Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-55-

22 июля 1983 года. 23 день. Пятница.

Всё нижеизложенное не имеет к действительности никакого отношения.
Ненормативная лексика используется только в случаях крайней необходимости.

Так как последний раз я перевязывал Иру в 6 часов утра, то на линейку не пошёл.

Приятно выйти из домика: чистейшее небо, ни облачка, нежное, ласковое, тёплое солнце. Погружённый в этот светлый мир посёлок показался преображённым, затихшим, умиротворённым. Жаль, что так недолго продолжался этот радостный праздник жизни: подул холодный ветер, затянул почти всё небо тучами, оставив лишь редкие щели, неохотно и скупо пропускающие солнечный свет.

Мастер, Безматерных уже прозванный бойцами: "Паша Грозный" или лучше "Грозный Паша" и комиссар сидели в столовой.

-Доброе утро, - поприветствовал я правящий триумвират.

-Здорово, коль не шутишь, - осклабился Жигарев.

-Давно перестал, так как это опасно, если и не для жизни, то уж, во всяком случае, для здоровья. Ирину надо отправить в Онегу – она рубанула по ногтю, не исключено, что есть перелом.

-Каким образом? – смотрел мимо меня комиссар.

-Вертолёт.

-Самолёт хорошо, вертолёт хорошо, а олени – лучше, - пропел мастер.

-А подождать? – пожевал плоской нижней челюстью Безматерных.

-У девочки может быть перелом. Точнее переруб кости. Необходим рентген. Может быть, потребуются какие-то дополнительные процедуры, не возможные в наших краях.

-Иди, связывайся по рации с Марковым. Я знаю, что это можно сделать после 10, - укоризненно покачал головой Безматерных.

-Как будто бы он в чём-то меня обвиняет, - подумал я.

После завтрака я взялся стерилизовать шприцы для перевязки Васильева. Когда все разошлись, повара уединились в столовой. "Будут жрать спецпаёк," – подумал я и пошёл проверить предположение. Так и есть: салат из помидор, яичница, масло, кабачковая икра – всё отсутствующее в меню завтрака для простых бойцов. Я тут же вспомнил, как Юля Грибкова несколько раз со свойственной ей кокетливостью, жеманством и неестественностью рассказывала: два года-де подряд с одним и тем же парнем ездила в отряды, и в конце второго года он её и вопросил: "Белка, когда же ты ешь? Как пьёшь чай - видел, а как ешь – никогда". Я – выгодная жена". Выслушав, я каждый смотрел на её более чем дебелое тело и думал: "Ладно, ты хочешь замуж, но самый ли удачный способ представительства и обольщения ты для этого выбрала?"

-Илья, тебе кто-то нужен? – обратилась ко мне топчущемуся на месте Света.

-Ира.

-Прямо сейчас? Пусть поест.

-Или сказать им сейчас, или никогда, - подумал я и проговорил, - Спецзавтрак.

-Нет, не специальный, - взвилась Грибкова.

-Мне повезло больше, чем тому несчастному, который за два года так и не смог увидеть тебя едящей…

-Это, так, для этого ты пришёл к нам, - как рак покраснела Грибкова.

-Зачем я сказал это? Надо им либо сейчас, либо никогда, – подумал я и продолжил, - Насколько я понимаю в медицине, речь идёт о спецзавтраке для избранных. Я считаю такие завтраки нечестными и несправедливыми.

-Мы едим один раз в сутки, потому что у нас нет времени и поэтому обходимся отряду дёшево, - брызгая слюной, выдала Юля.

-Не уверен в дешевизне, - окинул я взором содержимое застолья, - Не знаю, почему вы едите один раз в сутки. Я не видел, чтобы у вас так уж не было времени…

-Ты много не видишь и не знаешь, - оборвала меня Юля.

-Знаешь то, что кушают и тебе не дают, - про себя вспомнил я детскую шутку и сказал, - Это не справедливо. Повара должны есть то, что они готовят… в отрядах во всяком случае. Что в ваших отрядах принято иначе?

