Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-36-

Всё ниже изложенное не имело, не имеет, и не будет иметь отношения ни к чему происшедшему.
Иногда, из-за отсутствия иной возможности, используется ненормативная лексика.

Я вышел на улицу и почувствовал какую-то силу, которая потянула меня к центру села. На самом высоком месте, к которому послушно стремились все домики и улочки, видная издалека и, конечно, с любой точки села, возносилась ввысь трёхъярусная деревянная церковь с пирамидообразным куполом на полвысоты. Рядом с церковью возвышались две постройки, одна из которых когда-то служила клубом. Сохранная снаружи внутри церковь поражала мерзостью запустения: всё разломано, порушено, загажено, расписано перлами, типа настенной классики: "Здесь был Вася. 1981 год", и прочей такого же типа настенной росписью. Везде разобранный пол, груды и кучи всяческой дряни. В бывшем клубе внутри всё перемешано, каша из скамеек, досок, кучи полусгнившей соломы.

Неожиданно почувствовав чьё-то присутствие, я обернулся. За моей спиной, чуть не в метре, стоял пожилой, грузный мужчина, опирающийся на палочку. "Как я мог не заметить его приближения?" – подумал я.

-Символично: уничтожен духовный центр, и село вымирает, - заговорил мужчина приятным баритоном, - Им не жалко духа своего народа. Варвары.

-Но издалека, особенно с дороги, когда она внезапно появляется на другой стороне озера, то смотрится просто фантастически; удивительный вид, на редкость хороша, глаз не оторвёшь. Трудно поверить, что такое творится внутри.

-Вы не местный, - подошёл он ближе, почти вплотную, - Я тоже, - я приезжаю сюда из Петербурга…

Мне не показалось странным, что он так назвал Ленинград.

-Сюда мало кто приходит, - смотрел он мимо меня, - Я набираюсь здесь сил. Я - художник. Мы должны время от времени покидать шумные города, даже такие, как Петербург. Да, издалека – церковь прекрасна, вы правы, трудно поверить, что такое творится внутри. Но она и сейчас устремлена вверх в небеса. Вы обратили внимание, как все дома села рвутся к ней на поклон. А они засрали и бросили. Потому что разрушен Храм, рушатся крыши домов… Если нет Храма, то нет и простого дома. Жизнь воможна только если существует Храм. А, - махнул он рукой, развернулся и заспешил в сторону леса.

На берегу озера покосилась полуразрушенная конюшня. В закутке с сохранившейся крышей в стойлах стояло несколько лошадей и жеребят. Рядом с конюшней паслись телята. Три выпивших мужика на костре варили уху. Окультуренный берег озера был почти весь покрыт пепелищами костров, между которыми валялись бутылки, банки, бумажки.

-Здравствуйте, - обратился я к мужикам.

-Привет, коль не шутишь, - ответил мне один из них, не взглянув в мою сторону.

-Мужики, не знаете, продаёт ли кто в селе картошку?

-А ты откуда такой купец выискался? – так и не удостоив меня взгляда, продолжал мужчина помешивать варево в котелке.

-Врач стройотряда.

-А, наслышались уже. За длинным рублём приехал? – мужик подул на ложку, остудил содержимое, попробовал, крякнул, - Витька, пора разливать, - тронул он свободной рукой лежащего соседа, и, пока тот выполнял его распоряжение, взглянул на меня.

-Ну, что с картошкой-то?

Мужики опрокинули в себя по стакану. "Вчерашняя водка", – подумал я. "А ты не торопись, москвич. Завсегда вы такие дёрганные. Столица. Много себе думаете. Будет тебе картошка. Придёшь в Нижмозеро, спроси Василия. Тебе все покажут. Ты лучше поплавал бы в озере. Вода у нас целебная. В Москве такой не найдёшь".

-Вась, а ты хоть раз в Москве был? – привстал один из мужиков.

-На хуй она мне нужна. Чего я там забыл. Это они вон, мечутся по жизни, а мы своё место знаем.

Прохладно-освежающая вода Нижмозера бодрила. Было приятно скользить по его тихой глади, осознавая, что твоя жизнь в твоих руках. Да только так ли это?

Вот и подъём, с которого ещё видна церковь и её вымирающее стадо. Последний взгляд и дорога погрузилась в лес.

