Дневник одной практики. Первая страница
-16-
Ненормативная лексика используется только при отсутствии иной возможности. Совпадений имён, фамилий, отчеств, дней рождения и прочего невозможны.
Кафе всё-таки началось в пол-одиннадцатого. Первой выступила третья бригада Дроздова. Они представляли сцену из жизни отряда. Невысокий, чуть горбящийся парень - Перелыгин (его кличут: “Маленький”) великолепно сыграл роль Оболенского. Он зачесал волосы назад, одел утрированно короткие джинсы, галстук, пиджак, но самое главное он вжился в образ командира. Маленький великолепно уловил жесты, интонации, весь внешний облик, отражающий мир этого человека: та же монотонная речь, тот же жест пальца ко рту, та же сутуловатость, но всё гротескно, карикатурно усиленно, а потому очевидно с первого взгляда. Роль начальника штаба, как и в жизни, играла Маша Вишневская.
Маленький-Князь: “Какой там у нас приказ по номеру?”
-2028.
-И так, приказ номер 2028.
Вишневская лихорадочно строчит под диктовку “командира”: “Приказ номер 2028 о запрещении купаться в океанах, морях, озёрах, реках и лужах…” В этом миг галдящая толпа остальных членов бригады притаскивает голого - в одних плавках - гиганта Петропавловского (для отличия от Перелыгина обзываемого “Большим”). Все бешено суетятся в попытке спасти “утопленника”. “Князь” тоже дёргается, но вдруг обнаруживает: “Не наш”. Мгновенно успокаивается: “Уберите эту падаль. Таскают тут всякую дрянь, - и опять секретарше Маше, как ни в чём не бывало, - Всё-таки я вовремя начал писать приказ. Издай-ка его, на всякий случай, вчерашним числом. Теперь можете тонуть”, - многозначительно смотрит он в зал.
Гром оваций. Оболенский совершенно спокоен.
Бригадир первой бригады Гурский состроил милое лицо, преданный взгляд и заявил: “Сейчас я исполню песню “Красный командир”, которую посвящаю нашему командиру”. Качество песни ничуть не превосходило посвящение. Затем его бойцы показали сказку о чертях, поехавших в ССО без знания техники безопасности. Чертовская скука.
Бригада номер два представила несколько несвязных, мало интересных номеров.
Завершила кафе бригада номер пять сценой из недавнего прошлого: “Эх, дороги”.
К уровню бригады номер три никто не приблизился даже близко.
Опустевшую сцену занял комиссар Некрасов: “Я предлагаю создать жюри из комсоргов”.
Из зала кто-то выкрикнул: “Бугров в жюри”.
-При чём здесь бригадиры? - удивился мой сосед Козленко.
-Освобождённых членов штаба в жюри, - прозвучал другой голос их недр масс.
-При чем здесь штаб? - ещё сильнее удивился Козленко.
Начался базар. Чтобы подавить его, встал со своего места в первом ряду Князь: “Жюри - из комсоргов!”
Минут 25 совещания породили результаты, которые, не моргнув глазом, донёс до зрителей всё тот же лихой комиссар Некрасов: «Первое место единодушно присуждено бугру Гурскому вместе с его орлами».
Я аж чуть привстал: «Правильные песни о командире приводят к нужным результатам».
-Второе - мы даём бригаде номер пять. Третье, без всяких колебаний, второй бригаде…
В зале повисла тишина.
-Правильно, - легкомысленно разорвал её комиссар, - Последнее так же единодушно присуждено бригаде номер три.
Видимо Некрасов уловил что-то в атмосфере зрительного зала, потому, в отличие от других решений, это объяснил: “Исполненная сценка - повторение прошлогодней, во-первых. Во-вторых, совсем не по теме”.
И, в-третьих, столь блестяще сыграно и схвачено сходство с Князем, что само по себе не может поощряться, подумал я.
Встал Оболенский и своей чуть ковыляющей, заплетающейся походкой взошёл на ступеньки ведущие к боковой двери, постоял и поднялся на сцену: “:6 рублей 50 копеек, которые потратили на железнодорожные билеты 40 человек для проезда из Красноярска в Лесосибирск оплатить за деньги организации не удастся, так как это надо делать через банк в Москве, что, как вы сами понимаете, чрезвычайно трудно, если вообще возможно. Имеются два предложения: эти 40 человек оплачивают эти билеты из своего кармана или всё покрывается из денег отряда. Хотя добирались, эти 40 человек таким образом на свой страх и риск, но в противном случае следующие за ними 10 человек тоже задержались бы и эти 50 человек - большая часть отряда - неизвестно сколько добирались бы. Будем голосовать”.
Все единодушно проголосовали за второе предложение.
-Я так и думал, - подвёл черту Князь, - А теперь через 10 минут отбой. Что будет с нарушителями вы уже должны знать лучше меня.
