Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-67-

Всё нижеизложенное не имеет к прекрасной действительности никакого отношения.
Ненормативная лексика используется только в силу крайней необходимости.

Мы вошли в вагончик. Комната направо, комната налево. Между ними в пустом пространстве стояла горелка, на которой в чёрном чугунке что-то варилось. Николаич провёл меня налево. Перед двумя кроватями лежали коврики. К стене были прибиты крылья какой-то чёрной птицы. Худощавый, русоволосый человек лет 30 с голодными глазами чистил картошку и резал её в стоявший перед ним котелок.

-Вить, отвези больных в Онегу, - попросил прораб.

-Нет, на хуй, я устал.

-Отвезёшь мужиков, я тебе старое прощу.

-Хуй с вами, если до лесовозов.

-Вези на нашей бортовой.

-Хотя бы до Маложмы, - попросил я.

-До лесовозов, - отрезал Виктор.

-Ладно, ждите бортовую, - пожал плечами Николаич.

-Спасибо, - пошёл я на улицу, думая, об отношениях подчинённого с начальником.

Цымбал, Самгин и молчаливый попутчик из Верхнеозёрска, от которого за всё время я не услышал ни одного слова, грелись возле костра. Я присоединился к ним, присев на брёвнышко.

Тихий, северный, летний вечер опускался на землю. Полетела мошкара. Дымок костра усыплял и баюкал.

-Сейчас в конец трасы проехал лесовоз с людьми. Он их там высадит, на обратном пути садитесь вы, нашей бортовой не ждите, - заговорил лысоватый блондин.

-Хорошо бы, - протянул я руки к пламени, - Когда дорогу-то кончите?

-Кто ж его знает. Должны к концу года, - ответил высокий, худощавый мужчина лет 30.

-В декабре приехало к нам всё высокое местное начальство и какие-то большие шишки из Москвы. Собрали народ. Вперёд с дружным «ура». Сделали два километра. Вот уже два месяца их исправляем. Разве можно зимой дорогу класть. Только кого это ебёт, раз начальство хочет, - насмешливо выдал блондин.

-Когда по весне растаяло, всё полезло вкривь и вкось. Сотни тысяч выбросили коту под хвост. Кто будет отвечать? Неизвестно. Сделали бы сначала дорогу, бросили бы на неё все силы. Так нет, и дорогу тянут и посёлок строют. Вот они и гонют: зимой возили стекловату, сейчас – цемент. Последние 10 километров протаскивают машины трелёвочниками. Кто отвечает? – раздражённо, как о наболевшем говорил худощавый.

-Вертолётами возят, - сплюнул блондин, - Кто так дорогу строит? Не успели сделать, а по ней уже поехали. Вон она вся разбита. Понятно, одни только машины и то бы искурочили, а тут ещё и тракторы. Вы приглядитесь: все новые плиты изрезаны и исколоты. Защитный слой снят. Через полгода всё менять. Кто отвечает? Одна надежда: узнает Андропов – поменяет, кого следует.

-Ну, вряд ли он будет интересоваться каждой дорогой, - посмотрел я на плакат, обещающий выполнить и перевыполнить решения XVI Съезда, и подумал, - А почему номера съездов всегда пишут латинскими буквами? Андропов он не только поменяет, он и в зону. Для того и пришёл, и этот, гад, сел надолго. Я испытал противнейшее чувство: смесь страха и полной безнадёжности.

-Каждая да не каждая, - обиделся за своё детище худощавый, - Это дорога утверждена Советом Министров. Таких дорог на всю Рассею раз два и обчёлся.

Опять вышел прораб: «Ну, что мужики, разберём мост и будем строить спокойно», - улыбался он во весь свой не самый здоровый рот. «Николаич – это его отчество или фамилия?» - подумал я, но спрашивать не стал.

-Сегодня утром я разговаривал с вашими: командиром и ещё двумя, - присел он на корточки возле костра.

-Двумя? – удивился я.

-Да, двое.

-Договорились?

-Да. 21 труба, 42 оголовника. Зарплата с одного оголовника 45 рублей. В прошлом году прораб и ещё трое после работы по четыре часа вкалывали, за месяц сделали 12 труб. Предоставим вам всё, всё будет: вагончик, вон бетономешалка, - указал прораб рукой на небольшую, синенькую бетономешалку на колёсиках возле вагончика, - Цемент есть. С питанием договоримся: обед в нашей столовой, а ужин и завтрак вот так, - кивнул он на котелок над огнём. Несколько человек, в том числе вышедший из вагончика шофёр Виктор, и худощавый мыли оббитый жестью стол.

-Хорошо ещё дождей нет, а пройдут всё полезет, - снял с огня котелок блондин.

