Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница |
Верхнеозёрск-83 Хроника стройотряда -29-
Всё ниже изложенное не имело, не имеет, и не будет иметь отношения ни к чему происшедшему.
Выплеснув воду за территорию лагеря, вытерев голову, вымыв бак, я понёс его в ванную. На кухне Грибкова ела, а Горбунова и Петричук возились с магнитофоном. "Закрой дверь, - приказала Света Ирине, когда я прошёл в ванную. Послушная любовница Ерохина стукнула защёлкой, устроив мне западню. Бросив бак, вернувшись к двери, чувствуя, что зверею, я дёрнул её и прошипел: "Открой дверь! Чего заниматься идиотизмом!" На этот раз Ирина молча выполнила моё распоряжение. Обдуваемый прохладным вечерним ветерком, охлаждаемым меня от внутреннего горения, я выхаживал по досточкам напротив кухни: «За что они меня так ненавидят? В чём моя вина? Я чего-то не просекаю? Или – это просто взбесившиеся сучки, тем более у одной из них отняли такого хорошего мужика?» Миша Касьянов паковал продовольственную посылку своей бригаде. Увидев моё выражение лица, он не нашёл ничего лучшего, как бросить: "В Маложме всё в порядке. Приедет командир и всё расскажет". -Я счастлив. Продолжая жевать с большим аппетитом, Юлия Грибкова одарила меня полным уничтожающего презрения взглядом. Я прошёл через всю кухню и уже взялся за ручку двери, как сзади, выстрелом в спину, зазвучало: "Хорошими делами вы занимаетесь. В кухне моете голову, доктор, тоже мне", – облизав ложку, вложила Грибкова всё имеющееся в её распоряжение ехидство, иронию, презрение и ядовитость и в каждое сказанное слово. К сожалению, я взорвался: " Ну, знаете, совсем вы обнаглели! Там, там не кухня, а склад грязных дров, хоть 100 раз напишите, что хотите на стенке. Я мыл голову за дровами в самом углу над помойкой, а вы просто издеваетесь… при любом удобном случае, и без него. У вас здесь бардак творится чёрт знает какой! – рычал я, оглядываясь по сторонам, - Чёрт знает, что делается! Там дрова, картофельная шелуха, помойка, мне негде мыть голову, холодный ветер…" -Какой пример вы подаёте бойцам? – совсем спокойно, открыто, нарочито наслаждаясь моим возбуждением, которое она с такой лёгкостью спровоцировала, выпускала слово за словом Грибкова. -Очень хороший пример – мыться! -Что будет, если 30 вонючих мужиков будут мыться, разбрызгивая грязь и мыло. -Там грязные дрова, а в углу, где я мылся, кроме помойного ведра, вообще ничего нет. Не надо впадать в маразм, больший, чем… -Мы, например, не моем голову, - перебила меня Юля. -Очень плохо, могут блохи завестись, а это – проблема, потом придётся керосином, - выкрикнул я, про себя добавив, - И поджечь. -Всё время ходите через кухню, устроили здесь проходной двор, - пришла на помощь подруге Света Петричук, выставив своё тощее тельце в дверном проёме. -Ну, ёлки-палки, я специально переехал, чтобы не ходить здесь, поменьше с вами сталкиваться. Вчера вечером, когда тут человек 10 сидело, что-то вы скромно молчали. А что вы делаете на кухне во внерабочее время? -Ёлки-палки, – очень грубо, - подала голос маленькая Ира Горбунова. -Все бабы против меня, и любовница командира, - подумал я. -Такого доктора я ещё не видела, - продолжала совершенствоваться в своём глумливом тоне Грибкова. -Таких поваров я тоже ещё не видел. И вообще, у вас чёрт знает, что делается, - подошёл я к полкам, отодвинул белую занавеску, - колбаса эта валяется здесь уже две недели. Сколько раз вам можно говорить о ней, - схватил я с металлической тарелки уже оплывший кусок полукопчёной колбасы. -Это наша колбаса, - сказала