Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-8-

Второе июля. Суббота

Всё ниже изложенное не имело, не имеет, и не будет иметь отношения ни к чему происшедшему.
Иногда, из-за отсутствия иной возможности, используется ненормативная лексика.

Разбудил меня холод. Разумеется, построение началось только в 7-15. Комиссар в красном спортивном костюме, поеживаясь, сделал перекличку. Отсутствовал Гриша Рыбкин.

-Он и будет соответствующим образом премирован, - придав голосу максимально возможную жёсткость, проговорил Ерохин, - Кроме того, я объявляю выговор Юле Грибковой и Татьяне Ткачук за дальний заплыв во время вчерашнего купания. В следующий раз за такие нарушения буду резать талоны по технике безопасности. Учтите, у каждого ограниченное число талонов, и если они все отрезаны, то это означает автоматическое отчисление из отряда.

Во время зачтения Куклиным фамилий я вдруг подумал: «Зачем Ерохин взял прошлогоднего командира, его жену, её любовника? Что или кто заставил? Или он просто ничего не понимает? Да и свою любовницу?»

Затем комиссар зачитал список распределения по работам: кто, где, что делает и с кем. Человек десять были отправлены делать опалубку. Григорьеву, Симонову и мне поручили огородить лагерь. Разумеется, не смотря на вчерашнее замечание Безматерных, несколько человек послали чистить канализацию.

Сразу же после линейки я подошёл к Ерохину: «Валера, по-моему, три минуты на сборы не физиологичны, особенно учитывая состояние туалетного дела».

Командир промолчал. Я продолжил: «Кроме того, как мы и договаривались, я привёз две бутылки коньяка».

-Хорошо, я найду возможность оплатить твои расходы, и может быть даже за провоз. Ничего не даром. Пить придётся, хотя я и не люблю много, да и совсем не люблю. Вот трелёвщика-хохла Володю хорошо бы угостить, посидеть по душам. Он – неплохой мужик. Сделал нам три ездки, а ещё от двух отказался, а то нам было бы лучше, как сам понимаешь.

-Что же его коньяком?

-Что ты, доктор, он не поймёт – только водка. Коньяк для других. Кстати, а ты привёз спирт для этих целей?

-Я взял спирт для отряда и пол-литра, как мы и договаривались.

-Всё будет оплачено, доктор, ты ни о чём не пожалеешь. Даже если не выйдет здесь, то мы перебазируемся на другое место: шабашек везде тьма, только греби.

Во время завтрака заговорили о режиме питания. «Обед с 12 до часу, а ужин – в семь часов вечера», - предложил я.

-Обед в 2 часа, ужин в 21. Так и в прошлом году было, - отрезал комиссар Куклин.

-Ну, и что, в прошлом году – это не аргумент.

-Нам всё равно, как начальство скажет, но если ужин в 7 часов вечера, то в 11 часов ночи все мужики будут голодные как звери, и попрутся на кухню, - сказала Юлия Грибкова своим наигранным тоном, густо сдобренным мощным звучанием всё видавшей, везде побывавшей, прошедшей огонь, воду и медные трубы матроны.

-После любого часа могут появиться голодные и пойти на кухню, - сказал я и подумал, - Почему она меня так раздражает?

-Мне кажется доктор прав: иначе получаются очень большие перерывы, - чуть растягивая слова, произнёс инженер по ТБ Воробьёв.

-В прошлом году был такой режим и ничего, никто не умер. Кто не выдержит больших промежутков, может ехать домой. Мы приехали сюда работать, а не есть, - холодным, рубящим голосом большого начальника провякал Куклин, дожевал кусок хлеба и добавил, - Трясти надо, трясти.

Я хотел возразить, но ничего толкового в голову не лезло. Осенило лишь минут через тридцать, когда поезд давно ушёл, надо было сказать: «Использование вместо аргументов лозунгов – это демагогия».

Пока я тщетно пытался придумать контрудар против нелепого комиссарского: «Трясти надо, трясти», - которое только и лезло в голову, в столовую заскочил командир.

-Вот он разрешит наши сомнения, - взвизгнула Юлия Грибкова, - Когда обедать и ужинать: в 12 часов и 19, как хочет доктор, или в 14 и 21, как настаивает комиссар?