На площадках практически ничего не изменилось, и почти никого не было. Первым меня встретил толстоватый увалень Дима Григорьев: "Приехал командир районного штаба Поливников и они с Ерохиным обходят территорию".

-Где это? – покрутил я головой.

-Там, - махнул боец рукой.

-Вы как всегда вовремя к полднику, - злобно улыбнулась мне Света.

-Стараюсь. Прихожу на запах ситного.

-Боже мой, - всплеснула руками Горбунова, - Откуда у вас такой ужасный жаргон? Мне просто стыдно за вас. Вы ведь называете себя интеллигентным человеком.

-Бог с тобой, деточка, когда ты слышала от меня такие глупости, - не нашёл я ничего лучшего, взял стакан чаю и печенье.

-Врач – самая свободная должность: он всегда выполняет функции завхоза. Я пять раз ездила с доктором, так он всё успевал: был и завхоз, и боец, и …

-И шнец, и жнец, и на дуде игрец, - оборвал я Свету, - А, кроме того, сейчас он уже доктор наук, и вообще, он педиатр.

Не знаю, как взгляд Петричук не испепелил меня.

Поварихи угощали чаем с печеньем незнакомую мне женщину лет 40. "Я маляр, - отхлебнула она из стакана, - Проработала всю жизнь, а недавно одного мужика облила водой за матерщину…"

-Ничего себе, - подумал я, с удивлением разглядывая даму.

-Я знаю русский язык, украинский, слышала о французском, немецком, еврейском, но ругаться при мне никакому не позволю.

-И удаётся? – не выдержав, вмешался я в разговор.

-Ещё как. Все мужики меня знают и боятся.

-Как в сказке…

-Всегда вы, доктор, со своим цинизмом, - резко и злобно оборвала меня Юля, - Вас это не украшает.

-Что ей ответить? – лихорадочно думал я, пожал плечами, встал, - Вы того, уже не знаете, какую бы гадость мне ещё сказать, как бы подцепить, - сжал я кулаки и вышел.

На крыльце сидела играющая и роль завхоза Татьяна Ткачёва. "Доктор, можно поменять бельё, но до 6 часов вечера – я иду в баню и после неё никому менять не буду".

-Хорошо, давай сейчас.

-Нет, сначала принесите грязное.

Когда я вернулся, то Ткачёвой и след простыл. "Она ушла в поселковую столовую", – объяснил один из бойцов.

-Откуда они все свалились на меня? – думал я, чувствуя, как внутри всё закипает. В таком настроении я вернулся на кухню со стопкой белья для смены. "Света, пожалуйста, больше в столовой мяса не покупайте. Я сегодня разговаривал с заведующей Людой, и она сказала, что холодильник не работает. Она несколько раз звонила в Онегу, но, разумеется, они там и не чешутся".

-Как вы говорите, какие слова используете, как босяк какой-то, - нервически передёрнула плечами Юля.

-Как умею, так и говорю, а сейчас я разговариваю не с вами, Почему вы всегда должны вмешаться, - почувствовал я даже какую-то дрожь внутри, сделал шаг к двери, обернулся, - Света, что вы делаете на ужин?

-Варим рыбу.

-Мне не нравится её запах, - принюхался я.

-Ты – чистый отрицатель. В тебе нет ничего конструктивного. Нам даже легче без мяса, без рыбы. Тушенки почти нет и она очень жирная.

-Когда починят холодильник и будет мясо, то будете готовить, но всё равно в тесте делать нельзя, - зачем-то выпалил я.

-Нельзя. Нельзя. Нельзя. Другого слова ты не знаешь. Я с 6 часов вожусь. Хорошо, доставляй нам продукты. Дров, кстати, тоже нет. Воду нам сегодня носили ребята из АЛТИ – сегодня приехали квартирьеры. В нашем отряде людей не приучают к труду: почти все болтаются, кто в комнатах, кто ушёл на озеро. Принести воды пришлось просить архангельцев, - выпалила Петричук и повернулась ко мне спиной.

Я вышел на крыльцо. По дорожке шёл Ерохин. Рядом с ним справа вышагивал командир районного штаба Поливников – высокий, чуть горбящийся молодой человек лет 24-25 с красивыми, но жёсткими чертами лица, излучающими что-то очень угрожающее. Слева от Ерохина толсто-рыхлый, седой мужчина лет 55 – заместитель начальника треста о чём-то говорил с худым мужчиной лет 45 – представителем главка.

