Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-51-

Все имена и фамилии изменены. Возможные совпадения - совершенно невозможны.
Используется ненормативная лексика, но без желания.

Дождь опять усилился. "Она там", – протянул Симонов руку в сторону одного из строящихся домиков и оказался прав.

Невысокая женщина на коротких, кривых ногах, с большим, виляющим задом, выпирающей нижней челюстью и сиянием золота на верхней штукатурила стенку. Рядом с прачкой по совместительству работал Аркадий-одессит.

-Как бы нам постираться, - начал я.

-Что вы без меня-то делать будете, - зачастила Валя, - Я скоро в отпуск: два года не была, пора.

-Пора и уезжать, - кивнул я.

-Нет, что вы, - неожиданно горячо выпалила Валя, - Мне тут очень нравится. Ну, пошли, я вас всему научу.

-Всему не надо, нам бы постираться, - усмехнулся я.

-Только недолго, - недовольно произнёс Аркадий, оставляемый напарницей.

Мы прошли мимо домика Школьного. На крыльце лежал его верный, чёрный пёс Дружок. Открылась дверь и появилась неуклюжая, нескладная женщина в лёгком голубом платье и тапочках. "Привет, Галя", – замахала руками наша провожатая.

-Куда это ты направилась? – почему-то недовольно поморщилась молодая женщина.

-Да, вот, веду студентов в прачечную, - покраснела Валя и когда мы отошли на безопасное расстояние, зачастила, - Это знаете кто такая?

-Кто? – прикинулся я.

-Сожительница Школьного. Он когда пьяный всегда её мутузит. Недавно чуть вообще не убил: мужик-то здоровый, кулачища, как четыре твоих, - презрительно оглядела она мои верхние конечности.

-Чего же она живёт с ним?

-Ты откуда, чай, будешь? – склонила голову Валя.

-Москвич, чай.

-То-то. Это у вас, там, а у нас всё иначе…

-Закон - тайга, медведь – хозяин, - улыбнулся я.

-А ты не смейся, потому что вы и понять не можете нашу жизнь, особенно женскую. В самом страшном сне не увидите.

-Похоже несладкая.

-Да, уж это точно.

В прачечной, она же баня не было света. Рубильник – выключатель на стенке – висел в окружении оголённых проводов.

-Одни сопли. Прикоснёшься – тут же смерть, - буркнул Симонов.

-Вы спросите дизелиста – он поможет. Ну, мне пора, а то Аркадий заругается.

-Бить-то хоть не будет? – зачем-то спросил я.

-Нет, этот тихий, этот баб не бьёт, да и вообще к нам не подходит, жене верность хранит. Еврей, чего с них взять, - развернулась Валя.

-Сколько же здесь евреев? – пробурчал Симонов.

-Где их мало, - бросил Кощеев.

Опять я захотел что-то сказать, но не сообразил. Пока думал, время прошло, и любая реплика обратилась бы в полную нелепость. Хотя, ну, и что?

Вечно шипящее чёрное чудище под наполовину сломанной крышей – дизельная. Дежурный дизелист вышел, покачиваясь, благоухая перегаром. Его здоровенная, белая собака со звонким лаем тут же атаковала нас. "Рекс, ёб твою мать, да вы не бойтесь – он гавкает, а кусать, хуев сын, только меня", – икнул дизелист.

-Нам бы свет в прачечной, - объяснил Симонов.

-Это не ко мне, это к еврею Броньке, - опять икнул мужик и вернулся на своё рабочее место.

-Посмотрю после обеда, - покрутил полу-лысой головой электрик.

-Неделю там точно света не будет, - недовольно бубнил на обратном пути в лагерь Симонов.

-Скажет Кощеев что-нибудь ещё про евреев? – подумал я, но высокий, с широким, ассиметричным лицом и выгоревшим чубом студент-физик на этот раз промолчал.

В столовой стояла большая тарелка салата из помидор со сметаной - блюдо, не значившееся в отрядном меню. Снимая пробу, я всё думал: «Что сказать?» Так и не сообразив, пошёл в изолятор. Только перевязывая Васильева, понял – следовало заявить: "Я считаю нечестным и несправедливым делать для избранных спецблюда, тем более изготовлять их в рабочее время из отрядных продуктов. Если вы не согласны, то мы обсудим эту тему на штабе". Хватит. В этом отряде я буду говорить всё, что хочу и всё, что думаю. Пойду и выскажу. Нет, поезд уже ушёл: получится совсем смешно, нелепо и по-дурацки. Надо быстрее соображать. В следующий раз, который будет обязательно, выскажу всё и на месте. Они со мной не церемонятся.

Я хотел чуть отдохнуть перед обедом, но зашёл Дима Коновалов – большеголовый брюнет среднего роста с подчёркнутой талией спортсмена – каратист с коричневым поясом. "Доктор, помоги, спина разламывается, а мне идти в ночь на котельную".

-Полежи-ка на этом, - достал я только-только приобретённый перед самым отъездом так называемый "аппликатор Кузнецова" - утыканная иголочками пластинка.

-Да ты что, - отпрянул Дима, - Я же не йог.

-Зато каратист. Доски ломаешь? Спарингуешь. Иголочек испугался. Это лучший способ лечения. Быстро.

Коновалов снял рубашку и лёг на свободную койку, вскрикнув, при касании кожи с остриём иголок. "Так всем и скажу – меня доктор пытал".

-Давай, давай, - улыбнулся я, - С тебя ещё причитается.

