Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-79-

Всё нижеизложенное не имеет к прекрасной действительности никакого отношения.
Ненормативная лексика используется только в силу крайней необходимости.

-Недавно я был в дружественной нам Маложме. Люди пашут ничуть не меньше, если не больше нашего, но они проводят шахматный турнир, играют в футбол, ходят на танцы. Прошу прощения, но, мягко говоря, комиссарской работы в отряде нет…

-Доктор хочет танцевать и ты, как комиссар, обязан устроить ему танцы, манц, ы зажиманцы, - завопил дурным голосом во всю глотку Жигарев, выбросив вперёд и на меня обращённую в смертельное оружие правую руку с оттопыренным указательным пальцем-дулом. Затем все пальцы его сложились вместе, а рука взлетела вверх, что мгновенно напомнило мне нацистское приветствие.

В этот момент в столовую зашла Света: «Харатьян очень рано встал и очень много работал. Дайте кого-нибудь другого».

-Действительно, нельзя, - бросил я, в попытке уменьшить напряжение от неловкости и неприятности происходящего.

-Пусть встанет чуть позже, - расплылся в своей обычной, недоброй улыбке мастер.

-Это не дело, - пробормотал я.

-Мы решим этот вопрос. В конце концов, Шура прав, испытания укрепляют мужчину, тем более, если получит разрешение встать чуть позже, - весело бросил Куклин.

-Всё-таки, я считаю, что вам надо освободить его и…

-Присудить другого, - ввернул мастер.

-Светочка, тут говорят, что мы скучно живём, - почесал голову комиссар.

-Всё верно – очень скучно.

-Давайте читать лекции: я обожаю узнавать что-то новое, - паясничал Жигарев.

-Инициатива наказуема – вот ты и читай, - как всегда поглядывал исподлобья Симонов.

-Доктор прочтёт нам курс лекций на тему: «Медицина и как с ней бороться, то есть профилактика насморка, кашля и прыщей», - не прекращал мастер.

-Твои предложения, - вытянул Куклин шею в сторону Светы.

-Сыграйте в волейбол с АЛТИ. Сегодня приходила девочка-киномеханик. Она обещала устроить сеанс в любое удобное для нас время, а так же танцы, концерт агитбригад, и вообще, всё что ни захотим. Ей скучно, вот она и хочет воспользоваться прибытием студентов.

-Илья, твои предложения, - посмотрел на меня комиссар.

-Я согласен: стоит начать с волейбола и конкурса песни.

-Когда же он будет это организовывать? Полдня работы? В рабочее время? – злобно и резко блеснул на меня глазами Жигарев.

-Почему в рабочее время?

-Но ты лечишь больных, и тебе идёт рабочее время, - исказилось брезгливой гримасой лицо мастера.

-Ого, он ненавидит меня ещё сильнее, чем я предполагал, - подумал я и сказал, - Ты не всегда отслеживаешь моё рабочее и свободное время. К сожалению, иногда требуются немедленные действия. Если, есть возможность, то я и после работы пользую бойцов и не только простых бойцов и после работы, - замолчав, я подумал, - Чего я перед ним оправдываюсь? – и посмотрел на многократно лечённого мною во внерабочее время инженера по ТБ. Но Воробьёва, как воды в рот набрал.

-Мы – не коммунистический отряд. Наша задача не галочка в отчёте, а максимально возможная зарплата. Всё, что не только мешает этому, но даже не помогает – не должно иметь места в отряде и подлежит безжалостному искоренению, - с жаром выдал Жигарев.

-Да, оправдание комиссарских штанов – это наша главная задача, - бросил Куклин.

-Это, на самом деле, так, - на этот раз проговорил, как пропел своим почти бабским голоском инженер по технике безопасности Воробьёв.

-Что он имеет в виду? Он согласен с Жигаревым, Куклиным или со мной? – подумал я, захотел выяснить, но не нашёл что спросить, тем более, заговорил Куклин.

-Хорошо, Илья, вот ты и договорись о волейболе с АЛТИ.

-Ладно, - кивнул я, подумал, - Чего выяснять с Воробьёвым? И так всё ясно.

-Танцы, - протянулся Безматерных, - В клубе нельзя. В прошлом году это кончилось дракой, а в этом году публика ещё почище: кто-нибудь уйдёт с топором в спине, - вспомнил он обещание местного москвичам в Маложме.

-Может быть, местные не пойдут,- предположила Петричук.

-Я тоже против: танцы или у нас в столовой, или в АЛТИ, но не в местном клубе, - сказал я.

-Идёт, - на удивление покорно и миролюбиво произнёс комиссар, задумчиво подперев щёку.

-Теперь, второй вопрос. Сегодня на линейке я вспомнил слова Глеба и понял, что у всех бывали такие дни. Достаточно вспомнить после именин, в смысле день рождения Татьяны. Я себя помню, да и у других помню, есть такие эпизоды…

-Понимаешь, доброта – это хорошо, - миролюбиво перебил меня Куклин.

-Подожди, Саша, дай кончить…

-Дайте, доктору кончить, - выкрикнул Жигарев, дёрнувшись всем жирным телом.

-И вот я считаю, что с воспитательной точки зрения – это имеет смысл, но внутреннего права, действительно, снимать полдня у нас нет. Поэтому я предлагаю на первый раз оставить им по целому дню.

-Зачем это? – взвизгнул мастер.

-Вот и снимем доктору полдня, - пожевал Безматерных плоской нижней челюстью.

-Хорошо, если и всем остальным.