Начальство остановилось возле крыльца. Выскочил комиссар. "Саша, проводи, пожалуйста, мне тут кое-что надо", - поднялся Ерохин по ступенькам. Предводительствуемые комиссаром, проверяющие удалились.

-Поливником недоволен шумом, который я поднимаю, - бросил Ерохин, - Он говорит, что есть много отрядов в намного худшем положении, например архангельские. Они что-то делают в теплицах. Максимальная зарплата примерно 150 рублей. И ничего, не шумят. Но наше-то какое дело. Это их трудности, если они такие тихие. Для Поливникова самое главное – отсутствие шума, чтобы его не таскали в партком. Он отвечает за места дислокации. Он мне уже сказал: "Я тебя не передислоцирую". Школьный обещал за два дня сделать ещё две площадки. Поливников за это ухватился.

-Не так уж и плохо, - сказал я.

-Пока не будет, надо кричать, что плохо. Хватит этого ура-патриотизма. Ладно, доктор, сегодня банный день. Пошли мыться.

-Хочу сначала искупаться в озере.

-Хорошо, только не попадись на глаза Поливникову и вернись к ужину.

-Ладно, постараюсь не утонуть, назло всем жаждущим этого.

-Не ты один такой, у меня тоже есть доброжелатели, некоторые из них у нас с тобой общие, - похлопал меня по плечу командир.

Я проскользнул через чёрный ход и побежал к озеру. По вертолётной площадке бродили комиссар и Поливников. "Илья, ты куда?" – окликнул меня Куклин.

-Вот идиот, - подумал я и ответил, - Стираться.

-Из озера в озеро, - думал я, наслаждаясь жизнью в водной среде. Одессит-официант сидел на берегу и ловил рыбу.

-Как улов? – весело и громко окликнул я его.

-А, - махнул одессит рукой, - Сегодня улова нет.

-Не тянет в Одессу?

Немножко. Мать пишет, что соскучилась.

-А жена?

-Жена ничего не пишет. Ну, и хрен с ней.

-Нашёл себе здесь женщину?

-Нет. Я не уважаю таких мужчин. Хотел блядовать, так нечего жениться. Это уже не дело, если смотрит на сторону, значит уже не для семьи. Я так жене и сказал: "Хочешь блядуй, но если я узнаю, то всё".

Ерохин не хотел проводить штаб, но Поливников настоял. Собрались в комнате мастера, комиссара и инженера по ТБ. Я чуть опоздал, так как перевязывал бойца. Когда я зашёл в комнату, Ерохин говорил о работе на завтра: "На первую площадку идут инженер по технике безопасности Воробьёв, Алексеев и ещё пять бойцов. Вам уже можно ставить панели с помощью Школьного. На второй площадке должны делать второй венец. На первой площадке – первый венец. Может быть, на – 4-й разметка и бурение. Сегодня 5 человек бригады Решетникова зря просидели весь день на холодильнике, так как с утра сам Прокофьев сжёг бетономешалку. Разумеется, пришёл Броня. Мы его уже все знаем. Броня начал с проводов на столбах. Потом посмотрел мотор, сказал: "Межвитковый пробой" и пропал с концами – до конца дня его не видели. Я думаю, что больше на холодильник бригаду Решетникова мы не пошлём, во всяком случае, завтра".

Пока командир говорил, я изучал Поливникова: "Что же в его лице кажется мне жёстким и неприятным? Эти кошачьи усики? Сильно выпирающие скулы?" В полутьме комнаты он не показался мне симпатичным, но только ещё более угрожающим.

Не успел Ерохин перевести дыхание, намереваясь продолжить, как заговорил командир районного штаба: "Я у вас день потолкался. Может быть, я не всё понял, но ваша организация труда мне, мягко говоря, не очень понравилась. Валера, надо бегать не по начальству, а работать с людьми и техникой". Лицо районного командира стало ещё жёстче. Совсем окаменело. Он достал сигарету и закурил.

-Хорошо, - задёргались желваки Ерохина.

-Рудюк написал наряд за работу на вертолётной площадке на 12 рублей,- сказал Куклин.

-Это 4 здоровых мужика больше полдня вкалывали и получили 12 рублей. Так, ребята, мы и аванс не покроем. Это не пионерский лагерь, - на самой высокой ноте доступной ему, почти прокричал командир.

