Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-61-

25 день. 24 июля 1983 года. Воскресенье.

Всё нижеизложенное не имеет к прекрасной действительности никакого отношения.
Ненормативная лексика используется только по необходимости.

Сергей разбудил меня почти в 9 часов утра. Я вскочил и побежал поднимать Ирину и командира: вчера Копейкин просил быть у него до 9 часов утра.

Почти южная жара. Несмотря на воскресенье, Копейкин потел в своём кабинете. Он посмотрел на нас пустыми, водянистыми глазами: «Ничего не помню. Обещал вам вчера добраться до Верхнеозёрска? Мы уже отправили один автобус с жителями на море. Я сейчас иду за женой, и мы тоже едем на море, хотя я его не перевариваю, но обещал детям».

-Нас вчера к вам привёл Громов, - взмолился Ерохин.

-Громов? Ну, наверно. Возвращайтесь в школу и ждите.

-Извините, Андрей Викторович, но чтобы, как вчера, - развёл руками Валера.

-Я сегодня не пьян,- отрезал Копейкин и встал, давая понять, что разговор закончен.

-«Народ и партия - едины» - прочитал Ерохин огромный кумачовый плакат, опоясывающий как рану бинтом контору лесопункта, - Всё, что осталось вместо мяса и молока.

-Теперь, при Андропове, всё через тюрьму пойдёт, - вспомнил я условника, хотел процитировать его вслух, но передумал, - Мы ведь никогда не знаем, кто перед нами. Зачем дразнить гусей.

-Валера, ну, сделай что-нибудь, ну, сколько мы здесь будем, - опять заканючила Горбунова.

Ерохин лишь нервно передёрнул плечами: «Сейчас начали везде проталкивать метод Бесова: работать производительно без травм и аварий».

-Экая светлая голова этот Бесов, - засмеялся я, а Валера меня поддержал.

-Это ты про меня?

-Ну, что ты. Это – не факт.

Мы сели на крыльце школы. После вчерашней гулянки посёлок спал, тем более, многие из проснувшихся маложмевцев уже уехали на море. «Валера, ну, сделай, что-нибудь. Сколько мы здесь ещё будем?» - пропищала Горбунова.

Я почувствовал раздражение, придал тону самую большую слащавость на которую только был способен и даже встал: «Ради такого утра стоило родиться».

-Чтобы никогда не умирать, - держал дёргающуюся щёку Ерохин.

-Вот это – не факт, - повторил я всё время используемый им оборот.

-Факт, факт, ещё какой факт.

-Демокрит учил: «Пока мы есть – смерти нет, когда смерть есть – нас нет».

-Вот это – не факт, - чему-то обрадовался Ерохин.

В этот момент из-за угла показался Копейкин: «Извините, я смог достать вам только бортовую машину. Две наши семьи с детьми едут отдыхать на озеро в сторону Верхнеозёрска, полпути до конца трассы. Высадят их и подбросят вас».

-Хорошо, что не все ваши любят море, - улыбнулся я.

-Не перевариваю я море, только на озеро езжу, кроме сегодня для детей, - серьёзно ответил Копейкин.

В кабине сидели женщины и дети. Мы принесли доски, бросили их на дно кузова, подняли Ирину и в путь.

В углу кузова на телогрейке расположился невысокий , светлый, по пояс голый, выпивший человек лет 30.

-Я в ДСО работаю, - обратился он ко мне.

Я не знал точного значения ДСО, вспомнил, что они - дорожники и спросил: «Когда кончите дорогу?»

-Не скоро.

-Почему?

-Начальник у нас – дерьмо. У нас они менялись по 3-4 за год. Больше двух-трёх месяцев не задерживались, а этот уже сидит четыре месяца. Дерьмо первосортное. До нас он Малошуйскую развалил. ДСО-то разваливать нечего – оно и так развалено, но довести сможет.

-А чем он плох?

