Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-65-

27 день. 26 июля 1983 года. Вторник.

Всё нижеизложенное не имеет к прекрасной действительности никакого отношения.
Ненормативная лексика используется только в силу крайней необходимости.

До чего гнусная штука холод, а сегодня он пронизывающий: как будто бы подхвачен ветром с самого Белого моря и брошен на маленький, грязный посёлок среди лесов и озёр. Да и не с Белого моря, а из Арктики.

Отряд подняли в 6-50. На редкость не хотелось покидать согретую постель и вылазить на пронзительный утренник улицы.

Комиссар проверил наличие, распределил по работам и вперёд вышел Ерохин: «Прежде всего, вы должны расписаться в ведомости о распределении зарплаты по КТУ».

-Думаю, до этого дело не дойдёт, - тихонько и очень ядовито выплеснул Жигарев.

-Расписывались уже, - пробежал шумок по рядам.

-Девочки жалуются, что дежурные им плохо помогают, - каким-то почти печальным тоном проговорил Ерохин.

-Где строгий командирский голос? - продолжил свой язвительный шёпот, веселящийся поутру мастер.

-Скажи конкретно кто, - закричало сразу же несколько бойцов.

-Пусть каждый старается из-за всех сил не только на своём рабочем месте, но и во время дежурства по лагерю и по кухне.

-Небольшая доза утренней демагогии лишь мобилизует массы, - выдал очередную порцию Жигарев.

-Ещё одна неприятная новость, - продолжил Ерохин, - Наш инженер по ТБ отрежет товарищу Рыбкину талон за езду на трелёвочнике. Вы все должны знать, что на трелёвочнике ездить нельзя. Вопросы есть? Вопросов нет. Все знают, где работать и все знаю, как им работать, то есть по-ударному, в порыве трудового оргазма.

-Вот это – не факт, - прошептал командирским голосом Жигарев.

-Спасибо за внимание. Все свободны, - закрыл линейку Ерохин.

Бойцы разошлись. Всё серое, безрадостное, студёное. Цымбал и Самгин уже 18 часов ждут скорую помощь.

-Что с вертолётом или вездеходом, доктор, - как будто бы прочитал мои мысли неожиданно посерьёзневший Жигарев.

-Обещанного три года ждут, - махнул я рукой.

-Ведь существуют же определённые вещи, которые мы обязаны выполнять нравятся они нам или нет. Иначе мы просто вымрем.

-Согласен, - кивнул я.

-Согласен с тем, что вымрем, или согласен с тем, что должны выполнять? - сощурился Жигарев.

-И с тем, и с другим.

-Достойный ответ, - непонятным мне тоном бросил Жигарев и двинул в сторону кухни, виляя обширным задом.

Я зашёл в комнату командира. Безматерных чинил магнитофон. Ерохин ходил по своей временной обители, придерживая дёргающуюся щёку. «В 9 часов мы должны совещаться с начальником ДСО, - встретил меня командир, - Готовим шабашку по бетонированию изголовков труб, оформлению дороги столбиками и так далее. Если удастся, я постараюсь перевести туда большую часть отряда. Работа самая подходящая: никакой почти квалификации, что и надо студентам, лишь таскай себе бетон от зари до зари…

-Пока ноги таскают, - вставил я.

-Правильно, - оторвался от магнитофона Паша, - Но с переводом отряда я не согласен: нам отдали злополучный домик местных мужиков, там, где вытаскивали сваи, и дали ещё одну шестую площадку. Мы не должны дёргаться: здесь всё на мази, а там могут быть одни слова…

-Чего же ты согласен встречаться с ними? – раздражённо перебил командир Безматерных.

-Наше свидание с начальниками ДСО нас ни к чему не обязывает, но я не придаю ему большого значения.

-Доктор, - закричал кто-то с улицы.