Ткачёва. -Во-первых, на отрядной кухне не может быть личной еды. Во-вторых, даже в вашей комнате, врач не может допустить такого… продукта. -И вообще, чего вы у нас всё время шарите? Вы мешаете нам работать - былое спокойствие исчезло: Юля раздражённо заверещала дурным голосом, оставила тарелку и подбежала ко мне, защищая свой мясопродукт. -Ну, знаете, шарите. Я не шарю. Это – моя прямая обязанность. Мешаю работать, - скривился я, про себя добавив, - и Жрать, как грязная свинья. Скоро в эту дверь не влезешь. -Ребята, давайте жить дружно, - перестал Миша упаковывать банки в рюкзак. -Хотелось бы, но не получается, - бросил я. -Это – наша личная колбаса, - выступила вперёд Ирина Горбунова. -Неважно, чья она. Это – скоропортящийся продукт. Я имею право, нет, я - обязан проверять ваши тумбочки, чтобы там не было ничего скоропортящегося. Если я этого не делаю, то это – моя халатность. Понятно, что про кухню и говорить нечего. Я уже много раз указывал вам на эту колбасу, она уже вся плесенью покрылась. Смердит просто. -Фу, как гадко вы говорите: "смердит", - скривилась Горбунова, отчего стала совсем страшненькой. -Эту колбасу два дня назад привёз Дима Бутусов, - сказала Юля. -Неправда, я её вижу с 1-го дня. Я уже несколько раз говорил о ней Ткачёвой. Вы себя ведёте странным и несоответствующим образом. -Кухня – наше место работы, - села за стол Юля, придвинула тарелку и загрузила в свой большой рот новую порцию съестного. -И моё, к сожалению, тоже Я должен всё проверять. Я уже устал упрашивать вас поддерживать хотя бы минимальный порядок. Ваше рабочее место частично пересекается с одним из моих. Не так вы себя ведёте, совсем не так. Не знаю, почему и зачем вам это надо? Вы демонстрируете свою ненависть, Зачем? Не понимаю… - и я ушёл, уже на верхней ступеньке крыльца, услышав, как закрывают на ключ кухонную дверь, вызвав таким простым действием подобный взрыву звук. -Совсем обнаглели. Я, видите ли, шарю. Мешаю им работать. Если уж дело на то пошло, то буду резать им талоны. В конце концов, грязь – это тоже нарушение ТБ. Не дай Бог заболеет, кто-нибудь из бойцов. Борьба – так борьба. Война – так война. Может быть, сказать командиру? Нет, получится, что капаю, жалуюсь, не могу сам с ними справиться и бегу, как маленький мальчик, к нему за помощью. Думаю, что они это сделают. Они всех будут настраивать против меня. Чью сторону займёт Ерохин? Неужели могут быть, хоть какие-то сомнения, даже, если бы в отряде на их стороне не находилась его любовница? Буду резать талоны, вплоть, до ухода из отряда. Пусть меня обвинят в попытке поддержать чистоту на кухне. Хорошее меня ожидает лето. Весёлое. Какие жуткие бабы, просто ведьмы, особенно, эта Петричук. Тощая выдра. И Ткачёва… 10 день. 9 июля 1983 года. СубботаЯркое, радостное, пригревающее солнце. Неужели опять вернулось к нам лето. До линейки я сказал комиссару: "Невозможно всё свалить на дневального. Я против мытья посуды дежурными по санитарным соображениям. Комнаты – обычно моют живущие в них. Если заставить дневального мыть всё, то это – какой-то садизм и несправедливость". -Почему садизм? Почему не справедливость? В ССО как мы хотим, так и будет. Иначе ему нечего делать. -Обычно дневальные моют общие места, а бойцы поддерживают чистоту и порядок в своих комнатах. Если ты боишься, что дежурный будет сачковать, то пусть всё сделает, и идёт на объект. В наших условиях – это так просто. Куклин раздраженно пожал плечами. На линейке он опять объявил о новых требованиях к дежурным: "Дневальный моет все комнаты, делает всё на