Пока озверевший и обалдевший от выпитого завхоз Безбородов как сумасшедший носился по всем этажам, выискивая нарядников для чистки картошки и создавая запас новых, за нарушение дисциплины, штаб собрался в каморке.
На одной из стенок висит плакат против атомной войны - зелёный земной шар расколот чёрной американской ракетой, зачёркнутой красной надписью “не допустим”. Главный идеологический вождь отряда усовершенствовал детище Главполитпросвета: заклеил ракету этикетками, снятыми с использованных винных и водочных бутылок.
Опять леденящая водка, пиво, колбаса, консервы. Гурский врубил маг, и оглушили, соблюдающий отбой отряд “Машина времени”, старые Битлз, группа Атован…
-За успех нашего безнадёжного предприятия, - поднял стакан Борзенков.
Опять, несмотря на повторяемые возражения Лещенко, разговоры всё время валились к производству. Снова мастер Дзюба гордо сказал мне: “Всё сводится к производству и, несмотря ни на что, что-то решается”.
Вбежал с перекошенным лицом Хез: “Князь! ты должен дать… этому наряд”. Кажется, завхоз даже забыл имя нарушителя дисциплины. Но командир ушёл. Минут через 10 он вернулся: “Опять наряды даю лишь я. Пусть бригадиры имеют в виду, что КТУ им утверждает штаб, а штабу - бойцы, которые делают то, что скажут им бригадиры”.
Вновь в каморку вихрем ворвался завхоз и приказал: “Выключить маг!”. Произнёс он таким тоном, что Борзенков не посмел ослушаться. Далее Хез заговорил нудно, матерно, многократно повторяясь: “Я договорился с Сашкой, - шофёр приданного отряду грузовика, - Чтобы в понедельник от 8 до 8-30 он ждал на мачто… п...п... вот блядь, -запутался Хез в длинном слове, а все заржали, - Чего гогочете, бляди, мачтоп... пропиточном и отвёз человека, который скажет, что он от меня, от завхоза…
Новый взрыв общего хохота прервал его и так-то спотыкающуюся речь.
-Чего вы ржёте, бляди? Я для дела. Я стараюсь из-за всех сил… Я стараюсь из-за всех сил… - раз 10, как заигранная пластинка, повторил он последнюю гипотезу, чтобы она для всех стала аксиомой, - Дзюба скажет, что он от завхоза…
Опять хохот.
-Молчите, бляди. Ещё раз повторяю: “Дзюба скажет, что он от завхоза, иначе его просто не узнают, так как Сашка знает только меня. Дзюба скажет, что он от завхоза, возьмёт “гномика” - маленькая помпа, - и отвезёт его от Гурского Кикаеву.
Хез не верил, что его поняли, и потому продолжил повторять последнюю фразу опять и опять. В один из моментов, набрав полную грудь табачного смрада из каморки, Хез отхаркнул и вместо очередного матерного выражения из его широко раскрывшейся пасти вырвалась на свободу жирная, густая, тягучая сопля, но не получив должного ускорения, чтобы навсегда улететь в пространство-время, зацепилась хвостиком за зубы своего породителя, перевалив тельце через губу, с которой повисла смачной сосулькой и потекла по подбородку.
Появление нового объекта было встречено очередным взрывом бешеного хохота, отдыхающих членов штаба ВССО.
-Чего ржёте, бляди, - только и смог повторить свой небогатый в тот вечере словарь Хез, начав борьбу с навязчивым выделением. Он подбежал к ведру, очистил себя от ненужного секрета и вернулся к столу, чтобы завести речь о бессовестных бойцах, нарушающих отрядную дисциплину и наказываемых за свои тяжкие преступления нарядами: «Работать надо, вкалывать, а они не хотят вкалывать. Вкалывать, пахать, а не в агитбригадах плясать до трёх часов ночи. Жрать они все, бляди, хотят…»
-И хорошо хотят, даже через чур хорошо, - киванием подтвердил Князь, - А работать - хуй.
Завхоз заводился всё сильнее и сильнее: “Эти ничтожные сачки припёрлись сюда жрать, а не вкалывать. Нет, я им этого не позволю, не для того вы, бляди, записались в ССО, чтобы…” - он поперхнулся, закашлялся, заглотнул стакан водки и, не закусив, вскочил и умчался в неизвестном направлении, яростно хлопнув дверью.
Дзюба всем недоволен, он уже не упоминает о решении проблем, но твёрдо заявил Оболенскому: “Ты должен был принять решение о нарядниках: стать на сторону Некрасова или на сторону Безбородова”.
-В этом-то как раз и состоит вся сложность командирства, - забубнил Князь, глядя в грязную тарелку, - Это - командирские трудности. По делу командир должен спать, а дело должно идти. В этом случае правы обои, но вот, Александр Иванович, только полусловом намекнул ему и он уже развил в нужном направлении, договорился о машине. Тут командирское чутьё требуется. Талант командира. Это не каждый способен. Очень мало на это способны.
Лесосибирск-82. Хроника стройотряда. Первая страница
следующая страница