-Поправим, мужики, всё поправим. Для чего мы здесь, - опять улыбнулся прораб.

-Сколько у вас человек? – спросил я.

-Здесь в вагончиках живут 36 человек, наши основные рабочие. Не хватает вагончиков. Всего же сейчас строят – 70 человек, а должно быть больше 100. Поэтому мы вас и пригласили. Зарабатывают мужики, если хорошо работают, по 500-600 рублей в месяц. У нас районный коэффициент – 1.2, потом колёсные, лесные, выслуга лет, северные, вот и набегает. Беда наша, что работает только треть парка машин – остальные на ремонте. МАЗы и КАМАЗы не тянут: они не для бездорожья. В наших условиях хорошо себя показали КРАЗы. Сначала от них отказывались, а потом поняли. Первая партия КРАЗов попала к нам, можно сказать, случайно: от них отказался Китай. Хотя в отличие от МАЗов и КАМАЗов - комфортабельные машины – КРАЗ не благоустроен, даже печки нет. Но шофёры ставят печки сами, а по бездорожью – нет лучшей машины.

-Куда так далеко уехал лесовоз, - поёжился всё время молчавший и куривший Самгин, - Бутылку, наверное, водиле поставили.

-Это у нас случается. С кем не бывает, - усмехнулся прораб.

Было ещё довольно солнечно, но с каждым мгновением становилось всё прохладнее и прохладнее.

-Пошли, посидим в вагончике, - встал прораб.

-Спасибо, нам бы лесовоз не пропустить, - кивнул я.

-Ну, как знаете, а я пойду. Может, поедите с нами?

-И за это спасибо, только из-за стола, - бросил я, подумав, что не хочу проверять их гигиену ни на себе, ни на Цымбале, которому и вообще не до еды.

Наконец-то подъехал лесовоз. Из кабины выскочил молодой человек лет 22 с густыми бровями, широким лицом, усиками, шрамом на подбородке.

-Я – врач стройотряда. Везу двоих больных в Онегу. Я вас очень прошу…

-Поехали, - не дал мне договорить водитель, - Только учтите, я должен загрузиться на 20 линии. Троих взять не смогу.

-Но оба больные… - придал я лицу, голосу, жестам самую большую убедительность, на какую только был способен.

-Тогда только до Маложмы, но смогу пересадить.

-Спасибо и на этом, - расплылся я в улыбке, подумав, - Видно будет. Где Маложма, там и Онега, или на самом деле, поможет с попуткой.

Мы уже сидели, когда к лесовозу подскочил наш случайный попутчик из Верхнеозёрска и, не сказав ни слова, втиснулся в кабину, бесцеремонно сдвинув меня вглубь. На него водитель не обратил ни малейшего внимания.

Опять замелькали по сторонам леса. Чтобы скрасить дорогу, я спросил шофёра: «Давно работаете в леспромхозе?»

-Сам-то я из Белоруссии. На севере с 79 года. Сначала служил здесь, а потом демобилизовался и остался.

-Нравится, значит.

-Нормально. У нас в леспромхозе четыре бригады. Это раньше в бригадах было по 11 машин, а сейчас всего-то осталось около 16…

-Куда подевались-то?

-Развалились. В таких условиях техника долго не выдерживает, не то, что люди.

-Трудно, значит.

-Привыкаем. Работаем по 8 часов: день, ночь, двое суток дома. В неделю три дня работаем, четыре – дома.

Возле ответвления на 20 линию стоял лесовоз.

-Может быть на нём? – встрепенулся я.

Шофёр молча вылез и как-то странно, заваливаясь, побежал к стоявшему лесовозу. Следом за ним побежал незнакомец. Водитель стоявшего лесовоза ремонтировал дверцу. Наш водитель подбежал к своему коллеге, молча постоял возле него, развернулся, и так же странно заваливаясь, вприпрыжку, вернулся назад.

К дороге по 20 ветке подъехал ещё один гружёный лесовоз и остановился возле нас. Водитель вылез и начал возиться с грузом. Приближение нашего шофёра он встретил почти криком: «Центрового нет. Если не найду на базе, то на хуй – это не работа. Поеду домой, хуй с ними».

-А мне Калинин туфту поставил: радиальной резины и запаски нет, - как китайский болванчик, качал головой при каждом слове наш водитель. Возьми одного мужика до Онеги, а то, понимаешь, их трое, а сам знаешь, на хуй это надо.

-Валяй.

-Ну, мужики, кто сюда, а кто – со мной, - чуть не упал наш шофёр.

Я посмотрел на Самохина. «Ну, я пойду», - встал он.

-Ждите нас в диспетчерской, - сказал я.

На этот раз рядом с водителем сел я.

возврат к началу.