кухне". Неожиданно я понял: "Да, ведь – это требование Петричук, которое просто сначала на штабе выдвинул мастер. Вот оно в чём дело". -Теперь доктор хочет чего-то сказать, – обернулся ко мне комиссар. -Все кровати должны быть аккуратно застелены – я буду регулярно проверять, и повесьте, пожалуйста, в каждой комнате график дежурств. Сразу же по окончании линейки я пошёл на боле боя. Дежурили Света и Юля. "Доброе утро", – зашёл я на кухню. -Здравствуйте, - дуэтом произнесли повара. -Ещё здороваются, и то хорошо, - подумал я, - Что сегодня на завтрак? -Яйца и манная каша, - удивительно миролюбиво произнесла Света. -Хорошо, - я заглянул в кладовку рядом с их комнатой. В целлофановом пакетике лежали сделанные ещё квартирьерами сухари. "Выбросить их, пожалуйста, они все заплесневели", – обратился я сразу же к обоим, решив не выделять ни одну из поваров, - Наведите, пожалуйста, в кладовке порядок. Вы сегодня покупаете мясо? -Нет денег. Если только даст Валера, - ответила Света. -Существует тест на свежесть. Если он даст деньги, то без меня, пока я не проверю его свежеть, ничего не покупать. На столах лежали оставшиеся со вчерашнего дня пирожки. Я взял один, разломил – рис с рыбой. "Света, мы не можем оставлять рыбу без холодильника на следующий день. Это запрещено всеми санитарными нормами. Лучше вообще не покупать, чем оставлять на завтра". -Все санитарные требования, пожалуйста, до завтрака, - в голосе Светы зазвучала сталь. Я захотел ответить, но сзади резко закричали: "Доктор!" -Что случилось? – вздрогнул я. -Доброе утро, - радостно заржал Васильев. Юля жарила яйца. Света резала хлеб. -Сколько у вас досок? -Мы заняты, - резко бросила скорлупы в ведро Юля. -Я не у вас спрашиваю. -Две, - спокойно ответила Света. -Скажите дежурному сделать 6 досок для кухни. Сразу же после завтрака комиссар исчез в недрах прорабской. Знавшие свои рабочие места со вчерашнего дня, разбрелись по объектам. Остальные тихонечко кимарили на солнышке. Пришёл Прокофьев – один из прорабов – Высокий, худощавый, мужчина лет 38, с бородкой, чуть прореженной аккуратной причёской на пробор, в зелёной рубашке, джинсах и невысоких сапогах. "Где ваше начальство?". -Кого вы ищите? – спросил я. -Вы должны срочно выделить людей на холодильник для бетонных работ. -Напишите наряд, а уж мы решим, есть ли смысл, - как из-под земли вырос мастер. Прокофьев застыл на мгновение, развернулся и ушёл восвояси. Мастер сладко зевнул и вернулся в свою комнату. Я пошёл за ним следом, чтобы положить в штабе, взятый у Ерохина несколько дней назад журнал "Иностранная литература". На своей кровати тихо посапывал командир. Я уже хотел закрыть дверь, когда, не открыв глаза, он спросил: "Тебе передали слова главного врача ЦРБ, запрещающие фельдшеру уезжать в пионерский лагерь?" -Нет, да он уже уехал. -Вернут, - повернулся Ерохин носом к стенке. Завершив дела в лагере, я пошёл на свой объект. Трещал трелёвочник Володи-хохла, буравящего дырки на соседней площадке. Наставник Владимир Яковлевич продолжал помогать исправлять обвязку – вторая веранда очень уж выпирала, сопровождая каждый шаг фразами: "Так, блядь, и не схожу на рыбалку. На хуй мне это надо?" -Странно, где же ты был вчера? – подумал я. Завершив сверление, трелёвочник, поехал возить панели. Возле ближних к лагерю вагончиков хранятся, в основном сложенные несколькими стопками, одна к другой почти прямым углом, панели. Лежат они здесь не с вчера, и даже не с позавчера; и дождь, и снег видели неоднократно. Потому потемнело дерево, поржавели металлические