Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-63-

26 день. 25 июля 1983 года. Понедельник.

Всё нижеизложенное не имеет к прекрасной действительности никакого отношения.
Ненормативная лексика используется в силу крайней необходимости.

Проснулся с мыслью: «Вот и экватор. Дожили до экватора, пройдём через него, или точнее – пропустим это время через себя и оставим всё далеко-далеко позади. Если, действительно уедем 19 августа, то вообще ничего не осталось: 7 дней в июле плюс 19 в августе, что равняется 26 дням. Середина. Экватор. Я начал чувствовать усталость, пресыщенность. Напряжение сказывается. Обстановка в отряде неприятная. Хочется, чтобы вторая половина проскочила побыстрее и поприятнее».

Тучи, тучи, тучи и ни кусочка солнышка. Ветер холодный. Каждый порыв заставляет поёживаться. Не хочется вылазить из согретой за ночь кровати и защищённой от ветра комнаты.

Комиссар начал линейку вопросом: «Где Паша? Его никак не найдёшь».

-Размазан по лагерю, - небрежно-холодно бросил командир.

-Но вот он идёт, - радостно, как будто обнаружил что-то очень ценное, воскликнул мастер, - Спокойненько пописал себе и тихонько идёт, никого не трогая.

-Жигарев всегда в коалиции с сильными. Паша - это отрядная сила, в отличие от командира, - подумал я.

Почти, как в картине Иванова «Явление Христа народу» из-за угла, со стороны Ангара-18 (так прозвали туалет) появилась и начала приближаться к толпе чуть сутулящаяся фигура в тельняшке.

-Размазанный сгустился уже. Электрон уже не волна, но частица, да ещё какая, - пробормотал я.

Комиссар быстренько протараторил перекличку и распределение по работам, завершив обращением: «Членов штаба прошу собраться в нашей комнате».

Как расплата за шикарный вчерашний ужин сегодняшняя жуткая – недоваренное месиво – рисовая каша с тушёнкой не желала ни под каким предлогом пролезать в пищеварительный тракт.

-День на день не приходится, - отодвигали от себя тарелки и отбрасывали ложки бойцы.

В комнате комиссара на койке инженера по технике безопасности спал Глеб Иванов – он всю ночь проработал на пилораме. Шум собравшихся разбудил его. Глеб сел на кровати, протёр глаза: «Ну, комиссар, начифирил ты вчера трелёвочника: гонял, как самолёт. В перерыве успел рассказать, что получил срок за драку в ресторане с каким-то парнем-нахалом».

-Всё сделаем для повышения производительности труда, - лихо козырнул Куклин.

-Мать родную не пожалеем, - пробормотал я.

Опять с опозданием появился побрившийся Безматерных: он стал совсем другим человеком – внешне хуже: с бородкой и усиками ему значительно лучше, тем более, что бородка скрывает анатомическую особенность отсутствия подбородочной выемки. Чего я к ней прицепился? В конце концов, мы все не отвечаем за свои лицам. Хотя, кто знает? Интересно, что думают обо мне?

-Мы с Валерой едем в Онегу, - сел Паша на кровать комиссара.

-Верно, загостился командир у нас, - тихо, но злобно бросил Жигарев.

-Интересно, услышал Ерохин? – подумал я, оценил расстояние между командиром и мастером и понял, - Не мог не услышать.

-Счастливого пути, - весь скривился Куклин, всем своим существом показывая «скатертью дорога».

-Счастье нашего пути не помешает и вам, - встал Ерохин, прижимая правую руку к глазу, - Ох, как не помешает.

-Об этом и речь, - осклабился комиссар.

-Выяснилось, что на котельной работать нельзя – в посёлке нет цемента, - начал ковыряться в носу мастер – одно из любимейших его занятий.

-Но нам всего-то надо около 100 мешков, - вытянул ноги в проход Безматерных.

-Не осталось ни одного. Об этом мне сегодня утром сообщил Школьный, - закивал Жигарев, - Зато мы взяли два дальних домика покрывать крышу шифером. Всего-то, правда, по 150 рублей.

-Алчные вы. Работать надо, - бросил Безматерных.

-Знаем и гордимся этим, - выпятил вперёд солидный живот мастер.

-Валера, я разговаривал с ребятами: они считают, что ты делаешь всё, чтобы не работать, - неожиданно, с мастерски освоенной им иезуитской улыбкой, выдал Жигарев.

Ерохин отпрянул, как от удара и по всему было видно, что растерялся, потеряв на мгновение дар речи.

-Только вернулся, даёшь выговоры за опоздание на ужин, а это их личное время. Строг ты очень, - продолжал наносить удары мастер.

-Зато вы через чур добрые, - пришёл в себя командир, - Мне уже все: и инженер по технике безопасности, и Макаров, и Школьный говорили: «Посмотри, как твои люди работают».

-Это – Флёров, - подал свой тоненький голосок Воробьёв, - Я-то уже привык, а он решил пофраериться и пошёл по стенке. Вот его инженер по ТБ и снял.

-Да, нет, находчивые вы мои, не об этом речь, не о хождении по стенкам, а о сачковании, - раздражённо встал командир, хрустя всеми суставами, включая челюстно-лицевыми.

-Олифы нет, - спокойно протянул Жигарев.

-По местам, господа, каждый хватает свою лопату и кидает до упаду, - дал понять Ерохин, что заседание закончилось.