-Как сказать? Над людьми издевается как зверь. Только и говорит: «Как я сказал, так и будет. Я вас всех сломаю». Ну, это уж не выйдет. Это не один я, так весь коллектив думает. Мы все решил его турнуть, поэтому дорогу и не делаем. Я, может быть, и понимаю внутри, что нехорошо, но нельзя так. Много безобразий. Мы птичьего молока не просим. Нам что надо: чтобы столовая была, относились хорошо, деньги платили. А то сознательность-то – это сознательность, а у меня двое детей, мне их кормить надо. А он нормы срезал: «Раз вы так, то я вас всех в бараний рог согну». Всех не сломит, кишка тонка. Мы с 8 утра до 7 вечера работали и по 400 рублей закрывали, а теперь – по 200. Ну, раз так, значит я песок в сторону. Пока он на дороге крутится ещё как-то копошимся, а лишь в сторону – тут же кто куда, песок в бок, да руки в боки. У нас коллектив грамотный, после институтов, технику понимаем. Не быть ему начальником – мы так решили. Против коллектива не пойдёшь. Завалил Малошуйсткую, так его к нам, тем более коммунист. Я тоже коммунист. Я ему как-то один на один без свидетелей, не докажет, откажусь, и сказал: «Не построишь ты дорогу до 90 года». «Я вас сломаю». «Не выйдет». Так и разошлись. Безобразий много. Многие это видят, может быть и наверху, но ничего не меняется, всё зря. Не скажу, что все начальники плохие, но много, большинство даже. Как-то он нам приказывает: «Выйти в понедельник во вторую смену». Спрашиваем его: «Столовая будет?» «Будет». У нас бригада смешанная: кто живёт на месте, кто в Маложме, кто в Онеге, поэтому большинству столовая позарез нужна. Мы вышли, а его нет. Столовой тоже нет. Поехали, позвонили ему домой. Жена говорит: «Заболел». Знаем, как он заболел: назавтра пришёл с мешками под глазами. Мы сами так болеем в получку и аванс. Скажи честно. Мы бы и рады работать, но если тебе с утра в душу нагадят, то о чём говорить. Что они умнее всех? Так откуда этот гонор начальников? Правильно говорят: «Хочешь узнать человека – дай ему власть».

-Эк, его несёт. Больная тема начальники, любит поточить лясы, разговорчивый, - подумал я, посматривая на мелькающий по сторонам лес и хватаясь за борт на поворотах, чтобы не завалиться вбок, и на ямах и рытвинах, чтобы не вылететь за борт.

Попутчик неугомонно продолжал: «Была у нас одна женщина. Работала на дороге. Очень часто просила отпустить её: то голова болит, то печень, то лёгкие. За год – во сколько набиралось. Я отпускал. Потом сделали её завхозом. Так один мужик поранил правую руку. Ему дали больничный. Жена его сажала картошку, а он бросал ей левой рукой из мешка. Та женщина была соседкой, увидела, притащила фельдшера и сама говорит: «Я тебя засекла». Отняли у того мужика больничный лист. За досточку сдадут и потом посадят. Я сам из Варта. Там всё просто: никто ни под кого не катит, а в Маложме каждый живёт, чтобы мне было лучше, а у соседа похуже, - мужчина помолчал, почесал живот, - Я кончил лесотехнический техникум. Столько туфты. Диплом делал по дорогам. После техникума мне по Райкину сказали: «Забудь всё, чему тебя учили». Работал мастером в леспромхозе. На моём участке было 100 человек. Проработал полгода. Получал по 75 рублей в месяц: с меня всё поснимали штрафами и вычетами, за то, что мы не приводили трассу в порядок. Комиссия за комиссией приезжали из лесхоза. Я им говорю: «Подождите, не приезжайте. Когда кончим, всё уберём, а пока у меня нет рабочих. С меня же план требуют. Мы же не двужильные. Мужики и так пашут, как звери». Вроде бы согласились, так нет – и опять приезжают. Начальство моё то же самое: не только меня не защищало, но и само в этих проверках участвовало. Я плюнул - так жить нельзя, и говорю: «Переводите меня рабочим». На соседнем участке мастер – с него меньше в два раза требовали, ни одна комиссия не проверила, он в нарядах врал, как хотел. Современная форма управления: ему всё дают и дерут в два раза меньше. Я всё думал: «Почему так?» Мне один знающий мужик и подсказал: «Тот мастер делится с начальством». Ну, а я этого не умею. Я продолжал требовать перевода, а начальник мне: «Не переведу. Хочешь – увольняйся и снова оформляйся». Так я и сделал, хотя всё потерял, да ладно. Потом мужики с моего участка мне говорили: «Эх, как хорошо с тобой было». «Что же, - говорю, - Скидывались бы по 5 рублей мне. Кто же проживёт на 75 рублей в месяц, а мне ещё и детей кормить. Поздно. Думал, заметите. Раньше думать надо было». Проработал я рабочим полтора года – зарплата тоже дрянь, и ушёл в ДСО. Здесь работать можно было - всегда приписывали и хорошие деньги выводили. Да, что я виноват: я бы и рад по-честному, но то экскаватор стоит, то крановщик пьян. Много безобразий по России. Может быть, когда-нибудь и изменят систему, но не при нас. Мы при ней так и умрём. Может внуки наши удостоятся пожить при лучшей системе, да и то вряд ли. Так всё 1000 лет и протянется. А начальник – он портится, власть портит…»

-«Каждая власть развращает, абсолютная развращает абсолютно,» - процитировал я, не помня кого.

-Правильно, - радостно дёрнулся мужчина, - Очень правильно. Большинство начальников портится. Я бы такой закон ввёл: поработал два года начальником – иди рабочим, чтобы знал, как оно там, а то забывают. Так и идёт. А на рабочих всё держится. Я ничего не хочу сказать против Советской власти, но разве хозяин допустил бы такое?

-Конечно, нет, - подключился к одной из любимых им тем Ерохин, - А если бы допустил, то просто выскочил бы в трубу. Автоматом. Механика простая. А здесь денежки чужие – государства.

