Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-81-

Всё нижеизложенное не имеет к прекрасной действительности никакого отношения.
Ненормативная лексика используется только в силу крайней необходимости.

Сразу после завтрака ко мне подошёл прыщеватый, долговязый Сергей Мартишин: «Илья, я стёр ногу».

Посмотрев его крохотную ранку, я высказал своё мнение: «У тебя, скорее, психологическая проблема».

-Правда. Мне в отряде понравилось, но я устал. Мне уже надоело. Я очень хочу уехать – у сестры 21 августа свадьба. Мне уже по ночам снится, как я отсюда уезжаю.

-Ещё июль не кончился.

-Надо потренироваться сухеньким. Сестра у меня красавица. Работает стюардессой, но после свадьбы перестанет. Пойдёт учиться.

Смазав ранку зелёнкой, я сказал: «Тебе надо у командира проситься. Слава Богу, медицинских оснований для отъезда у тебя нет».

-Я уже разговаривал с ним. Он согласен. Им люди не нужны – они хотят себе побольше хапнуть. Мне же пока деньги не очень требуются, поэтому я хочу гулять. Хватит, насмотрелся северных прелестей, покормил моей кровью гнус, теперь пришло время и просто в Москве покайфовать, а то занятия скоро, тогда не до того будет.

-Всё верно: 'большая часть людей не способна выдерживать большие нагрузки, - подумал я, и вспомнил мечту Жигарева о надсмотрщике. Похоже, что он прав. На сознательности далеко не уедешь, если вообще возможно на ней хоть чуть прокатиться. Остаются лишь два двигателя для абсолютного большинства современных сапиенсов: кнут надсмотрщика и голод. Как там у Некрасова: «В мире есть царь, этот царь беспощаден – голод названье ему».

В начале двенадцатого дня в небе появился вертолёт. Высокий, в очках Харатьян - родившийся в Москве армянин - говорит без всякого намёка на акцент. Но как всегда, услышав и завидев летательный аппарат, Сергей подстраивается под какой-то среднеазиатский или кавказский акцент, произнося свою обычную фразу-приветствие: «Железный птица прилетел».

Сделав два круга над посёлком, вертолёт сел. Почти все бойцы двух отрядов побежали встречать гостей с большой земли, среди которых ожидались их командиры.

Вскоре на сквозной дороге связывающий въезд в посёлок с вертолётной площадкой встретились два командира и шествующая выяснить, что же привезли заведующая столовой - Люда. Ерохин помахал мне рукой, и я подошёл.

-Привезли много всего, но, прежде всего, хлеб и мясо, - пожал мне руку Валерий.

-Когда можно будет получить? – спросил я у Люды.

Заведующая - толстая женщина лет 30 с рыжеватыми волосами, узенькими глазками, медленным выговором и сонным видом, вечно не выспавшейся. Она, растягивает слова как разжёванную резинку: «Не знаю. Когда Громов его примет». Выпустив слова, пожала она плечами.

-Но ведь он ушёл в Маложму – сегодня суббота, а он всегда закрывает лавочку в пятницу и привет, - сказал я.

-Уехал, скорее, - бросил Ерохин.

-Ничего не знаю. Он у меня ни того мяса, ни денег, за то, что вы купили, не берёт, - прижала к коленям раздуваемый ветром подол платья заведующая столовой.

-Какое мясо он должен брать? - не понял я, - При чём здесь Громов? Мясо и прочие продукты для нас.

Справившись с одеянием или просто ветер утих, Люда продолжила: «Он ведь такой, как козёл: не хочет и всё. Зачем мне 1000 рублей платить из своего кармана?»

-При чём здесь ваш карман – отряд платит, - ввернул, раздражающийся на глазах Ерохин.

-Мне это не надо, - не обращая внимания на реплики, как будто бы подготовила речь дома, бубнила молодая женщина – административный работник, - Я у него чай не могу купить…

-При чём здесь наше мясо? – на этот раз возмутился командир АЛТИ.

-Да, да, - подтвердил местный - худой, бородатый, беззубый мужик, один из строителей домика, который за их халтуру отдали нам, - Уже и на профсоюзном собрании говорили: «Какой же у нас магазин, а всё бес толку?»

-Мы к вам не имеем никакого отношения, - нервно передёрнул плечами Ерохин.

-Как же нам быть? – завёлся и командир АЛТИ Андрей.

-Не знаю. Ждите, - пожала Люда плечами.

-У моря погоды, - бросил я.

-Это мясо и остальные продукты мы выбили специально для отрядов. Нам сказали, что вы к нему имеете отношение чисто формальное – просто прямо на отряд выписать не могут. Нам сказали, что вы должны получить и всё передать нам, - резко бросил Ерохин.