Я вышел. Кощеев разбил палец до крови молотком. Заведя его в медпункт, я начал обрабатывать палец перекисью водорода, и вдруг молодой человек завалился – хорошо сидел рядом с кроватью. «Ещё один обморок», - подумал я, подсовывая ватку с нашатырным спиртом под нос высокого парня с широким, ассиметричным лицом.

Александр открыл глаза и задрожал всем телом, застучали вышедшие из повиновения зубы, пот покрыл лоб: «Я видел картины…»

-Так страшно?

-Какие-то морды. Меня душат. У меня это часто бывает: стоит понервничать. Родители в детстве при мне часто ссорились, и я очень переживал. С тех пор я - нервный.

Я давно заметил, что Александр часто моргает глазами, всё собирался выяснить, но не находил повода и правильного вопроса: не задавать же прямо в лоб: «Чего ты моргаешь?»

-Я – единственный ребёнок. Когда папа и мама разошлись, то я остался с мамой. У неё появился другой мужчина, которого я сразу же возненавидел. Он платил мне тем же. Нет, он меня не бил, даже голос не повышал, но от него на меня веяло такой ненавистью, я так его боялся. В конце концов, мама его оставила. Они сейчас опять сошлись с папой. Вроде бы всё хорошо, но нервным я так и остался. Мне говорят, потому что я – единственный ребёнок. Это правда, Илья?

-Неправда. Укройся одеялом. Всё пройдёт.

-Спасибо. Разреши мне полежать тут – у меня такая слабость, что я просто ничего не смогу сделать. Я не могу руку поднять не то, что таскать что-то.

-Хорошо.

-Доктор, - открыл дверь Куклин, - Я должен с тобой переговорить.

-Переговори, - пошёл я ему навстречу, - Давай только проведём наши переговоры на высоком уровне в моей комнате. Освободим Сашу от них. Пусть он побудит в тишине.

Небрито-усатое лицо комиссара исказила гримаса брезгливости. Громко и возмущённо пофыркивая, он тяжело, звучно ударяя ногами, потопал за мной следом.

-Ты оставляешь Кощеева? – зарычал Куклин.

-Я не оставляю его, но ему надо дать отлежаться несколько часов.

-Уже все знают, что ты готов держать у себя любого с самой пустячной царапиной. Отряд - не лежнёвка. В отряде надо трясти. У нас полный фурштоф. Тут не место для кисейных барышень: подумаешь, чуть попал по пальцу…

-У него был обморок. Он попросил полежать несколько часов, потому что чувствовал сильную слабость.

-У меня сейчас тоже будет обморок…

-Я и тебя оставлю…

-Я должен трясти. Доктор, я могу сделать любую операцию, хочешь – кесарево сечение.

-Неожиданно, мне показалось, что Куклин не шутит.

-Я могу всё диагностировать. Как комиссар и заместитель командира, я требую, чтобы ты не принимал никакого решения об освобождении бойцов от работы без меня. У нас будет консилиум. Устроим отрядное, как там…

-ВКК, - хмыкнул я, про себя добавив, - Тройку или аутодафе.

-Точно. В отряде – единоначалие. Иначе…

-Возникнут проблемы с комиссарскими штанами… - бросил я.

-Вот видишь, и ты понял…

Я хотел ответить: «Не надо быть семи пядей во лбу. За состояние здоровья бойцов отвечаю я. Честь и слава талантам комиссара…» - но в этом момент из примыкающей к моей спальне комнаты-изолятора вышел Кощеев – он всё слышал: «Шурик, я иду на объект».

-Правильно. Видишь, доктор, что моя система лечения намного эффективнее твоей.

Пожав плечами, я промолчал, подумав: «Они все его боятся. Наверное, есть за что. Они ведь знают друг друга, а я – человек со стороны».

Кивнув комиссару, я пошёл искать Школьного. В прорабской за его столом сидел седой, полный, лет 50, начальник ПТО – производственно-технического отдела – ПМК Сергей Владимирович. «Николай Степановича нет. Вам надо ждать до обеда», - не оторвал он глаз от бумаг.

