Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройотряда. Первая страница

-33-

11 день. 10 июля 1983 года. воскресенье

Всё ниже изложенное не имело, не имеет, и не будет иметь отношения ни к чему происшедшему.
Иногда, из-за отсутствия иной возможности, используется ненормативная лексика.

Еле-еле встал в начале восьмого. Тишина. "Как здорово, – вышел я на улицу, всматриваясь в погружённые в густой белый туман изменённые окрестности, - Не отряд, а санаторий", – зачем-то я двинулся будить начальство.

Когда комиссар кончил перекличку на линейке, подошёл Ерохин. Оглядев бойцов узенькими глазками сквозь темноватые стёкла очков, он направил свой подслеповатый взгляд в сторону леса: "Хочу вас поздравить. Мы дожили до первых нарушений…"

Именно в этот момент меня озарило: "Надо было прямо в штабе, когда он предложил мне выйти вон сказать: "Не могу понять – о каких это интимностях идёт речь?" и выйти. Не молча и покорно выполнить незаконное распоряжение. Тогда я со всех точек зрения сохранил бы честь. Хотя бы не так покорно и рабски. Будь она проклята это замедленная реакция".

Я вновь прислушался к ерохинскому продолжению: "… первых нарушений, которые заметили все, включая комиссию из районного штаба и парткома МГУ. Я объявляю замечание поварам и доктору за то, что они допустили употребление недоброкачественно хлеба. Впредь доктор должен усилить свой контроль над поварами. И второе замечание Петричук и Грибковой за работу после 23 часов".

Бойцы мужского пола прослушали сообщение командира молча, не исключено ещё не совсем проснулись. Зато дамы непрерывно хмыкали, проявляя, таким образом, толи своё презрение, толи защиту, толи что-то мне неизвестное.

Если вчера я спокойно воспринял слова Ерохина о "замечании", то сегодня подумал: "Чёрт подери, Аркадий мне ничего не сказал. Чего ждал Ерохин? Да, ведь это продолжение вчерашней атаки".

-Илья, зайти ко мне в штаб, - оторвал меня командир от потока мыслей.

-Это поможет тебе в отношениях с поварами, - плотно закрыл он дверь своей комнаты.

-Заботливый ты наш, - про себя покривлялся я голосом Ерохина.

-Я передумал выйти в понедельник – рано: до среды моё присутствие здесь необходимо. Это, конечно же, потеря трёх дней, но что делать. Найди мне какое-нибудь оправдание перед районным штабом".

-Да, ты, дружок, и на самом деле хозяин слова: слово дал – слово взял, - подумал я, пожал плечами, выдавил, - Постараюсь, - и пошёл на кухню.

Чудеса, да и только или командирское влияние на поваров: Ирина Горбунова и Татьяна Ткачёва преобразились даже внешне. Обычно они встречали меня, как самого незваного гостя, нацепив злобно-насупленные маски из амбразур которых палили колюче-режущие взгляды. Сегодня даже улыбки осветили их лица, и голоски зазвучали нежными колокольчиками.

-Девочки, и всё-таки, - растаял и я в ответной улыбке, - Полку убрать надо. Я не хочу….

-Не волнуйтесь, всё сделаем, и это больше не повторится, - запричитала Татьяна.

-Илья, - окликнул меня, проходивший мимо кухни Ерохин, - Я тебя жду.

Лишь только я приоткрыл дверь штаба, как командир остановил меня на пороге: "Ты написал отчёт Верховскому?"

-Ещё нет.

-У тебя есть час. За это время ты должен разобраться с местными радистами и написать отчёт.

На въезде в посёлок в одном из синеньких домиков, к которому сиротливо притулилась антенна, расположен центр связи. На стук в дверь никто не ответил - дверь открылась от лёгкого давления. "Можно?" – закричал я, входя. "Валяй", – ответил мне хрипловатый, прокурено-пропитый голос. "Ну, и бардак", – подумал я, проходя через кухню, в которой пахло гнилью и чем-то сгоревшим, на столе валялись грязные тарелки, бутылки из-под водки, сковородка с застывшей, несколько дней тому назад пожаренной картошкой. В углу, рядом с полным мусорным ведром была свалена куча грязной обуви. Во второй комнате с двумя не застеленными кроватями, с которых до полу свисали не первой, не второй, скорее всего и не сотой свежести простыни, стоял стол с рацией. На одной из кроватей, не сняв сапог, лежал радист - худой, тёмный, длинноволосый, бородатый мужик лет 30. Он курил, подложив правую руку под голову.

