуталось, сместилось, смешалось. В бригаде половина больных. Отношения в штабе. Я взрываюсь, вспыхиваю. Понимаешь, я могу такое наделать… страшно подумать.
-Что надо, чтобы ты вышел из такого положения?
-Успокоиться, расслабиться.
-Как на тебя подействовал Димедрол?
-Кажется хорошо. Кстати, ты слышал, что в Шереметьево разбился самолёт, а в США молния попала в Боинг. Исчезло несколько сотен человек. Боюсь, что и мне не долететь.
-Глупости, всё будет хорошо, - похлопываю я Гурского по плечу, внезапно испытав неприятное чувство перед скорым полётом.
-Жалко, что у меня нет Галоперидола. Похоже, что придётся просить в больнице. Только шизофреников с попытками самоубийств и не хватало этому отряду, - думаю я, впадая в объятия Морфея.
День восьмой.
Мрак ночи плавно перешёл в молочную белизну тумана, постепенно рассеиваемого остриём лучей восходящего солнца.
На линейке Князь провозгласил: “Сегодня у нас радостное событие: нашему комиссару Борис Олеговичу Некрасову сегодня стукнуло 22 года. Это знаменательно и, наверное, не случайно, что все последние годы он отмечает свой день рождения в отрядах. Пожелаем же ему продолжить эту славную традицию ещё много-много лет". Радостно улыбаясь и роняя пену и слюни, Оболенский дарит Некрасову двухслойный кекс местного производства.
Новорождённый взял и громко продекламировал: “Моему молодому и растущему организму сегодня стукнуло 22 года. Пусть стучит и дальше так же успешно. А сейчас я вручаю переходящий красный вымпел с портретом нашего вождя Владимира Ильича и вязью бригаде комтруда номер два”.
Комсорг бригады смуглый, семитопоодобный Янчишин-Читас, получая вымпел, опередил члена штаба по идеологии, выпалив: «Я тебя поздравляю».
После завтрака в спальне штаба, обалдев от комиссарских забот и жары, в одних красных трусах в горошек сладко спит главный идеолог ВССО «Шушенское-82» - Борис Олегович Некрасов. Может быть, он видит во сне героический, доблестный труд, вдохновлённых им на “ратные” подвиги бойцов, поэтому сладко улыбается, подложив правую руку под голову и откинув левую к стенке. Скорее же всего, снится ему нечто совсем-совсем иное. Ничто не вспугнёт его святой покой. Сегодня ему стукнуло 22 - перебор, если не “московская”, то есть два туза (играющие в азартную игру покер поймут). Грудь комиссара уже покрыта густой шерстью, и сам он высок, худ, строен, бодр, весел, непринуждён, не лезет за словом в карман, кончает МАИ, пятый раз в отряде, успев объехать почти весь Красноярский край. Потому распущены усы, хозяин которых неукротимо летит вперёд, подгоняемый всеми ветрами в плаванье по морю жизни. Вперёд! Вперёд! Вперёд! Жизнь прекрасна и удивительна. В 1980 году Некрасов увидел, что на его руке сидит клещ. “Стой, Боб, - остановил его собутыльник не менее пьяный, чем сам Некрасов, - Не убивай, давай посмотрим, как он, гад, впивается в кожу”. И Боб согласился: “Вот я и увидел. Привстал, гад, на голову и хоп - уже там, внутри. Ничего не почувствовал”. Клещ мог бы быть и энцефалитным, но и это не беда: Некрасов был привит, хотя прививка отнюдь не 100% гарантия. Только везёт ему в жизни и везёт именно в нужном направлении, несмотря на случайные отклонения. Ещё один баловень судьбы.
Вот он, в одних трусах сладко спит днём комиссар работающего отряда. Впереди у него пьянка на всю ночь: всё-таки день рождения, 22 года в первый и последний раз в жизни. Чтобы пьянка прошла веселее Некрасов пригласил двух дам из районного штаба, которые приехали из Ново-Енисейска проверять линейные отряды.
Надежда Георгиевна спихнула мне одну из своих женских палат.
В коридоре она бросила: “Я не перевариваю лёгочных больных, хотя у них всё видно сразу, результаты лечения на лицо, не то, что у язвеников. В отпуск пора - так всё надоело, слов нет. Забыть бы всё на пару месяцев и ничего не вспоминать. Ни одной рожи видеть не хочу”.
Одна из больных - 20-летняя девушка - дочь главного врача скорой помощи Лесосибирска - Ирина Николайчук. Ирина с детства болеет бронхитом. Из-за её здоровья, в поисках лучшего климата, родители переехали с Украины в Красноярский край, но не тут-то было: приступ следует за приступом.
Стройненькая брюнетка с торчащими вперёд девственно налитыми грудками, которую не могут испортить даже тёмные круги вокруг глаз, хрипит как старая гармошка. Сначала приступы снимались домашними средствами, потом несколькими уколами, сейчас Ирина лежит уже три недели, а стало лишь хуже: за сутки 5-6 тяжелейших приступов, которые проходят лишь от капельниц и не дают покоя ни днём, ни ночью.
Надежда Георгиевна всех лечит совершенно стандартно, назначая принятый в отделении набор лекарств, видоизменяемый лишь в случае наличия или скорее отсутствия того или другого препарата. Из-за Николайчук - всё-таки дочь главврача скорой - Надежда Георгиевна и сплавила мне именно эту палату, увидев, что шаблон не действует, а думать или что-то искать ой как не хочется, тем более перед отпуском. Да и стоит ли за одну зарплату?
В мужской палате один из больных ждёт контрольного рентгена желудка: обычно необходимо терпеть 7 дней. Ему не повезло - стоит в очереди на рентген уже 10. Парня после воспаления лёгких и отёка Квинке я мог бы выписать вчера, но нельзя без флюорограммы. Сделали лишь сегодня в 12 часов, а выписка до 11. Подождёт до завтра.
Два безнадёжных хроника хотят домой. Их сосед шепнул мне: “Доктор, они не принимают ваши таблетки, им, видите ли, всё надоело”. Потому я был вынужден написать им выписные эпикризы.
Лесосибирск-82. Хроника стройотряда. Первая страница
следующая страница