Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-16-

Всё ниже изложенное не имело, не имеет, и не будет иметь отношения ни к чему происшедшему.
Иногда, из-за отсутствия иной возможности, используется ненормативная лексика.

Без стука ввалились в кабинет два поддатых, здоровенный типа лет 25.

-Извините, - вспомнил я завет уборщицы, - Это кабинет начальника и мне не разрешили…

Не обратив на меня ни малейшего внимания, один из мужиков, плюхнулся на место Копейкина и тут же заказал Онегу. Затем он минут 30 повторял одно и то же, сначала жене: «Веди себя прилично, бля, а то я приеду», затем сыну: «Не обижает мамка? Приеду - разберусь».

Наконец-то, телефон отключился: толи автоматически, толи заботливый муж и отец устал. Молодые люди ушли. Телефон глухо молчал. Потому я закрыл кабинет и по скользкому деревянному тротуару побежал в школу, успев за несколько минут промокнуть до нитки.

Один из классов на втором этажа шабашники выбрали для жилья. В небольшой комнате в два окна стояли три кровати вдоль стен, четыре в центре, уже занесли две для гостей. На двух столах были навалены вещи, рюкзаки, две гитары, тетрадь. На трёх сдвинутых столах и партах валялись грязные банки, вёдра, кружки, пакеты, ложки, чайник.

Дождь загнал шабашников в помещение, заставив раньше времени прекратить работу на улице. Потому они вместе с Безматерных сели ужинать, некоторые закурили, все стали весело базарить, густо пересыпая свою речь весёлым матом – хорошо, всё-таки иной раз законно сачкануть – было написано на всех лицах. «Заходи, - радостно, как старого знакомого приветствовал меня бригадир, очищая от крошек, грязных тарелок и кружек кусок стола и придвигая табуретку, - Угощайся, чем Бог послал: есть молоко, правда оно уже начало киснуть, но купили его вчера прямо из-под местной коровы за рубль пятьдесят».

Безматерных прожевал корочку, густо смоченную в сгущенке, и спросил: «Сколько у вас перерыв на обед?»

-Час, - всё так же лихо выдал Самолин.

-Это неплохо, 9 часов работы чистого времени, неплохо, - по-старушечьи пожевал губами Безматерных, - А как крыша?

-Сделанная нами не течёт, хотя нашлось несколько трещин, и чуть промокает под гвоздями, - выпалил бригадир, пребывающий к вечеру в приподнято-весёлом настроении.

Я почему-то вспомнил рассказ о походе в местный клуб и с улыбкой спросил: «С чем вам лесорубы пообещали выйти?»

-Из клуба что ли? С топором в спине. Короче: не торопи любовь – потом наплачешься, - весело заржал Самолин.

Закусив, шабашники распределились по интересам. Несколько человек легли спать. Высокий, обросший многодневной щетиной Володя Петров забренчал на гитаре, положив перед собой тетрадку с песнями Высоцкого, Окуджавы, Ленона, Кима, Дольского, Никитина. Худенький шатен с украинским акцентом Сергей устроился разгадывать кроссворды. Бригадир Самолин с высоким, худым, узколицым студентом Мишей сели играть в шахматы – у них турнир. Миша ходил быстро. Самолин долго думал, успевая поинтересоваться успехами разгадывателя кроссвордов, подпеть Володе, в который уж раз бросить любимую им фразу: «Не торопи любовь – потом наплачешься», сообщить Безматерных: «Нам нужны люди, умеющие штукатурить, скоро будет очень много штукатурки. Поэтому мы ждём девочек и магнитофон», рассказать очередной, похабный анекдот и только потом взяться за фигуру.