-Добрый день. Я – Илья, врач стройотряда. Как вас зовут?

-Серёжа, - буркнул радист, продолжая смотреть в потолок.

-Скажите, меня интересует надёжность связи. Вдруг, какое-то ЧП и нам потребуется срочно связаться с Онегой или районным штабом… - я замолк. Сергей курил. "Похоже, он не самый разговорчивый тип, – подумал я, кашлянул и повысил голос, - Как связь-то?"

-Ты чего орёшь, мужик, охуел что ли, - и на этот раз не удостоил меня своего взгляда хозяин.

-Извините, я плохо слышу без очков, - вспомнил я чью-то шутку.

-Эких мудаков завезли из Москвы. Там все такие? – выпускал Сергей дым колечками, разглядывая что-то на потолке.

-Известный край непуганых идиотов. Я – их лучший представитель.

-Вот, вот. Я в вашей долбаной столице не был и быть не хочу. Ну, вас на хуй.

В его голосе мне послышались агрессивные нотки. "Извините, что отвлекаю вас от столь важных дел, но как рация, не ломается?"

-Это бабы ломаются, перед тем как дать, а рация она - аппарат.

-Разумно. Чрезвычайно разумно. Что так за последнее время ни одного сбоя?

-Изредка. Железо всё-таки.

-Скажите, а в центральной конторе хайнозёрского леспромхоза в Онеге постоянно есть дежурный?

-Постоянно, но иногда уходит. Там-то и ломается, другой раз, потому что сидит на ней полный мудак. Он её иногда и выключает. Долбаёб страшный, - Сергей сел, отбросил окурок в угол (я не заметил, чтобы он его затушил), сплюнул на пол, - Ты мне просто тут допрос устроил. Мусор что ли?

-Ни в коем разе – врач я, врач.

-А, - на этот раз окинул меня Сергей изучающим взглядом и неожиданно заговорил, - Тоска мужик, тоска. Поговорить не с кем: одна пьянь и рвань. Да что там поговорить, плюнуть не на кого. Тут в округе много вахтенных участков: летом там только рубят, а зимой, когда установится дорога, вывозят. В Верхнеозёрске был лесопункт, да мудаки-начальники его закрыли, зато оставили в Маложме.

-Чего с начальства взять, - сочувственно закивал я, - А если у вас что-нибудь случается?

-Везём на тракторе до Нижмозера.

-Зачем?

-Там есть телефон.

-Если что, вас можно разбудить ночью?

-Попробуй. Но если я пьян, то меня и пушка не поднимет, а кто начнёт доябываться, то могу и въебать, а у меня рука тяжёлая.

Оценив кулаки мужика, я подумал: "Ночью его лучше не трогать, - и спросил, - Откуда вы?

-Из Плисецка. Сам-то я холостой. Потому живу здесь, чтобы в дни отдыха быть при рации. У нас в бригаде большинство семейные, они-то и живут в Маложме.

-Как заработки?

-Рублей по 300-350 чистыми. Я – сучкоруб. Мы на трассе по 10 дней, а потом отдых…

-Извините, а когда вы на трассе, то кто здесь?

-Другой Серёга. Он, правда, зашибает побольше моего, но мужик справный, не пидарас какой столичный. Мы должны гнать дорогу шириной 40 метров, для этого надо рубить по 450 кубов. За это бывший начальник Копейкин закрывал нам рублей по 150-180. Новый начальник - Смирнов, и хуй знает, как он нам закроет, - взял другую сигарету, закурил, опять сплюнул на пол, - Когда мы выходим на трассу, то первые два-три дня пьём. Потом три-пять дней пашем от зари до зари, а затем оставшиеся дни гуляем: ловим рыбу, собираем ягоды. Последние месяцы всё время торчали на озере Уна – рыба там, хватай руками.

-С бригадиром-то ладите?

-Бугор у нас справный мужик - Володя из Казани. Он служил здесь, но до двух лет не дотянул: по 209 статье схлопотал два года за драку. Вышел из зоны и остался. Написал подруге, она приехала. Сейчас у них своё хозяйство в Маложме: свиньи, овцы, двое детей. Сам-то он – вальщик, получает по 700-800 чистыми. Если бы не семья, то уже купил бы машину. А мне машина и на хуй не нужна. Куда ехать-то?

-Ишь, разговорился, хочется кому-нибудь выплеснуть, кто его ещё послушает, - подумал я и спросил, - Северные вам платят?