-Сами пишите наряды, - потянулся Поливников, - У вас есть СНиРы (сметные нормы и расценки). Это – искусство, иначе бы все получали по 12 рублей. Вы тычетесь вслепую. Я думаю вам надо составить план. Пусть это звучит банально, но вы должны иметь перспективу. Дня через три вы установите стены, значит уже сейчас можно делать фермы для крыши. Сколько вы хотите зарабатывать в день? При активно-премиальной системе есть показатель по экономии по выработке. Что у вас с этим? Кстати, у вас уже есть актированные простои. Что они вам дают? – продолжал курить сигарету за сигаретой Поливников.

-Я понял тебя, - остановил Ерохин самовольничающую часть лица, - Было джентльменское соглашение, что мы дадим ход акту, только в случае…

-Джентльменское соглашение – это джентльменское соглашение, - бесцеремонно перебил подотчётного ему командира Поливников, - Но когда дело касается. Как ты сможешь надавить на Макарова?

-У него тоже есть начальство, - скривился Ерохин.

-Это всё слова, - произнёс, как отрезал районный командир, помолчал, откинулся назад, - Потом, здесь много работы, посмотри, те же крыши…

-Все выгодные работы уже разобрали, - ввернул Ерохин, но был тут же остановлен Поливниковым: «Валера, мне не нравится твой тон и настрой: не говорить надо, а действовать. Надо самим писать наряды, надо искать, надо планировать работу, а не жалобы начальству. Надо искать подходы. Что думает мастер?" – внезапно развернулся он в сторону Жигарева».

-Может быть, в этом есть смысл, - осторожно, как, трогая ожигающую кружку, произнёс Жигарев.

-Надо пробовать, - лихо рявкнул Куклин.

-В общем, - потянулся Поливников, - Вам надо самим подходить к Школьному и показывать вами написанные наряды. Впредь, не брать никаких работ без написанного наряда, - он достал из заднего кармана своих вельветовых джинсов плоскую, чуть изогнутую фляжку, отхлебнул, засунул её за пояс и опять закурил. В комнате повисла тяжёлая тишина. Поливников докурил, погасил бычок о стол, выбросил его в окно, встал, резко отчеканил: "Я пойду" и след его мгновенное простыл.

-Доктор, завтра ты с 4 ребятами из бригады Решетникова пойдёшь в Нижмозеро за картошкой, - всем корпусом развернулся в мою сторону комиссар.

-Валера, ему надо сказать о нашем письме, – проговорил Воробьёв.

-Мужики, - хлопнул в ладоши мастер, - Пора поить работяг водкой. На пролетария не надавишь. В рот они хотели ебать Маркова и Макарова и всех остальных, включая того армянина из Архангельска. Чушь всё это. Работяга должен сам знать, что за хорошую работу в конце рабочего дня он получит бутылку, и всё тут. Тогда на пилораме не будет слетать ремень, и брус пойдёт не в виде морской волны. А этот трелёвочник, его сдвинуть. Всё проблема: масла нет, бензина нет, трос полетел, в 17-00 – время, пора, мужики домой. Хватит. Дадим им водку и хуй с ними – всё будет вовремя и хорошо.

-Я согласен, - радостно выдал Куклин.

-Кроме того, я согласен с Поливниковым: пора писать наряды. Мы всё теоретизируем.

-Точно, мастер, завтра же садимся, - подскочил на месте комиссар.

-Правильно, перестаньте ходить по объектам и садитесь писать наряды,- сказал инженер по ТБ и засмеялся, - Мастер будет писать, а комиссар будет у него на побегушках.

Не знаю, обратил ли Воробьёв внимание, как передёрнулось лицо Куклина в ответ на его вроде бы шутку.

-Ну, нет, комиссар - главный, - исправил положение умный Жигарев, - И получит свой кусок.

-С куском можно и уезжать, - просветлело лицо комиссара, - Я вам напишу чудовищные наряды. Пора всех включать в интенсивную работу. Я не уверен, что когда у нас начнётся интенсивная работа, все её выдержат. Пора нагружать бойцов. Пора трясти. С завтрашнего дня будем проводить подъём в 7-15, чтобы успевать на планёрки к Школьному.

Ерохин молча, не попрощавшись, оставил комнату.

возврат к началу.