-Нет, не принято, - насупилась Света.

Уходя, я подумал: "Теперь они меня совсем ненавидят, по-настоящему, лютее не придумаешь, хотя и раньше ненавидели. Ну, и пусть. Увижу ещё раз – поведу на штаб. Хотя, какая глупость: они ведь и штаб кормят. Они сами всё расскажут и можно быть уверенным, что штаб будет на их стороне. Может, зря я? Плетью обуха не перешибёшь, а у меня и плети нет, так одно только сотрясение воздуха и удовлетворение собственных амбиций. Может зря я? Где найти справедливость? Да и зачем её искать? Сдуру, всё сдуру, но тянет меня чёрт за язык. Не знаю, доведёт ли меня язык до Киева, но до добра он меня точно не доведёт… Только уж больно трудно выносить такую наглость и несправедливость… Опять, как говорится, за рыбу – грош. Легче найти ветер в поле, чем справедливость. В моём возрасте эту столь простую истину уже можно было бы знать наизусть… В стране победившего социализма исказть справедливость может только законченный идиот. С чем я себя и поздравляю ".

Нога Васильева мне не нравилась. Сделав ему перевязку, я вместе с мастером пошёл к радистам, чтобы выйти на связь с ПМК.

-Никому ни хуя не надо. Бардак, - возмущался Жигарев, - Вчера бетономешалка не работала. Не работала бы и сегодня, если бы я с утра не подсуетился.

-Как будто бы ты не привык к подобному положению вещей, - сказал я и подумал, - Для этого тебя и держат. Что ты ещё делаешь? Побегай, хоть чуть жирок стрясёшь.

-Мы ездили шабашить в богатый совхоз и там платили деньги за работу, а здесь что 130, что 140 рублей – не велика разница. Отбивает всякую охоту.

-Для них это так и есть – они-то денег больше не получат. Охота пуще неволи лишь для нас.

-Должны соблюдаться некоторые правила, иначе не выжить, - на удивление серьёзно произнёс Жигарев – со мной он обычно таких разговоров не вёл.

-Ты прав, - кивнул я.

Мастер думал, что в посёлке всего-то одна рация и нет разницы между связью с леспромхозом, нужным ему, и ПМК, но оказалось, что он перепутал – мы попали на переговорный пункт леспромхоза, который не имел никакого отношения к ПМК. Поэтому дальше я шёл один.

В одном из коричневых вагончиков, в комнате прораба Прокофьева стояла разыскиваемая мной рация. Прокофьев и пожилой мужик пытались поговорить с Макаровым. На линии был жуткий треск и кроме слов: "Тайга, тайга, тайга" ничего не слышно. Не знаю, каким таким хитрым образом после нескольких заходов Прокофьев услышал и сказал: "Я понял – Макаров должен приехать во вторник и к этому времени необходимо сделать процентовку".

-Но у нас пострадавшая – я пришёл из-за неё. Когда прилетит вертолёт?

-Не знаю, - пожал плечами Прокофьев, - Попытаемся ещё раз. Опять: "Тайга, тайга", сквозь дикий шум и треск и больше ничего непонятно. Вдруг рация совсем отключилась. "Наверное, что-то с дизелем", – предположил пожилой мужчина.

-Да, нет, какой дизель – свет-то горит, - засмеялся Прокофьев.

-Так что, будет вертолет в ближайшие два дня? – продолжал приставать я.

-Не знаю. Мы не одни, он много таких посёлков обслуживает.

-Ну, и сколько хоть примерно ждать?

-Что ты меня пытаешь, я сам, как два месяца из Иваново. Сегодня машина с людьми ушла в Онегу…

-Нет, она ещё здесь, - бросил пожилой.

-Так иди быстро и езжай – это лучше, чем на вертолёте, который, к тому же неизвестно когда прилетит.