Привстав над столом, как сулик, обозревающий степь, Жигарев заговорил резко и злобно: «Должна быть плётка. Они должны бояться. Они должны знать, что кто-то – я или комиссар – пройдёт и снимет…»

-Это функция бригадиров, - чуть опешил я от такого бешеного напора, - Хотя, у нас нет стабильных бригад, но оценивать бойцов должны бригадиры…

-Это частично верно, - покачал головой Куклин, - Но мы не можем ввести стабильные бригады. Такова уж наша особенность.

-Пустая схоластика, - злобно зыркнул на меня мастер, - Бригадир может быть и сам ленится, или очень добрый, - в последнее слово Жигарев вложил всё имеющееся у него презрение, пренебрежение, неприязнь и здорово преуспел в этом, так как очень богат был этими чувствами, - Или ему плевать, а мы пойдём и всё увидим, как карающий меч…

-Революции, - осклабился Безматерных.

-Олег Решетников – мягкий человек, но и он говорил, что Герштейн всё время спит, под бревно залез и там сладко выспался, потому что до сих пор никого не было с плёткой, кого бы они боялись. Без плётки ничего не бывает и ничего не продвигается, - с облегчением выдохнул застоявшийся в лёгких воздух мастер.

-Плётка – двигатель прогресса вместе с прогрессивкой. Я высказал своё мнение об этом и я считаю, что у нас нет морального права, - с трудом проговорил я, почувствовал нарастающую тревогу и вспомнил, как Олег Решетников сам спал у нас на плитах. Откуда только Жигарев взял его мягкость?

Безматерных скривился, будто раскусил самого вонючего лесного клопа: «Вот мы и начали со вчерашнего дня новую жизнь».

-Надо же когда-то начинать, - провякал фантастически изгаляющимся тоном такую безобидную фразу Жигарев.

Я скосил глаза на Симонова и Воробьёва: они насуплено молчали.

-Доброта – это отлично, - покачал головой Куклин.

-Это не доброта, а минимальная справедливость.

-Поиски абстрактной справедливости, - на мгновение мастер затих, - Пусть это и не очень справедливо, зато стимулировать будет.

-Есть отряды, где бьют, - сказал Куклин.

-Есть отряды, после которых командиров сажают, - сказал я.

-Нашего тоже нет, - презрительно, скривился Безматерных.

-Ладно, хватит демагогии: кому сегодня срежем? – клинковая сталь прозвенела в голосе Жигарева.

-Кощеев и Рямзин сегодня сидели, - сказал Куклин.

Неожиданно я понял, что своей защитой лишь разозлил их: сегодня они резать часы не собирались, и вот теперь, мне в пику, решили сделать это.

-Им так и не привезли двухкантный брус, чтобы кончить обвязку, - пропищал Воробьёв.

-За это и надо срезать. Если человека послали на объект, сказали что делать, а он сидит, так как, видите ли, нет материалов, то пусть он потом не удивляется, что ему срезали часы. Нет материалов – бегай по всему посёлку с высунутым, как у собаки языком, убей Школьного вместе с его собакой, но добудь необходимое, а затем восполни всё время, которое у тебя ушло на поиски. Можно и нужно пахать за счёт сна. Ничего, в Москве отоспятся до следующего года. Потому срезаем вышеупомянутым товарищам по полдня. Возражения есть? Возражений нет. Воздержавшиеся есть? Воздержавшихся нет. Принято единогласно. Принято единогласно.

-Страшная штука власть, - подумал я, начиная чувствовать опустошённость, усталость и безразличие.

-Мне не нравится, что в комнате Рамзина, Кощеева и Жогова в два часа ночи бренчит гитара, - ещё более высоким голоском пропищал Воробьёв.

-Они уезжают? – оживился Безматерных.

-Тем более, срезаем всем троим по полдня – отдых следует достойно отмечать. Эта комната какой-то хочу - работаю, не хочу – не работаю, - скривился Жигарев.

-Пусть уезжают люди, а то ведь и уезжать не хотят, - бросил Безматерных.

-Мы вводим, как в армии с завтрашнего дня дежурного, который должен будет обходить лагерь в два часа ночи и утром докладывать мне о всех нарушениях режима. Он потом получит право на подъём на час позже. Мы должны учитывать людские слабости – я не могу всех равнять под себя. Я, например, даже если ночь не посплю, то работать буду так же хорошо, как всегда, пусть мне будет чуть труднее.

-Напрасно ты так, Шурик, будешь работать не хорошо, а отлично, как всегда, - осклабился Жигарев, создав некое несоответствие своих слов и выражения лица.

Куклин расплылся в победоносной улыбке. Безматерных чесал нос. Воробьёв и Симонов молчали.

Я подумал: «Это подхалимство или издевательство?»

-На сегодня базар надо кончать. Дежурный на завтра - Герштейн, а доктор и Дима Григорьев должны будут подносить шифер и вагонку, - резко, хлёстко, отплюнул каждое слово Жигарев, а комиссар в знак согласия кивнул.

По дороге в комнату я с удивлением подумал, что весь разговор, по сути дела направленный против комиссара, Куклин вёл себя на удивление мягко и кротко, даже по второму вопросу – о штрафах, в отличие от изгаляющегося из-за всех сил мастера.

Спящий в соседней комнате-изоляторе Коновалов так храпел, что я долго не мог заснуть, всё, возвращаясь и возвращаясь к последнему штабу, а потом и вообще мысли соскользнули ко всем отрядным передрягам. Заснул я с мыслью о Ерохине. Почему-то я представил его идущим в обнимку с Петричук по широкой центральной улице Архангельска, которого никогда в жизни не видел.

возврат к началу.