Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-50-

21 день. 20 июля 1983 года.

Все имена и фамилии изменены. Возможные совпадения - совершенно невозможны.
Используется ненормативная лексика, но без желания.

Дежуривший Безматерных разбудил в 7 часов утра. Отряд лихо выстроился в 7-07 на плитах над канавкой с коричневой водой.

Прибежал Куклин. "Что же ты меня не поднял?" – скорчил комиссар обиженную физиономию.

-Забыл в Москве таблетку от склероза, - небрежно бросил Безматерных.

-Нет такой, - почему-то серьёзно произнёс я, почувствовав влияние какого-то поля напряжения.

-Или забыл, как она называется, - продолжал Безматерных. Я промолчал и подумал, - К чему бы это с утра пораньше?

Небритый, сумрачно-сонный комиссар в красном тренировочном костюме чуть приободрился и лихо провёл перекличку.

-Саша, пусти меня и Жогова в прачечную: мы обязуемся постирать всё бельё, – чуть продвинулся вперёд Кощеев.

-Ну, вот ещё,- проговорил вместо Жигарева Куклин, - Два мужика будут заниматься постирушкой.

-Но ведь зарастаем грязью.

-Отмоемся в Москве, - улыбнувшись, жёстко отрезал и.о. командира Жигарев. На несколько мгновений повисла неприятная тишина.

Затем Жигарев зачитал распределение по работам. Положив бумажку в карман, командир-мастер посмотрел в мою сторону: "Доктор, ты хотел сказать".

Я передумал выступать, на самом деле, вообще не хотел, но услышав, почему-то решил, что выбора нет. Сделав шаг вперёд, я развернулся в сторону не стройных рядов: "Санитарные условия у нас и так, не очень – приближающиеся к свиным. Но свиньи человеческими инфекциями не болеют…"

-Их раньше убивают, - бросил Безматерных – большой мастер едких реплик.

-Паша намного жёстче Ерохина, злее и опаснее, - подумал я, сбитый прошлогодним командиром с и так-то где-то вдалеке свободно блуждающих мыслей, - Мы должны поддерживать чистоту. В комнатах хотя бы подметать, чтобы было не очень грязно…

-Доктор, ты – власть, - говори приказами, - опять бросил Безматерных.

-Если не нравится – сам скажи, - огрызнулся я, замолк, встряхнул головой и закончил, - Приходите раньше, чем что-то не так. Если бы Васильев пришёл раньше…

-Он бы выпил, - не прекращал язвить Безматерных.

-Если только что-то начинается, - повторил я, совсем сбитый с толку репликами Безматерных, - Короче, раньше сядешь – раньше выйдешь.

-Баня будет? Хорошо бы, – выкрикнул Алексеев.

-Будем надеяться, кажется, будет, - нелепым образом мямлил я, чувствуя неправильность происходящего.

После линейки Безматерных отвёл меня в сторону: "Доктор, что значит, кажется? Ты власть, а не… - он не договорил, остановился, кашлянул.

-А не большое говно, - подумал я.

-Говори приказами и всё тут. Нечего церемониться, - откашлялся Безматерных.

Чувствуя его правоту, я разозлился: "Если не нравится, сказал бы сам", – подумал я, вспомнив, что на этом же месте уже провалился в прошлом году. Так ничему и не научился.

-Власти не может казаться, - осклабился мастер, вильнув толстым задом.

Зато я кивал головой, как китайский болванчик.

Помолчав, Безматерных вместе с мастером пошли по своим делам.

-Меня сдерживает какой-то страх отдать распоряжение, приказать, - думал я, поднимаясь по лестнице на кухонное крыльцо, - И этим, разумеется, пользуются. На кухне продолжал царить бардак: полку так и не убрали: всё те же пирожки, грязная одежда. "Я объявляю вам выговор", – сжал я руки в карманах куртки.

-Ну, и, пожалуйста, - дуэтом ответили Горбунова и Ткачёва.

-Не за что, - пошёл я прочь, развернулся, - Только помните, что талонов у вас не так много, как это вам кажется.

Солнце весело игралось с тёмными тучами: скользило между них, пряталось за самыми солидными, опять выскальзывало и так вновь и вновь, отчего прохлада сменялась теплом и тепло - прохладой.

-Отправь Васильева на вертолёте в ЦРБ, чтобы снять ответственность, - подошёл ко мне Безматерных.

-Хорошо, - кивнул я.

-Доктор, пошли за мясом в столовую, - раздался сзади голос Юли Грибковой.

-Весь к твоим услугам, - развернулся я в её сторону.