-А мы, значит, не люди!? Всё, значит, вам! Вон, оно как, - широко раскрыл беззубый рот работяга.

-Глущенко из ОРСа говорила, - задёргался глаз Валерия.

-Она много чего говорила, а всё так же, - на этот раз не дала договорить командиру Люда. Из-под вялой и сонливой оболочки вдруг прорвалась властная сущность, которая и позволяла ей занимать такой нелёгкий пост в этом не самом простом для проживания, особенно женщины, месте.

-А если скажет Иван Иванович Толпугов? - выбросил козырную карту до этого молчавший Куклин.

-Мне всё равно? Кто бы, что не сказал…

-Одним словом похуй, - бросил в сторону комиссар.

-Получается, что мы пробили отрядам продукты, мясо, прежде всего, и теперь оно будет лежать у вас, а мы будем сидеть голодные, - задёргалась щека Ерохина.

-Получается, - пожала плечами заведующая столовой, - Как появится Громов, - последние слова она проговорила уже на ходу, продолжив свой путь к вертолётной площадке.

-А мы, значит, не люди, а бляди, - засеменил за ней работяга.

-Она украдёт половину нашего мяса, - бросил ей вслед Ерохин, когда понял, что его слова заведующая не слышит.

-Половину – не половину, но спиздит, можешь не сомневаться, - сплюнул комиссар.

-Ладно, мужики, пошли в штаб, - развернулся Ерохин в сторону лагеря.

Я догнал его: «Что сказал Аркадий?»

-Аркадий сказал: «У тебя врач перестраховщик, но - хороший парень. Ваши травмы – это всё ерунда и мура. Работать надо, а не больничные выпрашивать».

-Это всегда правильно, даже когда топором по пальцу. Как ему наше письмо?

-Так что, как сам понимаешь после таких речей, наше письмо ему до лампочки. Есть связь, нет связи - им наплевать. Если что-то случится, то отвечать будем мы.

-Для самого гуманного советского суда есть смягчающие обстоятельства: мы вовремя информировали вышестоящие организации.

-Значит, можем спать спокойно.

-Вот это всегда правильно. Спокойной ночи, Валера.

-Ещё не вечер, юморной ты наш, - ускорил шаг командир.

Руководящая верхушка лагеря, часть из которой скорее только полагала, что она такова, на самом деле, не играя никакой роли, собралась в комнате командира.

Получилось, что Ерохин вошёл в свою комнату последним и тут же бросил: «Ну, как, работы нет?»

-Работа есть, - ответил Безматерных, как врезал кулаком меж глаз.

-Сегодня Паша уже крышу не кроет: больше 4 часов в день физически он не работает. Перерабатываться ему категорически нельзя. И, вообще, он любит пописывать наряды, считает себя мастером в этом деле. Официальный же мастер только что и носит чистенький, чёрненький костюмчик. Да он – чернорубашечник. Кстати, Куклина прозвали штурмбанфюрер, вот тебе и простые работяги, не в бровь, а в глаз. Самое интересное, Куклин не только не возмутился, но и воспринял своё звание с пониманием и даже какой-то скрытой радостью. Интересно, член партии. Пришлось бы ему в те годы. А вдруг ещё и сейчас не поздно. Кто знает, какие времена наступают. В прошлом году князь Оболенский. В этом году штурмбанфюрер. Наступают другие времена. Уж не их ли? - подумал я.

Ерохин помолчал, как будто бы оторопел, а затем всё так же молча замельтешил, в небольшом, оставшемся незанятым пространстве.

-Не успокоился ещё, что ли после неудачи с заведующей столовой? – подумал я.

-Начну по порядку. В Горкоме выслушали всё. Мы им рассказали, в том числе, и о бывших в употреблении телогрейках, которые получили в ПМК…

-А они сказали, что б/у давать нельзя, особенно студентам, без антисептической обработки, а её в Онеге нет, - ввернул комиссар.

-Есть, но так как проведена она не была, то этим мы свою позицию в отношении принимающей организации значительно укрепили: все увидели, что она из себя представляет, если даже такой пустяк сделала с нарушением.

-Помрём все, ох, помрём от заразы. Я уже чувствую в организме продвижение микробов. Правда, доктор, - покривлялся мастер.

-Это – проблемы твоего организма, - буркнул я.

-Ой, спасибо, доктор, ой, спасибо, то есть, ты меня лечить не будешь, - буравил меня Жигарев взглядом.

От растерянности я только пожал плечами.

-Конечно, не будет. Ему самому лечение скоро потребуется, - бросил Безматерных.