Возле последнего вагончика, рядом с въездом в посёлок уж собралось несколько мужиков. Среди них крутился чёрный, здоровый, гладкий пёс Дружок – неразлучный друг прораба посёлка Школьного, который внезапно вырос передо мной: "Что?" – по-хозяйски дыхнул на меня тошнотворным смрадом перегара и лука Николай Степанович, покрутив своей огромной, лохматой, носатой головой. Только сейчас я рассмотрел бородавку вверху его правой носогубной складки: "У нас девочка почти отрубила себе палец".

-Бытовая травма, - насупился Школьный.

-Нет, она – повар.

-Значит производственная. Так мне вчера и инженер по технике безопасности сказал.

-Кроме того, есть один парень с нагноением на ноге, которого я тоже должен положить в больницу.

-Хоть всех, лишь бы остались работающие. Нам тут кое-какие работы от вас нужны.

-А когда будет вертолёт?

-Мы не в Германии. Езжайте на машине – сейчас идёт в Онегу.

-Хорошо, но это может быть самое быстрое через час, так как я должен ещё их перевязать. Кроме того, пусть подъедут за парнем – он идти не может и должен сидеть в кабине.

-Валяй, доктор, валяй. У нас не Германия, спешить некуда.

Я побежал в лагерь. Грозный Паша сидел на своём боевом посту на кухне, рядом с желающей оставить его женой и что-то весело рассказывал Грибковой.

-Паша, хотя Николай Степанович и пытается всё время убедить нас, что здесь не Германия и быстро ничего не делается, но машина в Онегу уходит через несколько минут.

-Понял, пишу акт и объяснительную записку, - не выразил он никакого удовольствия фактом прерывания приятной беседы с Грибковой.

Когда я перевязывал Ирину, в комнату ввалился ещё один прораб - длинноволосый блондин Рудяк и уставился, как будто бы хотел толи выяснить секреты моей перевязки, толи сделать какие-то профессиональные замечания.

За ним следом вошли Безматерных и Юля. Грозный сел писать объяснительную записку и акт, спрашивая, неизвестные ему подробности у Ирины, а Юля присоединилась к зрителю Рудяку.

Завершив перевязку Горбуновой, я со всеми причиндалами пошёл в соседнюю комнату перевязывать Васильева. Рудяк и Юля двинули следом. "Они что, хотят проверить, на самом ли деле Ира разрубила палец, а у Васильева – гнойная рана ноги?" – подумал я. Увидев ногу бойца, большой шприц и ампулы, прораб махнул рукой и вышел.

В комнату вбежал морщинистый, помятый мужик: "Уйдёт трактор, и вообще все останемся", – закричал он истерично.

-Вы же видите – доктор не тянет время, - из-за его спины вступился за меня Паша Грозный.

Переодеваясь, я нажал на кровать, задняя стенка сорвалась с шипов, рухнула, всё, что лежало на кровати и рядом, развалилось и рассыпалось.

-Рви, доктор, а то уедут без тебя. Только застегни ширинку, - передал мне Паша исписанные листки.

Бросив всё, я побежал следом за уже ковыляющим к машине Васильевым, обогнал его и в последний момент остановил начинающую путь бортовую машину "ЗИЛ – 131".

В кузове уже сидело на сбитых из плохо оструганных досок лавках прибитых к бортам человек 30. Среди них, Рудяк, седой старик-цыган без верхних зубов, ещё один старик с длинной седой бородой и густой, свалявшейся белой копной на голове, с трудом, с помощью лишь нескольких человек забравшийся в кузов, инженер по технике безопасности Леонид Осипович, усошник-трелёвочник, невысокий брюнет Аркадий с маленькой, рыжей женой и сыном лет 4 и много прочих, мне незнакомых.