-Пролетарии всех стран соединяйтесь, - подумал я.

-Я сам коммунист. Вступил. Зачем вступил? Сейчас жалко и раскаиваюсь, да бросить партбилет страшно. Мы понимаем, где живём. Если рабочий украдёт 100 рублей, то его засудят, а начальник гробит миллионы и ничего. Уж когда совсем, уж, когда сверх ручки, когда Би-би-си передаст, то его снимут…

-И на другое место, - ввернул Ерохин.

-Так всё и идёт. Безобразия. Много безобразия. Много безобразий в России. Многие видят, но всё продолжается. Многие видят, а когда всё кончится? Не при нас, нет, не при нас. Возьмём, к примеру, дорогу до Верхнеозёрска. Бросили бы все деньги, технику и людей на дорогу и всё, построили бы её за считанные дни, а потом и поселок, и всё остальное. А так только, сколько техники гробят, столько техники погубили. Сколько солярки и бензина разлили – озёра. Сколько людей погибло, погорело. Там ведь бичи, в основном. В прошлом году два сгорели, а до того их задушили. Главное, это все знают. Приезжали из КГБ, поговорили, а что толку. Там жить надо, а так – ерунда. Нормальные люди в Верхнеозёрске пока жить не могут. Как жить-то без дороги, без школы, без нормального медпункта и магазина. Вот и живут там одни бичи и химики, а что с них взять, хоть КГБ, хоть кто. Они на всех положили. Деньги есть – бегут за водкой, в Верхнеозёрске ведь сухой закон. Зимой, по морозу бегут в Уну - 25 километров – за водкой. Рюкзаками несут. Замерзают. По весне, когда снег сойдёт, находят. Может, кто и помогает. Лес. Свидетелей ищи-свищи… Люди в Верхнеозёрске живут, как собаки без дороги-то. Много безобразий. Но не при нас изменят, не при нас. Вы верите, что при нас что-то изменится?

-Закон – тайга, медведь – хозяин, - вспомнил я одну из стройотрядовских поговорок и продолжил, - Честно, не верю. Система сбита на века, а сомневающихся в этом будет века добивать.

-Верно. Иной раз мужики и 40 километров преодолевают до Маложмы, чтобы водки купить. Неделями там живут, в котельных ночуют и греются. Потом просят отвезти назад. Моя бы машина отвёз бы, а то и выговор – за один литр схлопочешь, если чего не больше. Им ведь запрещено без разрешения милиции покидать Верхнеозёрск. Они в Верхнеозёрске ухитряются накачаться – бражку пьют, чифиром балдеют. Один раз «Сирень» в магазин завезли, так весь посёлок запах. Начальство приехало и почти никого на работе. Был один начальник хороший. Целые сутки в одиночку походил пешком по трассе до самого Верхнеозёрска и обратно, не ел, чуть не замёрз. Всё понял. Приехало начальство из Архангельска: «Веди», - говорят. «Я вам всё рассказал, но с вами не пойду - устал». Архангельские начальники сами пошли, а его тут же сняли. Так-то всё дерьмо и осталось на верхах, а хорошего турнули. Хороший человек наверху не удержится. Если удержится, значит, - дерьмо. Возле Вартака есть военный аэродром и потому кругом военная зона. Здесь как соединят дорогу с Северодвинском, тоже зону сделают. Вырубают всё. Леса не остаётся. Как людям-то жить: ни охоты не остаётся, ни грибов, ни ягод. В Вартаке раньше у всех коровы были, а теперь лишь две осталось. Как они хотят, чтобы люди жили? Начальник наш всё говорит: «Вперёд, мужики!» Тут дождь пошёл – два дня не работали. Я сказал ему: «Плита на дороге выпала. Замени». «Нет», - махнул на меня рукой. Нет, так хуй с ним. Что мне больше всех надо? Я о своей семье думать должен. Сейчас уже две плиты с трассы выпали. Будут делать, когда 4 плиты выпадут и после дождя только трактор проедет. Мазы портятся. Хуй с ними – мои что ли. Я проехал, сколько мог и высыпал песок в сторону. Начальник требует: «Просто езду в табель не ставить». Бесплатно, значит. Да у меня, только, учётчица знакомая – всегда меня покроет, хоть я и сыплю, где попало. Всего-то у нас 12 машин, а с понедельника все 8 мазов станут на ремонт. Можно было бы и за неделю управиться, но постараемся две просидеть.

Под непрерывное журчание полуголого мужика, мы доехали до конца маршрута.

-Ну, спасибо вам за беседу, - сказал словоохотливый, - Всё приятно с умными людьми переговорить. В наших краях это редкость. Я очень люблю переговорить с москвичами. Ну, бывайте.

-Откуда он знает, кто мы? – спросил я, когда мы прошли метров 500.

-Тут все всё знают, а нас уже узнают за километр, - оглянулся Валера.

возврат к началу.