-А потом до ужина и до завтрака. Уже и так почти сутки. У людей в голове гной, который, не дай Бог, может попасть в мозг. Перевозить живых намного легче, чем перевозить трупы.

-Я в этом ничего не понимаю, у меня от крови обмороки…, - замахал руками Сергей Владимирович.

-Этим меня не удивишь, - бросил я через плечо.

На крылечке коричневого домика, в котором располагался пункт связи, лежал Дружок – безусловный знак наличия в этом месте хозяина посёлка.

-Дядька, вы из экспедиции? – встретил меня в сенях вопросом парень лет 22.

-Ещё нет, - покоробило меня от такого обращения – Неужели я так старо выгляжу? – Где рация?

-Вон тута, - указал парень на обшарпанную дверь.

Я постучал.

-Да вы входите, у нас так не принято, распахнул парень передо мной дверь. Оказалось, что местная архитектурная мысль придумала пристроить к задней стенке домика вагончик, который в данном случае играл роль длинной комнатой. Вдоль одной из стен стояли три кровати, на двух из них лежали люди в одежде, а на третьей – спал пушистый котёнок. Вдалеке на одном из двух столиков громоздилась рация, перед которой сидел небритый мужчина в ушанке. За вторым столом возвышался сам Николай Степанович.

-Город, город, я – тайга, - бубнил радист.

-Сегодня слышно лучше, - почесал живот Школьный.

-Разве Макаров не вчера приехал? – зазвучал за моей спиной голос задающего вопросы парня.

-Вчера его в посёлке принимали, - ответил Николай Степанович.

На это уже я захотел спросить: «В каком посёлке?» Но сквозь сильнейший треск прорвался голос Макарова: «Выслали машину цемента. Пошлите ей навстречу трактор».

-У меня два трактора в болоте и два сломанных «Зила». Приём, - закричал в ответ главный прораб.

-Не понял вас, - прорвался в Верхнеозёрск голос начальника из Онеги.

-У, блядь, не понимает, - бросил Школьный в сердцах, - У меня два трактора в болоте и два сломанных «Зила». Машина с цементом сидит в болоте. Я это уже знаю. Приём.

-Не понял вас, - мне послышались издевательские нотки, прорвавшиеся сквозь значительно уменьшившиеся помехи.

Школьный повторил своё сообщение ещё раза четыре, и каждый раз Макаров последовательно отвечал всё той же фразой, пока вдруг и в Онеге не услышали и не выдали: «Что ж, вы, ёб вашу мать, технику, пидарасы, губите».

Школьный не стал вступать в дискуссию, а продолжил: «У нас двое больных. Один студент, а второй - наш, работяга. Отрядный доктор меня уже заебал, все мозги проёб, говорит, что оба могут помереть».

-Ничего об этом не знаю, - вырвался голос из рации.

-Значит, Школьный мне всё врал, - подумал я, - Вот говно. Хотя, чёрт знает, кто из них больше врёт?

-Можно ли отправить их вездеходом? – допытывался Макаров.

-Да.

-Хорошо, Степаныч, в 11 часов я по связи передам - отправим вертолёт или вездеход.

-Да, доктор, возьми там в углу в мешке ещё 6 аптечек, мы и на вас их получили, - сказал мне Школьный.

Опять зашумела рация, и раздался голос Макарова: «Как зовут студента?»

-На хуй ему это надо? – пожал плечами Школьный, повернулся ко мне и поманил пальцем, - Иди, скажи ему ФИО студента.

-Прокричав в рацию требуемое, - я переступил с нога на ногу, - Мне идти?

-Валяй, - махнул рукой Николай Степанович, - и закричал в рацию, - Процентовки сделали на 56 тысяч, но не всё закончили.

Не успел я выйти из переговорного пункта, как мне на встречу попался электрик Бронислав: «А, доктор, пошли к Самгину».

-Как он?

-Вы знаете, что автобус будет в два часа дня?

–По-еврейски: вопросом на вопрос, - подумал я и спросил, - А вы откуда знаете?