-В 14 и 21 сегодня, а там видно будет, - выдал Ерохин сходу.

Быстро позавтракав, он вновь показал мне границы лагеря и предложил: «Возьми ребят, и поищите по посёлку щитки для забора. Они тут везде валяются».

-Валера, - позвал командира Безматерных, - отправь людей грузить щебёнку.

-Как мы и говорили, пойдут пятеро.

-Почему так много? – закричал Куклин.

-Это трудно. Пусть побыстрее сделают. Ребята ещё не адаптировались, - проговорил Паша Безматерных.

-Ерунда, делать нечего, чистое сачкование, - сердито заворчал комиссар, но, видя непоколебимость командира, недовольно побрёл на кухню.

Верхнеозёрск захватил небольшую возвышенность, окружённую четырьмя большими и несколькими маленькими озёрами чистейшей воды, драгоценными камнями, вставленными в оправу леса. Неширокие ерики объединяли соседние водоёмы. Живописные елани разряжали плотные ряды деревьев. Прошёл слух, что посёлок имеет большое стратегическое значение, потому-то срочно вырубили и выкорчевали вековой лес и затеяли всё это строительство в 70 километрах от Онеги, не проведя туда даже дороги и забрасывая всё по воздуху вертолётами.

-Жалко, - подумал я, - как здесь было здорово до всей этой цивилизации.

По плану от центральной и единственной улицы будут отходить в противоположные стороны ряды домиков, образующих квадраты, внутри которых должны быть построены сараи. Наша сторона уже почти построена – только в последнем ряду стоят дома без крыши, но заселены лишь ближние к началу посёлка. Противоположная сторона отмечена последним рядом, в основном сделанных до крыши домов, окаймляющих наружные бока будущего квадрата. Отряд получил шесть внутренних площадок, на которых через полтора месяца должны вырасти готовые под ключ дома.

Метрах в 100 от лагеря, на нашей стороне несколько десятков вагончиков поставлены на брёвна и объединены в букву «г» единой крышей коридора. Таково – верхнеозёрское общежитие. Оно отделено от дороги лабиринтом из стопок панелей для новых домиков, каждая высотой метра под три. Между вагончиками и баррикадами панелей проложены поломанные деревянные мостки. Везде набросаны банки, склянки, бутылки, бумажки, неопределённая дрянь, стоит едкий, режущий глаза смрад мочи и местами кала.

Сразу же за общежитием тянется отдельный, коричневый блок вагончиков – поселковая столовая, приветствующая своих возможных посетителей зловониями разлагающихся продуктов и роями мух. По всему посёлку носятся стаи тощих собак.

Поискав среди загаженных, почерневших от непогоды и времени панелей щитки для забора, ничего не обнаружив, Григорьев и я вернулись в лагерь.

На крыльце кухни нас встретил Ерохин: «Оставьте пока забор. Григорьев будет старшим. Вместе с вами пойдут Мартишин и Гореленков. Будете складывать бетонные столбики для фундамента салазками, чтобы трелёвочные смог их подцепить и отвезти к нашим домикам. На домик требуется около 70 столбиков. Вот и посчитайте, сколько нам надо».

Я чуть обиделся. Понятно, Григорьев в квартирьерстве занимался этим, но не велика наука. Только делать нечего: приказ есть приказ.

Примерно в полукилометре от лагеря, рядом с недостроенными домами возвышаются несколько куч высотой от двух до трёх метров 250-килограммовых бетонных столбиков для фундамента. Рядом с рукотворными отрогами валяются трубы, доски, кирпичи, куски ядовито-красного утеплителя, полуразваленные стопки шифера.

Ещё до приезда основного отряда инженер по ТБ Воробьёв предложил систему переноски с помощью двух изогнутых труб; вставляют их в ушки столбика и поехали. Столбик за столбиком. Вставили, взяли, потащили, опустили, вставили, взяли, потащили, опустили… Я вспоминал поездку, Онегу, Верхнеозёрск. «Куклин суетливый, дёрганный, бросается лозунгами, демагог. Этим утром я не нашёл, что сказать. Ещё будет возможность. С такими-то людьми и чтобы не было».