Меня присоединили к Глебу Иванову делать «стропиловку» крыши. Так как подобных домиков в посёлке ещё не было, то Иванов вместе с Флёровым и Школьным должны были разобраться в чертежах. Пока умные головы варили, меня послали шпаклевать стенки. «Учти только, доктор, - напутствовал меня мастер, - Пакли в посёлке мало, экономь. Местные вообще используют в основном солому. Делай так, чтобы щели между панелями не были видны, хотя бы снаружи. Всё равно несчастным жителям этих домиков придётся утепляться».

Засовывая дефицитную паклю в большие щели, я думал, как устроить отправку недавно приехавшего Цымбала в Онегу к стоматологу. Наконец-то стало ясно, что у него с большим трудом прорывается на свет Божий зуб мудрости, но никак не может, поэтому развивается воспаление, заметное уже издалека по вздутию щеки и всё большему и большему выделению гноя. Неожиданно ко мне подошли не уехавший ещё Безматерных и невысокий, худой мужик лет 43, страдальчески держащийся за раздутую правую щёку.

-Пять дней назад заболела верхняя челюсть. Я думал, пройдёт, а она всё хуже и хуже, - тихо, с большим трудом, задыхаясь говорил мужчина, - Второй день стреляет в голову. Жуткая слабость: еле на ногах стою.

-Закон парных случаев действует, - сказал я Безматерных, - У нашего Цымбала тоже справа. Их обоих надо срочно отправить в Онегу к хирургу-стоматологу.

-Иди и разговаривай со Школьным, - пожал плечами Безматерных.

-Николай Степанович, на ловца и зверь бежит, - приветствовал я шествующего в нашем направлении главного прораба просёлка, вокруг которого крутился верный пёс, - Нужно срочно вызывать вертолёт или организовать другой, но быстрый способ эвакуации вашего рабочего и нашего бойца. Иначе всё это плохо кончится.

Школьный остановился, помолчал: «Мы не в Германии. Иди к радистам, выходи на связь».

Взяв фурацилин для полоскания, я отправился к входу в посёлок. Рация ПМК сломалась. Радист леспромхоза куда-то исчез. Ерохин и Безматерных ушли в Онегу, но примерно часа через полтора вернулись: я увидел их в начале посёлка, когда разыскивал радиста леспромхоза. «Случилось что-то?» «Нет. Просто мы поздно вышли, а завтра в 9 часов утра нам надо в конце трассы встречаться с начальником ДСО».

-Хорошее дело, - кивнул я, вспомнив, что они уже давно говорят о халтуре, то есть, подпольной шабашке. Один из её вариантов – это отливка оголовков труб, в которой заинтересовано ДСО.

-Только бы радист не объявился настолько пьяным, что не сможет работать, - думал я по дороге к рабочему с флюсом. Обитал он в первом со стороны въезда в посёлок коричневом вагончике. Крохотная клетушка – не больше шести квадратных метров - была заполнена заставленным немытой посудой и бутылками столом, железной кроватью, полкой, заваленной всякой дрянью, в том числе грязным бельём. Несколько фотографий из журнала «Советский экран» заменяли обои на потрескавшихся стенах.

-Каково тут зимой? – подумал я и дал больному фурацилин, объяснив как им пользоваться.

-Спасибо, доктор, - прошептал он.

-Вы должны лежать. Я вызову вертолёт или вездеход.

-Спасибо, доктор.

-Откуда вы?

-Из Харькова. Приехал сюда, потому что не переношу жару. Я тут старожил - с самого основания посёлка. У меня тут и зубы все повыпадали, - подтвердил он мне ещё раз правдивость своих слов.

-Ну, потерпите, скоро за вами приедут, - покинул я смердящую конуру, и с радостью вдохнул холодный, чистый воздух поселения посреди леса.

За миг как будто бы вырванных у неё против воли солнца и тепла местная природа, злобствуя, десятикратно бьёт осмелившихся поселиться здесь, холодом. Такая температура сейчас, в самом разгаре лета. «Надо же, - вспомнил я убежавшего от харьковской жары, - Вот уж, действительно, охота пуще неволи».

Радист нашёлся на самом деле пьяным, но достаточно работоспособным, благо от него не требовалось больших усилий ни физических, ни интеллектуальных. Принявший сообщение в далёкой Онеге, обещал помочь и уже сегодня устроить какую-нибудь перевозку больных. Только я вышел из его комнаты, как наткнулся на Володю-чифериста-трелёвочника. «Ага, доктор, - приветствовал он меня, слегка покачиваясь, - Вы хоть и физики, а всё равно химичите, а я – чистый химик».

Погода действовала. По дороге в лагерь я вспомнил, как почти всё время осенне-хмурый Симонов любит повторять: «Се ля ви или се ля тебе». Когда-то мы говаривали: «Такова се ля ви». Какова она? Как буравчики скользим мы сквозь время. Насколько осталось завода? Граница времени. Нить времени. Неожиданно в голове выплыло:
Жуём, жуём гранит времён,
И оставляем за собой
Гнетущий, тягостный укор.

-Вертолёт сегодня не прилетит, - послюнявил палец Школьный, оборвавший ход моих размышлений возле самого лагеря, - Очень сильный ветер. Но уедете на вездеходе.

-Хотя здесь и не Германия, - улыбнулся я.

-Здесь лучше, - серьёзно ответил Николай Степанович, - Учти, посёлок Уна – это уже приморская область. Дорогу тянут туда. Она стратегическая. Будем заниматься этим ещё 10 лет. Да нам-то что, мы – привычные, места эти любим и никуда не уедем, - в последней его фразе послышалось какое-то даже осуждение, - Ваши девочки красят вон тот домик зелёной краской. Это я им пробил. Я хочу, чтобы вы заработали. Мне это тоже выгодно, - обдавал меня перегаром Школьный.

-Спасибо, Николай Степаныч.

возврат к началу.