-Мне, что, Школьный сказал.

-Как же он вам сказал, когда он сам не знает, что пошлёт Макаров?

-Николай Степанович знает всё.

-Может вездеход? До автобуса-то идти надо, а у меня больные.

-Могут и вездеход, но вездеход еле дышит. У нас ведь как – одна поездка и меняй мотор. Трактора сидят. Видел в посёлке маленького беззубого парня? Так это – шофёр. Его машина с цементом и застряла - 130-й ЗИЛ, тоже сидит в болоте.

-Макаров обещал послать санвертолёт.

-Наивный вы или прикидываетесь? – скосил на меня свои чуть подслеповатые глазки электрик.

-Это важно для транспортировки заболевших?

-В экспедицию только из-за зубов и присылали вертолёты, - вложил в голос всю иронию, на которую только был способен Броня.

-При чём здесь экспедиция?

-При том. Дать по зубам и всё тут. Пусть прёт до трассы. Жить захочет – дойдёт.

Ведя такую приятную и полезную беседу, мы подошли к красноватому домику со сломанным крыльцом. «Нам сюда», - пригласил меня Бронислав.

Я последовал за поселковым электриком в небольшую комнатку, в которой стояли две железные кровати. Обогревалась комнатка масляным радиатором и самоделкой – несколько спиралей от электроплитки, прикреплённых к кирпичам.

На кровати лежал мужик в шапочке и курил. Самгин прижался вплотную к масляному радиатору, придерживал щёку и тоже курил. В комнате - хоть топор вешай.

-Петрович, - обратился Бронислав к лежащему мужику, - Как ты думаешь, присылают в экспедицию вертолёты из-за зубов?

-Хуем в рыло, - открыл миру два ряда железных зубов Петрович.

-Вот и я говорю: «Ёбнуть по зубам. Жить захочет – дойдёт», - в голосе Брони зазвучало подобострастие.

-Того и гляди, этот Петрович – вор в законе, - подумал я.

Бронислав стянул шляпу, обнажив лысый череп, в нескольких местах которого торчали сохранившиеся пучки растрёпанных, длинных волосков.

-Хитрые вы, жиды, - неожиданно бросил Петрович.

Бронислав противно-подхалимски захихикал. Я опешил, подумав: «Он имеет в виду нас двоих?»

-Голова раскалывается, доктор, - оторвал Самгин руку от лица, показав успевшую увеличиться опухоль, распространившуюся до самого глаза.

-Будет транспорт, - развёл я руки в стороны, уже мало веря в сказанное.

-По ебалу и хары, зубы сами повыскакивают, - затушил Петрович бычок.

-Да он начифиренный, - подумал я.

-Мне в детстве выдернули коренные. Сейчас зубов осталось мало, но не болят, - сказал Бронислав.

-И тебе по ебалу, - равнодушно бросил Петрович, - Хитрые вы, жиды, всегда пристроитесь, даже на краю света.

-А к врачам я не обращаюсь никогда, - пропустил мимо ушей слова Петровича Бронислав.

-Хитрые вы, жиды, - пробубнил своё зэк.

Дверь распахнулась. Заскочил коротенький, толстенький, грязненький мужик в свитере и тут же закричал: «Я – экспедитор. Мне нужна водка, радист и моторист».

-А хуй тебе не нужен? Пошёл на хуй . Я – Петрович. Хитрожопые вы, жиды.

Экспедитор мгновенно исчез.

Я встал и по-английски вышел. По дороге занёс одну из аптечек на четвёртый домик, где сегодня трудилась бригада высокого, худого Александрова. Я чувствовал симпатию к этому бригадиру: он всегда работает вместе с бойцами на равных, выдержан, понимает всё с полуслова, не подлизывается открыто ни к Жигарёву, ни к Куклину, как это постоянно практикует, например, Решетников.

-И нам тоже, - окликнул меня с соседней площадки Глеб Иванов, который вместе с Герштейном шпаклевали стены.

возврат к началу.