Пригревает солнце. Мы пашем. По дороге не спеша шествует пожилой мужчина в кепочке, с папироской во рту, удочкой на плече. «Привет, мужики, - останавливается он возле нас и выплёвывает папироску, - Вот, решил половить на Глубоком озере. А на хуя вы так делаете? Взяли бы трос, связали за ушки и пусть трелёвочник тащит, хуй с ним. А так чего? Да ещё в субботу». Мы молчим, переминаемся. «Кто он? Химик?» - думаю я. Мужчина постоял, сдвинул кепочку на лоб, сунул татуированную руку в карман, бросил: «Ну, прощевайте», и продолжил путь.

-Чёрт возьми, всегда выезжают только за счёт ресурсов природных и людских, - подумал я и сказал, - Если бы Школьный был хозяин этого посёлка, то такого бардака он бы не допустил…

-Ладно, - недовольно оборвал меня Дима Григорьев, а остальные промолчали.

-Язык мой – враг мой. Опять дёрнул меня чёрт за него. Никаких даже напоминающих политику разговоров со студентами МГУ, комиссар которых зачитывается Лениным, - подумал я.

К часу дня, сложив последние столбики салазками, мы двинули в сторону лагеря. Из дверей не закрывающегося дощатого сарая метрах в 10 за последним домиком вышел Ерохин с мешком цемента в руках. За ним выплыл комиссар Куклин, сгорбленный двумя связанными поясом мешками. Командир уже давно положил мешок возле летней кухни, Куклин же шатался придавленный 100 килограммами, а затем всё-таки сбросил их возле уличного крыльца первого дома.

-Как дела, доктор? – спросил Ерохин.

-Ол, райт, всё сделали.

-Да ты загорел, доктор.

-Жара.

-Вернёшься в Москву, все подумают, что отдыхал на Чёрном море.

-Знал бы прикуп, жил бы в Сочи.

-Тебя искал местный фельдшер.

-Что ему надо? Кстати, главный врач ЦРБ им очень недоволен.

-А кем здесь довольны? Мы тоже уже всем не довольны. Пора искать шабашки, - стряхнул Ерохин пот со лба. Пошли есть.

Петричук достала кур и приготовила шикарный обед: на первое – бульон, на второе по курице на двоих.

-Живём не по средствам, - скривился Ерохин, доедая вторую тарелку первого, - Доктор перенёс несколько тон железобетона, а заработал рубля полтора.

-Не густо, - пробурчал я, подумав, - Пробы я так и не снял. Вот тебе и формалист. А, если, на самом деле, что-то случится? Всё-таки надо себя правильно поставить. Когда уж я научусь?

-Да, - потянулся Ерохин, чтобы закончить утреннюю дискуссию о распорядке дня, - Будет так: завтрак в 7 часов, обед – в 13, полдник – в 17-15, ужин – в 21. Илья, - повернулся он в мою сторону, - Школьный решил, чтобы мы сделали ограду лагеря по плану. Воробьёв привёз штакетник. После обеда займётесь.

-Если не возникнет что-то другое, - подумал я.

-Что будем делать с остальными? – обратился Ерохин к Безматерных, - Площадки наши не размечены, местные по субботам не работают.

-Школьный обещал найти желающих подработать работяг, - сказал Воробьёв.

-Щебёнка не завезена, - продолжил командир.

-Трясти надо, трясти, - заблестел глазами за очёчками в железной оправе комиссар, - Наше дело трясти, а не лясы точить.

-Придурковатый он какой-то нынешний комиссар – будущий физик-теоретик, лауреат Нобелевской премии, - думал я, сидя в тени домика: направленные строить забор ожидали прораба Школьного, который должен указать, где его ставить. «Скорее коммунизм наступит. Нет выбора, будем лепить времянку. Вперёд», - раздражённо бросил Ерохин минут через 40.

-Валера, какие планы на завтра? – взял я молоток и подумал, - Зачем я это спрашиваю?

-Неизвестно что будет сегодня, - засунул командир руки в карманы старых, выгоревших джинсов, - Пока что мы с Пашей Безматерных будем в штабе писать наряды.

-Постарайтесь покрасивее, - улыбнулся Дима Григорьев.

возврат к началу.