-Откуда такая галантность?

-Надо же когда-то начинать: лучше поздно, чем никогда.

Девушка окинула меня толи насмешливым, толи презрительным взглядом, покачала головой и сказала: "Пошли тогда". Не успели мы выйти за забор лагеря, как Юля спросила: "Доктор, как ты относишься к вегетарианству?"

-Почему тебя это интересует? – улыбнулся я, подумав, - Еврейская привычка отвечать вопросом на вопрос.

-Ну, во-первых, я заметила, что ты стараешься мяса не есть, а во-вторых, несколько моих очень близких приятелей стали вегетарианцами. Один из них по соображениям гуманности, другие по здоровью, а третьи, по гуманности вместе с заботой о здоровье.

-Я думаю, что те, кто пожирают мясо, трупоеды, гуманистами быть не могут и справедливости, то есть, равенства среди мясоедов быть не может.

-Пожирают мясо, трупоеды, - повторила за мной Юля, - Какие слова ты используешь.

-Убийство столь похожих на нас живых существ, которые внешне так же не хотят умирать, как и мы, делает блефом и демагогией абсолютно все разговоры о справедливости…

-Кстати, никто их всерьёз, не с трибуны и не воспринимает, - ввернула Юля, - Ты что, такой наивный, продолжаешь верить в справедливость?

-Наверное, я, несмотря на свой возраст, наивен.

-Кстати, а сколько тебе лет?

-33.

-Возраст Христа. Ты выглядишь намного моложе, больше 26 я бы тебе не дала.

-По советскому УК больше 15 не дают, дальше расстрел, - улыбнулся я, - Двойная бухгалтерия: интимные разговоры и лозунги. Если можно убивать страдающих от боли, боящихся смерти коров, то можно убивать и людей…

-Чем люди очень успешно и занимаются,- бросила Юля.

-Верно. Правда. При этом говорят, что убивают людей не наших, то есть плохих. Нацизм – логичное развитие мясоедства, - сказал я и про себя добавил, - Коммунизм тоже.

-Растения тоже живые, - произнесла Юля.

-Растения внешне нам чужды. Они не страдают явно и открыто. Они не выражают в открытую свою боль. Они не кричат и не плачут.

-Может быть, просто потому, что мы их не понимаем.

-Считается, что могут испытывать боль только живые существа, у которых есть центральная нервная система. У растений её нет. Существует фанатизм хищников. Остаётся верным лишь один универсальный принцип всех хищников, всех убийц: сила. Кто смел – тот и съел. И всё дозволено мясоедам. Тем более, и Бога нет…

-Как ловко ты от поедания мяса перепрыгнул к Богу.

-К сожалению, Его нет, и потому всё дозволено: лишь имей силу, а если нет достаточно силы, то делай скрытно и не попадайся. Всё дозволено. Все проповеди с трибуны – подлая демагоги, пыль в глаза, чтобы для внешнего прикрытия вопиющей дикости, крови и подлости…

-Ты думаешь, что если все будут есть только травку, то всё будет справедливо и хорошо?

-Знаешь, как в математике: это условие необходимое, но недостаточное. А солнце светит и вертится, с отвращением, смотря на наш мир…

-Ты к тому же и поэт, - опять улыбнулась Юля, - И когда станешь полным вегетарианцем?

-В Москве. Здесь всё-таки трудно. Я в Москве и не ем мяса, там есть, чем заменить, и нет таких физических нагрузок.

В этот момент, из окон ближайшего домика, на весь посёлок зазвучал Высоцкий:
«Идёт охота на волков, идёт охота,
На серых хищников матёрых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу, и пятна красные флажков».

-Идёт охота, - покачал я головой, - Везде, всюду и не прекращаясь. Почему у нас сложились такие отношения? – посмотрел я внимательно в глаза Юле.

Она отвела взгляд: "Не знаю. Что-то не складывается…" – внезапно замолкла девушка.

-Объясни что, - настаивал я, но в этот момент мы вошли в неприятно пахнущую местную столовую.

-А как вегетарианство с точки зрения здоровья? – спросила Юля на обратном пути.

-Не хочет объяснить, что в наших отношениях не вытанцовывается, - мелькнула мысль, но больше спрашивать не стал, - Я думаю, что человеку больше подходит питание растительной пищей, хотя с этим не все согласны. Строение человеческого пищеварительного тракта ближе к травоядным.

-А я вот, трупоедка, как ты едко заметил. Без мяса я всё время голодная.

-Честное слово, я не хотел, я не имел тебя в виду.

-Знаю, знаю, можешь не оправдываться, - заулыбалась Юля.