Машина выехала в полдвенадцатого и смогла достигнуть трассы лишь около трёх часов дня. Раз пять её вытаскивал из грязи трелёвочник, несколько раз все выгружались, проходили пешком самые непролазные куски дороги, а машина вместе с трелёвочником объезжали их какими-то им известными окольными трассами. Ожидание длилось минут по 40, во время которого все разбредались по округе собирать чернику. Во время одной из остановок прямо напротив нас застряла идущая в посёлок грузовая машина. Возле неё сгрудилась кучка химиков, среди которых бросался в глаза высокий условник в чёрных брюках клёш - Аркадий – все верхние зубы которого были железными. Рассказывали, что кто-то в лагере ударил его табуреткой, после чего он выплюнул весь верхний ряд зубов. Возле него стоял картинно-карикатурного блатного типа блондин в тельняшке. Мы услышали его последнюю фразу: "В общем, повязали меня менты, а прокурор нарисовал срок".

-Сейчас в Верхнеозёрске хлеба мало, - увидев нас, бросил высокий здоровенный мужик с маленькой головой.

-Чего так? – сплюнул сквозь дырку между передними зубами условник в тельняшке.

-Студенты всё сожрали, бляди, - недобрым глазом продолжал смотреть в нашу сторону малоголовый.

-Там половина коммунистов и кандидатов в члены партии, - бросил блондин.

-Им только сейчас и вступать для карьеры, - опять освободился от слюны тельняшка, - Потом любой работяга, последний алкаш только заикнётся, пошутит: "Хочу, мол, в партию, его тут же под белы руки, рады стараться до усёру. А ИТР – им хуй в рот, потому что все знают, что партия им нужна для карьеры.

-А работяге на хуя? – хмыкнул железнозубый Аркадий.

-А ни на хуй, - опять освободил свой рот от выделений тельняшка.

Седой-старик-цыган без верхний зубов оказался не таким уж и стариком – его сильно старила седая шевелюра и полное отсутствие пищедробительных и жевательных выростов верхней челюсти - но подвижным мужчиной средних лет. Он быстрее всех ходил, громко смеялся, суетился, бросал реплики. Немедленно присоединился к толпившимся возле направляющейся в посёлок грузовой.

-Как дела, цыган? - окликнул его малоголовый.

-Хуёво, - весело ответил тот.

-Всегда у тебя так. Ты лучше расскажи нам как Райку трахал.

-Иди ты на хуй, сколько можно, - весело ответил цыган.

-Да её все кому не лень ебали, - не мог обойтись без орошения земли тельняшка.

-Я думала, что мы уже не доедем. Первый раз в первый день пешком мы добрались за час двадцать минут. А сейчас, как на корабле в шторм в 9 балов и столько часов, - сказала Ира, когда мы всё-таки достигли трассы.

Проехав ещё несколько километров с тряской и подскоками, мы достигли расширения трассы, возле которого нас ждал автобус из ПМК. Невдалеке от него, на куче песка, обняв его и прижавшись, друг к другу, спали совершенно пьяные и полуголые мужчина и женщина лет 45.

В автобусе ПМК ко мне подсел мужик средних лет: «Доктор, - начал он, хотя я не мог его вспомнить, - Вы не обижайтесь на грубость северных людей – здесь жизнь такая. Суровая здесь жизнь и люди должны здесь быть суровыми. Но если что, то северный человек всего себя отдаст. Я сам подводник, насмотрелся и навиделся такого, что другому и пять жизней не приснится, но северные люди они – особые. Этот самый цыган – сварщик высшего класса, таких ещё по всей России искать и искать днём с огнём и не найдёте, уж поверьте мне. Вы, девушка, тоже не обижайтесь, - обратился он к Ирине, - Я понимаю, женщинам на севере особенно трудно, с непривычки-то слушать нашу речь, но только не судите строго».

-А мы вообще не судим, - улыбнулась Ирина.

-Вот это правильно, - обрадовался подводник, - Если вам судьба наворожила пожить в наших краях, то сами увидите насколько я прав. В средней полосе я бы не выжил.

возврат к началу.