-Северные у нас 20%, кроме того, дают районные, бывают одноразовые премии. Через два года на третий получаем отпуск 48 дней и отпускные по полторы тысячи. Большинство мужиков всё пропивает на хуй. Есть, правда, считанные жмоты, которые кладут всё на книжку.

-Но и работка у вас не сахар, - покачал я головой.

-Работа наша тяжёлая и опасная. Летом – болота и комары-бляди сжирают на хуй. Зимой хуй знает, какой глубокий снег. Трактора один за другим выходят из строя, тонут не очень часто, но пни всех трактористов заёбывают. Тросы рвутся, иной раз так ебанёт, что и коньки откинешь. Тем летом одного мужика похоронили – получил тросом по лбу. Семья в Маложме осталась, жена беременная была. Парень родился, отца так никогда и не узнает.

Я уложился в отпущенное мне время. "Ну, дружок, покажи твои литературно-бюрократические способности, - опять на пороге встретил меня Ерохин.

-Зачитаю про себя, но чтобы ты всё понял, а многочисленные враги не разнюхали – улыбнулся я.

-Валяй, шутливый ты наш, - снял очки командир.

Я достал лист и прочитал всё от первого слова до последнего:

Отчёт врача ЛССО МГУ "Сигма" Костровского И.Е. о выполнении замечаний главного врача ЗССО МГУ Верховского А.Б.

К 10 июля силами бойцов отряда сделаны туалет, выгребная яма, умывальники, благоустроена территория лагеря, создан запас дезсредств…

-Удалой ты наш, - покачал головой Ерохин.

-Точнее: удалые вы наши. Но продолжим зачтение: "Надёжной связи силами отряда добиться невозможно. Во-первых, не гарантирован бесперебойный контакт по рации ни с ПМК-СН, ни с центральной конторой хайнозёрского леспромхоза, расположенными в городе Онега. Во-вторых, из-за отсутствия дороги доставка пострадавшего или заболевшего в ЦРБ города Онега возможна только на носилках до трассы – 19 километров, чтобы там попытаться поймать машину и проехать оставшиеся 80 километров до Онеги. В случае дождей первые 9 километров пути становятся практически непроходимыми даже налегке. На трассе движение в определённые периоды суток отсутствует, а в другие можно остановить только лесовоз или самосвал. По субботам и воскресеньям машин на трассе нет. Возможности санавиации неясны. Этой зимой был случай, когда женщина, нуждающаяся в срочной хирургической помощи, трое суток оставалась в посёлке, из-за чего её жизнь спасти не удалось.
10 июля 1983 года.
Врач ЛССО – Костровский И.
Командир ЛССО Ерохин В.

-Хвалю, хвалю, писучий ты наш, - оживился командир, - Без этой бумаги, мы можем получить по 10 лет.

-Кому это надо. У нас тоже были хорошие учителя: доктор Верховский и представитель парткома Кульбачинский. Как они хорошо нас вразумили: "Если ты написал бумагу, то ты уже не отвечаешь".

-Схватываешь на лету, - потёр руки Ерохин.

-Аск.

-Кстати, за время твоего отсутствия Школьный протрезвел и сказал: "Ребята, не мучайтесь дурью: делайте второй венец и пошлите всё на хуй". Ну, и по поводу связи. Я сейчас напишу свою часть в районный штаб. Мы освобождаем себя от чрезвычайных неприятностей. Пусть они организуют нам связь. Пусть высокие организации займутся этим. Мы сделали, всё, что могли.

-Пусть они дёргаются, - согласился я.

-Буду шабашником и не придётся заполнять этот дурацкий финансовый отчёт, за который мне еще могут дать 10 лет, - пристроился Ерохин к погружённому в денежные бумаги казначею отряда толстячку Диме Григорьеву.

Я вспомнил слова Аркадия: "Эта баба Света ко мне приставала, что я не помогаю командиру, а я ответил, что спас его от 10 лет тюрьмы", и бросил: "Много у тебя накапливается по 10 лет".

-Аск. Кстати, после линейки девочки на меня набросились, а Света просто так и выдала: "Командиров всегда ругают, но такого мудака как ты, я ещё не видела". Все остальные с ней согласились.

-Кроме Иры, надеюсь, - улыбнулся я, - Но не отчаивайся: такого врача, как я, они тоже не видели. Хотя в отличие от тебя, ко мне они сегодня изменились: из бешеных кошек обратились прямо-таки в ласковых овечек. Надолго ли только их хватит? – вот в чём квещн.

Ерохин лишь махнул рукой.

возврат к началу.