-Что ты имеешь в виду? – почувствовал я что-то противное, угрожающее, пугающее.

-Мы собрались здесь обсуждать не медицинские проблемы, - подал голос Ерохин, - В Архангельске мы пошли в областной штаб: решили с ними и с районным двинуть к Мовсисяну. Но туда прорвались молодые комсомольские вожди – все моложе нас и такой развели бардак, что мы часа два и слова вставить не смогли. Зональный штаб всё время ставят в позу. Командир областного штаба некто по фамилии Порыгин. Так вот этот самый Порыгин таким вот образом разговаривает с зоной: «Эй, ты, а что ты…»

-На самом деле устроил из них зону, - усмехнулся я.

-Ещё какую. Они перед Порыгиным, как собачки на цыпочках…

-Это они себя так поставили. Попробовали бы на Ваньку. В прошлом году на Ваньку не проходило, да ещё как, - бросил Безматерных.

Часть собравшихся засмеялась, возможно, знали упомянутого командиром прошлого года Ваньку.

Дождь пыжился, пыжился и пошёл. Барабанная дробь влетела вместе с каплями в открытое окно. Речи затихли. Некоторое время все сидели, слушали музыку природы и вдыхали аромат очищающих небесных потоков. «Ладно, вы что под гипнозом все? Закрой окно, Олег», - обратился мастер к сидевшему рядом с окном Решетникову.

-Ну, вот, входим мы к этому самому Порыгину, - продолжил Ерохин, - Он нас и спрашивает: «Откуда?» «Мы – командиры из Верхнеозёрска». «Чего здесь делаете?» «А вот приехали, так как там всё плохо». Он и пошёл, ногами затопал, заорал: «Вы должны быть на своих рабочих местах, а не болтаться…»

-Прав, прав, - прошептал Жигарев. Я сидел рядом, услышал и очень захотел узнать – дошло ли до Ерохина.

-Я ему в ответ выдал по первое число. Он орёт: «Ты как разговариваешь?» «Как умею». «Я тебя из МГУ выставлю». «Попробуй». Ну, он притих…

-Какой героический у нас всё же командир, - вполслуха просипел мастер.

-А затем и говорит: «Рассказывайте, ребята». Мы ему всё и выложили. Тут появляется Попов – инженер по технике безопасности зонального штаба: Поливников был в командировке. «Иди-ка сюда, - позвал его Порыгин, - Что делается в Верхнеозёрске?» «Что делается? Что делается? Работают». «Как работают?» «У него спросите», - кивает на меня Попов. «А я у тебя хочу». «Ну, работают. Там недавно наш командир был»…

-Просто театр одного актёра, - вполголоса, в сторону бросил Жигарев.

-«Когда недавно?» «Дней пять или шесть». «Когда?» - спрашивает Порыгин меня. «13 июля», - отвечаю я. «Две недели назад…» Ну, и давай Попова и в хвост и в гриву. Попов потом всё доказывал, какой же я – мудак. Частично я соглашался, частично – нет. Затем Порыгин сказал речь на 15 минут, в которой не было ни одного цензурного слова и все успокоились. Порыгин закончил свою здравицу в честь Попова и говорит: «Вот что, командиры, возвращайтесь в Верхеозёрск – не дело вам отсутствовать. А в понедельник-вторник к вам приедет зональный штаб, инструктор от нас и представитель горкома комсомола». Кстати, в понедельник в Архангельск прилетает Кукин – ответственный по ТБ по всему МГУ, а так как зональный штаб, значит, виноват в положении, в котором мы находимся и мы им об этом, не стесняясь, говорим, то, конечно же, они его к нам пошлют…

-Это – плохо, - почесал голову Безматерных.

-Ещё как, - нервно дёрнулся инженер по ТБ Воробьёв.

-Таскается всё, на месте ему неймётся, - понизив голос, проговорил мастер.

-Пошли мы к Мовсисяну: он в командировке. Ну, решили, возьмём билеты на самолёт на завтра. Вечером зашли в зональный штаб. Попов пьяный, нас не пустил, а стоит на пороге, шатается и говорит: «Э, вы не шутите, с Порыгиным шутить не надо. Уезжайте, вам же лучше будет. Если я вам разрешу переспать у нас, то Порыгин узнает и даст мне пизды. Так что валите отсюда, подобру-поздорову». Переспали мы в гостинице. А сколько у нас за первый месяц?

-По 200 рублей, - ответил Куклин – сегодня комиссар тихий – такая у него фаза.

-А стоит ли ещё из-за 200 рублей-то?

-А из-за 800? – вложил в каждое слово злобное раздражение Безматерных.

возврат к началу.