Я занёс мясо на кухню.

-Вас хорошо посылать за смертью, - встретила меня Света.

-Об этом и речь, - положил я принесённое на стол и вышел. В изоляторе, перевязывая Васильева, я вспоминал разговор с Грибковой и подумал, что с ней договориться можно. Неужели всех накручивает Света? Зачем Воробьёву врать? Но за что Петричук меня ненавидит? В конце концов, что я ей сделал? Чёрт возьми, ну беру пробы, проверяю чистоту. Из-за этого ненавидят? Нога Васильева стала значительно лучше: "Онега отпадает", – радостно бросил я.

-Я тебе очень признателен. Никогда тебе этого не забуду, доктор.

-Врёшь. Забудешь ещё как, - молча улыбнулся я в ответ.

Света и Юля жарили яичницу с помидорами. "Каждый стремится урвать себе, всегда и везде. Девушки тащат помидоры и жарят их с яйцами, готовят себе отдельные блюда, которыми делятся лишь с приближёнными. Кто-то тянет другое, что может спереть, и так всюду и везде. Универсальный закон природы. Альтруизм – ложь. Альтруисты все сдохли. Они не от мира сего, мира безжалостности, крови, в котором победитель всегда прав", – думал я, по дороге на площадку, испытывая нарастающее напряжение. Неужели поле ненависти, в котором я живу меня декомпенсирует?

Вновь пошёл дождь, потом побежал, старясь побыстрее достигнуть не просохшей ещё от его предшественника, земли.

Не хватало досок, не было сетки и утеплителя. Зато на 2 и 3 площадках толкалось чуть не треть отряда, так как бригада Решетникова вернулась с холодильника.

Дождь усиливался, ослабевал, опять усиливался: игрался с подвластной ему природой и частью её - людьми.

-В честь неблагоприятных метеоусловий и избытка народу надо идти стираться, - не унимался Кощеев.

-Кто про что, а вшивый про баню, - улыбнулся я про себя.

-Точно, - закивал Симонов.

Невдалеке Безматерных и Жигарев делали козлы для покраски домиков – спецзаказ Петричук.

Кощеев и Симонов подошли к начальству. "Саша, пусти постираться, дождит и народу тьма, а делать нечего", - начал Кощеев.

-Какой же ты чистоплотный всё же. Нельзя так, всё что чрезмерно – вредит, - скривился мастер – и.о. командира.

-Какой чрезмерно – зарастаем грязью. Так и доктор говорит, - забубнил Симонов.

-Доктор, доктор, - сплюнул Жигарев, - Опять мне этот доктор.

-Доктор доктором, но пусть идут, - прочесал затылок Безматерных.

-Это вас доктор настропалил? – ощерился мастер.

-Чего вдруг, мы сами чувствуем, - пожал плечами Кощеев.

-Я-то знаю, что доктор, но уж, ладно, идите.

Симонов вернулся позвать меня: "Илья, пошли, узнаем, разведаем прачечную и как можно".

Мерзкая, осенняя слякоть. Разбитые мокрые и потому скользкие деревянные тротуары грозят опасным падением. Поэтому идём по земле. Жёлтая глина пудами налипает на сапоги. Вокруг свалки, несколько глубоких ям, развал брёвен.

-Где живёт Валя-прачка? – спросил Симонов у встречного мужика.

-Тама, - указал он.

-Вообще-то стирка – это её хобби, а так–то она – маляр, - бросил Кощеев, когда мы вошли в лабиринт вагончиков, образующих "общежитие".

На двери одного из обиталищ было написано "Номер два. Электрик Коткин Б.А."

-Уж, не еврей ли он? – сплюнул Кощеев.

-Чего ты спрашиваешь – у него всё на фейсе написано, - буркнул Симонов.

-Да и занимает один целый вагончик, - быстро согласился Кощеев.

Я хотел что-то сказать, выступить, думал, не находил, почему-то сломался. Вместо отпора молча заглянул в оказавшуюся открытой дверь. Передо мной предстало вытянутое во всю длину вагончика грязное логово с картой Архангельской области над не застеленной кроватью с мятой, покрытой мерзкого вида пятнами, сероватой простынёй и скомканным в кучу в ногах одеялом. Бронислав сидел перед заваленным немытой посудой столом и, громко чавкая, ел.

-Добрый день. Извините, вы не знаете где Валя-прачка? – принюхался я к спётому душку жилища электрика.

-Она ещё работает на одном из новых домиком, - повернул в мою сторону полу-лысую голову Бронислав.

возврат к началу.