-Если поможет, то за мной дело не станет, только бы заработать. Я в прошлом году был в отряде Архангельск-1. Стояли мы в леспромхозе в 30 километрах от Архангельска. Заработали по полторы тысячи. Правда, пахали много, и простоев не было. Тоже строили домики. Хорошо бы в этом году, хоть треть от прошлогоднего заработать.

После обеда я стерилизовал шприц на летней кухне. Невдалеке на брёвнышке села покурить Юля Грибкова. "Имею право на обед, а вместо еды я курю. Выгодная я жена", – кокетливо, наигранно, как обычно, произнесла она, выпуская колечки дыма.

Чтобы не обратить её в моего самого большого и безжалостного врага, я промолчал, потому что сама собой выплыла мысль: "Твои габариты, барышня, никак не подтверждают гипотезу выгодности".

Взглянув на меня своим обычным косым взглядом, к Юле подошла Ткачёва, села и тоже закурила, но ничего о своей прибыльности говорить не стала. Пришёл косой дождь и вместе с ним Паша Безматерных. Его лишённый выемок, старушечий подбородок возмущённо двигался: "Ира ничего не делает. Чего её здесь держат? Что за отряд?"

-Чего это он так заелся? Кто палит по любовнице командира, тот ему не друг. Что же касается работы, то на себя бы обратил внимание, - подумал я.

-Мы к этому уже привыкли, - отбросила окурок щелчком Юля.

-А наш доблестный командир героически борется за отрядную зарплату в районном центре Онега, - подумал я, решил снять стерилизатор, как увидел поднимающегося на крыльцо кухни молодого человека лет 25. Был он чёрненький, тёмненький, с карими глазками, усиками, в красном свитере, подчёркивающем выпирающий животик.

-Мне нужен врач, - обратился он ко всем и ни к кому конкретно.

-Я – врач, - сделал я шаг вперёд.

-Я – врач СЭС.

-Очень приятно, - произнёс я кислым тоном.

-Это у вас кухня? – поднялся он на крыльцо, открыл дверь и потопал, не протерев грязнейших сапог, оставляя за собой огромные куски грязи, к самому дальнему от двери углу, сел, положил локти на стол и сказал: "Покажите, пожалуйста, поварские книжки".

-Юля, принеси, не сочти за труд, - попросил я.

-Как моют посуду? – посмотрел он на Ткачёву.

Как будто бы издеваясь надо мной, не смотря на мои многократные увещевания, она сказал всё наоборот.

-Неправильно, - покрутил усик и посмотрел на меня проверяющий.

Я покраснел и подумал: "Не может она быть такой дурой, если учится на физфаке: специально меня подставила. Хорошо, что часть солёной трески Безматерных уже продал кому-то из местных".

-Неправильно моют у вас посуду, доктор, - повторил санитарный врач.

-Составит акт о закрытии? – подумал я и сказал, - Моют правильно, запомнить для проверяющих не способны - вся память на физику израсходована.

-Чем будете кормить санитарного врача? – без всякого намёка на улыбку проговорил он.

Юля быстренько принесла щи, котлеты и компот. С аппетитом, съев первое и второе, он отодвинул стакан компота: "Спасибо. Котлеты я вам делать запрещаю. Это ведь, доктор, как вам должно быть известно, нарушение. Сейчас я напишу акт, и мы пойдём с вами к Макарову".

-На разнос. Закроет, - подумал я.

-Вы, кстати, знаете, что сегодня сюда приехала целая комиссия из Онеги принимать пекарню, - неожиданно проговорил приветливым тоном санитарный врач, имя которого я ещё не знал, так как он не представился, а я не спрашивал.

-Приняли пекарню? – спросил я, когда мы шли в сторону конторы.

-Нет, не приняли. Меня, кстати, зовут Слуцкер, Михаил Абрамович.

-Очень приятно, а я – Костровский Илья Захарович, - протянул я руку, вспомнив, - "Евреи всё евреи, кругом одни евреи".

Не останавливаясь, Михаил пожал мою руку и посмотрел, как смотрит еврей на неожиданно встретившегося, в малопригодном для этого месте, еврея, но ничего не сказал.

-Армяне бы обязательно заговорили, вспомнили, кто они, - подумал я и спросил, - Давно в Онеге?

-Год.

-По распределению?

-Да, из Ленинграда.

-У вас семья есть? – присмотрелся я к Слуцкеру, подумав, - Как это я сразу же не понял, что он – еврей: типичные карие глаза навыкате с лёгкой поволокой, нос небольшой, но с горбинкой, да и вся анатомия лица типично еврейская, пусть даже отдельные части могут и обмануть.

-Да.

-Не очень-то доктор Слуцкер словоохотлив, - подумал я и спросил, - Не очень тоскливый городок Онега?

-Так себе.

-Есть смысл в деятельности СЭС?

-Как сказать, в принципе – да. Возможно – много, но прав нет. Надо иметь железные нервы, быть железным человеком. Всем ведь плевать на санитарно-гигиенические нормы, и они лишь мешают им зарабатывать деньги. Хотя, по-моему, это – важнейшее. Жалко, что так мало руководящих кадров это понимают.

-Вы – энтузиаст, - бросил я, подумав, - Еврей.

-Без этого работать в СЭС невозможно. Или всё должно быть до лампочки.

-Вы выбрали: "Я отвечаю за всё".

-Наполовину. Я ещё верю и стараюсь.

В конторе ни Макарова, ни комиссии уже не оказалось.

-Ну, ладно, до свидания, - протянул руку Слуцкер.

-Сомневаюсь, что до свидания.

-Почему?

-Из прошлого опыта.

возврат к началу.