Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-91-

Всё нижеизложенное не имеет к прекрасной действительности никакого отношения.
Ненормативная лексика используется только в силу крайней необходимости.

Вертолёт прилетел в 4 часа дня. Он обменял 9 мешков цемента и какие-то ящики на Безматерного, Юлю и Свету – барышням надо позвонить, но самое главное, как бросила Грибкова: «Я ещё ни разу не летала на вертолёте, а я должна в этой жизни испытать всё».

Я шёл с Ерохиным по лагерю и думал: «Юля права. Молодец. Как жалко, что какие-то силы развели нас по разные стороны фронта. Я совсем этого не хотел. Я думаю, что без Петричук, наши отношения были бы самыми хорошими. Как жалко. Но Юля права. Для чего ещё жить, если не стараться всё изведать. В чём смысл жизни? Возможен ли более идиотский вопрос? ».

-О чём задумался, доктор? – тронул меня за плечо командир.

-О Юле.

-Вместо того чтобы думать о чистоте лагеря…

-Чистота она сама по себе - на самом деле, даже лучше, чем я предполагал. Зато Юля перед отлётом сказала замечательную штуку: «Хочу попробовать всё». Я вспомнил старый анекдот: «Одна попробовала и семерых родила».

-Если рожать она будет после отряда, то меня это не колышет, - бросил Ерохин.

-Уж в этом можешь быть спокоен. Даже, если захочет подложить тебе такую свинью, то всё равно не сможет. Вот, кстати и вертолёт. Зачастили они сегодня, как метро в часы пик.

Опять никто не прилетел, лишь Татьяна и Ирина сели покататься.

-Кстати, Кощеев поставил тебе КТУ – 1.2, - бросил командир.

-Пустячок, а приятно, - подумал я.

-Лучше пусть прилетят 19 или я к ним полечу. Помощи от них всё равно не будет.

-Сколько времени держатся у командира решения и мнения? – подумал я.

Третий раз вертолёт появился лишь в 7 часов вечера, сюрпризов и здесь не оказалось: только вернулись Ирина и Татьяна.

-Вертолёты забросили нам около 40 мешков цемента, четыре тонны. Цена одного мешка достигает десятков рублей, - покрутил головой Ерохин.

-Тебя это колышет? – пожал плечами подошедший к нам мастер.

-Как ты там говоришь, - улыбнулся Ерохин Жигареву, - «Живёшь, как в гареме: знаешь, что выебут, но не знаешь когда». Доктор, расклей, пожалуйста, по лагерю несколько плакатов, комиссии их любят, сходи с Григорьевым в столовую за мясом, а потом на 4 домик.

-Вот тебе исправление за Гершковичем, - приветствовали меня на рабочем месте Фурса и Добролюбов, - Хило получилось с водосливной планкой. Придётся тебе с ней повозиться.

-Радуются они что ли? Чему только? - подумал я, приступая к работе.

Через некоторое время ко мне подошёл мастер АЛТИ. Он – самый возрастной товарищ отряда: плотный, круглолицый, тёмный башкир Серёжа. «Сделай здесь так», - дал он мне очень дельный совет, который значительно помог и облегчил мою работу.

-Спасибо, - выполнил я всё по его рекомендации, - Откуда сам-то?

-Сейчас из-под Томска. Туда-то я распределился после окончания техникума в Башкирии. В Архангельск меня послали учиться на инженера-дорожника.

-Хорошо платили-то на дорогах?

-Неплохо, не жаловался, по 300 рублей в месяц. Но всё равно, без высшего образования в наше время никуда, тем более, у меня жена образованная - учительница. Перед дочкой будет стыдно, когда она вырастет, скажет: «Что же ты, папочка, так неучем и остался?»

-Много работаете здесь?

-Приходится. Два дня до полдвенадцатого, день до девяти вечера, в воскресенье отдыхаем. Работы сейчас здесь много – даже людей не хватает: на эстакаде, котельной, в бытовках котельной. Но наряды нам написали плохие – всё срезали, это понятно, чтобы платить поменьше. Сяду писать их сам – я – мастер на эти дела. Со мной у них эти номера не пройдут.

-На каком языке вы говорите дома? – не уловил я даже малейшего акцента у собеседника.

-По-русски. Родного языка я и не знаю. Мои родители иногда говорили между собой, когда хотели, чтобы я или брат их не поняли.

-Здорово, везде одно и то же, - подумал я, вспомнив подобные истории еврейских семей.

-В прошлом году здесь 5 шабашников поставили два домика и ещё что-то и получили по 2000, потому что смогли выбить 35% сметной стоимости у Вельской ПМК. Уметь надо. Скорее всего, они подмазали кого надо. Без этого никуда. Ничего, я и это решу. Если сентябрь будет неплохой, то я и ещё ребят 5-6 останемся ставить домики на шабашке. Надеюсь, зашибём не меньше, чем по полторы тысячи.

За ужином Григорьев сидел напротив меня. «Дима, что ты ещё прочитал Достоевского?» - спросил я его.

-Кроме «Бесов», только школьную программу. Будь отношения с учительницей нормальные, вообще прочитал бы намного больше, в том числе и Достоевского. Но в 9-10 классах учительница литературы не сошлась характером с учениками, поэтому мы вообще перестали читать и готовить уроки, а я включал на её уроках приёмник…

-Не слабо, - прервал я Григорьева, - Музыку или «Голос Америки»?

-А что ловил.