части, кое-что поломалось. Бойцы начали подтаскивать панели к трелёвочнику, чтобы он подвозил их к площадкам. Перед обедом я опять навестил поваров: "Забыл сказать вам утром: все поварские книжки должны лежать на кухне, чтобы по первому требованию показать их любой незваной комиссии". -Целее будут у нас в комнатах, - огрызнулась Юля. -Не исключено, но таково требование. -Мало ли, какой глупости они не потребуют, - не унималась Юля. -Очень много, потому я вас лично прошу держать свою поварскую книжку на кухне. Наш диалог разбудил сонно-тихого инженера по ТБ, который сидел возле окна и еле-еле что-то жевал с закрытыми глазами, изредка кивая. "Мы шли почти всю ночь, вернулись в 4 утра, - усилием воли приоткрыл Воробьёв глаза, - Чтобы поговорить с комиссией, думали - они ещё здесь. Это было ещё то путешествие. В тот же день выхода, точнее в ночь, мы дошли до Маложмы. Я остался там заночевать, а командир пошёл дальше и каким-то чудом добрался до Онеги – ночами по этой дороге, обычно, никто не ездит, чтобы остаток ночи провести на вокзале. Мы узнали в Маложме, что Аркадий блефовал: у него почти нет информации. Мишу Касьянова уволили, как двоечника. О Флёрове ничего не знаем, никто его не видел. Командир успокоился. В Онеге успели побывать во всех местах. Главный врач ЦРБ сказал, чтобы ты на полставки вёл и консультативный приём…" -Я категорически против – это наглость. Значит, вторые полставки, они хотят куда-то деть, не исключено, за мой счёт. -Это твои соображения. Были мы и в ПМК. Начальник ПМК Макаров подписал акт об остановке отряда из-за отсутствия документации, отсутствия техники и так далее. Очень не хотел подписывать акт о простое, всё хотел нас уговорить: "Да, ладно, ребята, вам надо заработать, я понимаю. Мы дадим вам другую работу: тротуары, бетонирование вокруг домиков, холодильник". Мы стояли на своём, и у него не было выбора. Мы обещали, что пока акту хода не дадим, чисто формально, но в случае чего, нам надо оправдываться – почему стояли. Если будет работа, то об акте никто и не узнает. Макаров едет сюда жить на две недели. Должен приехать и большой босс из Архангельска - Мовсисян. Зашли в ОРС. Начальник со странной фамилией Паук, обещавший нам всё, уже уволился, кажется, потому и обещал всё. В ОРСе о нашей заявке никто ничего не знает, или делают вид. Онегалес и ПМК – это различные конторы одного и тоже главка. В ОНЕГАЛесе разговаривали с начальником, он к тому же – депутат Верховного Совета и его замом. Очень приятные, деловые люди. Рады помочь. Готовы на всех давить. Пойдут в Горком и выше. Собираются дать нам свои объекты в Верхнеозёрске и не хотят, чтобы мы уезжали отсюда. Во время разговора позвонил из Архангельска начальник главка. Спросил, в том числе, и о Верхнеозёрске. "Вот у нас, ребята, как раз сидят. Мы сделаем всё возможное, чтобы обеспечить их фронтом работ". Начальник главка просил, чтобы мы повысили выработку. Начальник ОНЕГАЛЕС знает, сколько сделали в Маложме за прошлый день – ему каждый день звонит вечером Самолин. -Вы вот здесь разговариваете, а в Верхнеозёрске нет вёдер и бачков. Нам даже не в чем разводить хлорку, чтобы мыть посуду, чего требует доктор, - подошла к нам Света. -Всё верно, - радостно закивал я, - Это должно быть одним из самых срочных требований к конторам. -Доктор, когда кончишь разговор, принеси, нам, пожалуйста, воды, - испытующе посмотрела на меня Юля. Я тут же встал и выполнил её просьбу, а может приказ. Верхнеозёрск -83. Записки врача стройотряда. Первая страница следующая страница возврат к началу. |