-И как она тебя награждала за столь достойное поведение?

-Кричала, выгоняла из класса, отправляла к директору школы, родителей вызывала, чуть не плакала.

-Плакала, уверен, что плакала, да ещё как. Я всегда знал, что дети – самые безжалостные существа, - сказал я.

-Если их задеть за живое.

-Что только считать живым. В чём же вы не сошлись характерами?

-Она проявляла полное непонимание, высокомерие, позволяла себе бестактные замечания. Мы уже были взрослыми людьми и не хотели терпеть такое отношение к себе. У меня, кстати, в аттестате только три четвёрки…

-Остальные двойки и тройки, - ввернул сумрачно Симонов.

-Все остальные пятёрки. Чётвёрки у меня по русскому, литературе и физкультуре. Кстати, эта учительница, после того, как испортила мне аттестат, ушла из школы. Есть люди, которые не способны работать с детьми.

-Существуют так же дети, не способные работать с учителями, - усмехнулся я.

-Учитель должен найти подход к каждому ребёнку, - настаивал Григорьев.

-Для иных «ребёнков» единственный подход – это плётка, а она, к сожалению, запрещена в нашем чрезмерно либеральном обществе, - вмешался в разговор мастер.

-У нас с учительницей русского языка и литературы тоже были подобные отношения. К тому же, по успеваемости, наш класс был самым плохим в районе, - подключился к разговору Пудов.

-Гордись этим, гордись, - осклабился Жигарев, - Когда больше нечем.

Командир допил чай, встал и объявил: «Мы собираем подписи под ваше добровольное согласие внести ваши деньги в фонд Павлика Морозова…

-Это который папу сдал? - выкрикнул кто-то издалека.

-А если я не согласен? – подал голос другой боец из другого дальнего конца комнаты.

-Речь идёт о добровольных пожертвованиях, то есть, все мы согласны отдать три дня нашего ударного труда в фонд «Павлика Морозова», из которого они пойдут: во-первых, на строительство пионерских и молодёжных лагерей, во-вторых, в фонд города Гагарина, и, в-третьих, на помощь молодёжи развивающихся стран.

-Опять двадцать пять - черножопым помогать, - хрюкнул от возмущения комиссар.

В столовую заглянул врач АЛТИ: «Илья, можно вас на минутку? У меня плохо с одним из парней».

Толстоватый, рыхлый молодой человек с красным лицом и болезненным блеском глаз лежал в одной из комнат, выделенных архангельцам домиков.

Парень горел – температура 40 – жаловался на боли в правом подреберье - оказалась увеличенной печень, головокружение.

-Не знаю, что у него. Теоретически и практически может быть, всё, включая брюшной тиф, - сказал я, когда после осмотра мы вышли в коридор, - Моё мнение - его следует отправить в Онегу от греха подальше.

-Хорошо, - выразил явное недовольство моей консультацией врач АЛТИ, - Я передам ваше мнение командиру. Вы сможете посмотреть его и завтра?

-О чём речь, конечно.

На штаб я опоздал. Впервые на заседании присутствовал Александров и после долгого перерыва, не понятно чем вызванного, появился опять Решетников. Обсуждался вопрос тротуаров.

-Я за то, чтобы отряд тротуары взял, - даже привстал Глеб Иванов.

-Я против, - откинулся мастер на своей кровати, заняв близкое к лежачему положение, - Какой-то ты, однако, эмоциональный Глеб. Так нельзя: сделаем что-либо одно. Пилорама на домики и на тротуары не потянет.

-Ты думаешь, бросил доску, прибил и всё? – сощурил свои подслеповатые глаза, лишив их очков, Ерохин, - Нет, ещё столбики надо обработать да нивелировать. На каждом метре мы попашем, да ещё как. Иван Семёнович Толпугов подал мне замечательную идею: «Вы, - говорит, - Пока кладите и нивелируйте столбики, а потом видно будет». То есть, потом-то мы уедем, а Школьный Николай Степанович пошлёт какого-нибудь химика положить досточки, и сорвёт аккорд. Скорее всего, и Иван Семёновичу перепадёт. Вопросы есть? Вопросов нет. Потому, переходим к распределению людей на завтра.

-У нас существуют особенности, - выразил явное неудовольствие решением командира инженер по ТБ.

-Если столбик не лежит, то, что делать? – оживился Иванов.

-Вот это я и имею в виду. Сдвигать, во-первых, и, во-вторых, …

-Да кончайте вы со своей технологией, - оборвал Воробьёва Ерохин, - Глеб достаточно грамотный физик и строитель, чтобы разобраться во всём на месте…

-Ты, Коля, пойдёшь на крылечки, - на этот раз не дал договорить командиру мастер, - Очень интеллигентная работа, скажу вам сразу.

-Когда мы работаем, и когда нет, в случае твоего ожидаемого отъезда? – подался вперёд корпусом, как будто бы только проснувшись, Куклин.

-Неминуемого, на самом деле, - пробормотал Жигарев.

-Если сильный дождь, то нет, но после вы должны тут же выходить и вести народ, а то сегодня Симонов у меня чуть не силой вырвал журнал.

-Это как завещание, - подумал я, вспомнив, - Во время уборки пищевого склада я нашёл журнал «Сельская молодёжь». Проходил мимо Ерохин и взял его почитать. Симонов увидел и тут же попросил. Разумеется, ни о каком «вырывании» говорить не приходится. Что вообще можно найти в этом журнале?

возврат к началу.