Перед сном мне захотелось побродить по школе. Давненько не бывал я в подобных местах. Картины прошлого, моя школа проносились перед внутренним взором, когда я заглянул в небольшой спортзал, в центре которого были навалены маты, стоял конь. Тишина. Зашёл в один из классов: ряды парт, чёрная доска. Кто учился здесь? Кто будет? Печально заскрипели доски пола. Заставила остановиться и на миг замереть надпись на двери «10-а класс». Как и я, кто-то его начал и окончил. Сколько лет, сколько зим? Исчезнувшие навсегда мгновенья. Искры прошлого вспыхнули случайными воспоминаниями школьных лет. Всё растаяло в чёрной мгле минувшего, и лишь отблеск иногда всплывает в памяти. Долго ли ещё? Мои одноклассники разлетелись в разные стороны. Мы ни разу не собрались. Что с ними? Всё где-то растворилось и растаяло. Я вспомнил утренний разговор с Пашей. Похоже, он тоже близок к вере в какое-то Верховное существо. Иначе, зачем всё это? Зачем люди мучаются, если неизбежное неминуемо грядёт? Что держит нас на поверхности этой совсем недоброй к нам планеты? Без Верховного судьи всех человеческих поступков всё бессмысленно, абсурдно. Что остаётся? Но большинство мчится вперёд, их заставляет продолжать это путешествие в пространстве-времени страх смерти. Без сомнения удерживают и надежда: «А, вдруг!?» и любопытство: «Что будет дальше? Куда всё это выльется?» и что-то ещё, какое-то отвращение живого и цельного к распаду и разложению. Страх небытия. Всё это вместе взятое и не дают людям свести счеты, даже когда их жизнь превращается в муку, которая всё больше и больше кажется бессмысленной. Подавляющее большинство старается не думать, что всё равно: впереди неизбежность. Зачем? Меньше знаешь и думаешь – крепче спишь. Тяжёлые, оглушающие раскаты грома вместе с ослепительно-неистовым блеском зигзага молнии напомнили, что пора и мне в объятия Морфея. И завершился день бурной грозой.

5 июля. Вторник

О, комариное проклятье!

Всё тело покрылось зудящими следами их работы, а они всё нападали и нападали, провозглашая об этом высоким, резко усиливающимся перед самым проколом кожи противным писком, исчезающим где-то за порогом слышимого. Нет им конца. Можно зарыться с головой в простыню, но и там ты не один. Перебьёшь безжалостно всех и вдруг начинаешь задыхаться. Голова наружу. Новый вампир рвётся попить твою кровь, наградив ещё одним волдырём.

Я оглянулся по сторонам. Господи, как они спят? Чудо какое-то. Над мирно, как ни в чём не бывало посапывающими телами (не все даже укрыты с головой) роились жаждущие крови крохотные самки. Рой насекомых образовывал плотный, чёрный слой толщиной сантиметров 10-15 над каждым телом, простираясь от макушки головы до кончиков пальцев ног. Наша кровь – их дети. Яростно бью по руке. Ещё одно алчущее моей крови здравствующее существо – тоже Творенье Боже - превратилось в бессмысленное месиво, чёрненькое пятнышко, комочек, в котором не разберёшь, что есть что, а ведь мгновение назад было живо, великолепно организовано, куда-то стремилось. Вот тебе, новое мокрое пятно – эта уже успела набраться и потому на груди расплылась капелька крови.

Я вспомнил, как мечтал Паша Безматерных: «Уж пили бы кровь, чёрт с ними, но без волдырей». Так не бывает: если позволяют им напиться, то по полной программе. Лежать невозможно. Я встал. Оделся, открыл закрытую на метёлку дверь и вышел на улицу.

Кончалась белая северная ночь. Поют птицы. Тихое, тёплое утро. Изредка моросит дождик. Пастух гонит стадо коров, за которыми с лаем мчится свора собак. Гудит мотор движка, дарящего посёлку свет.

Я побежал, обнаружив, что названий улиц нет, но на дома прибиты номера.

Спасаюсь от кровопийц в ласкающей прохладе небольшой речушки, а потом перехожу через мост на другой берег, где организовано место спорта и отдыха жителей Маложмы: стоят качели, футбольное поле с воротами без сеток, столбы для сетки на волейбольной площадке.

Опять усилилось мучительно жаждущее удовлетворения чувство зуда. Сладострастно-мазохистское ублаготворение от чесания…

Безматерных и я позавтракали с шабашниками в столовой «Ветерок» и на 8-часовом, переполненном под самую завязку автобусе (ходит всего-то один в день) уехали в Онегу.

Паша посмотрел на бегущие за окнами леса и сказал: «В Маложму белить потолки поедет одна Света или одна Юля, или те двое, так как оставить кухню только на них нельзя – это ударит по кухне: Ира Горбункова и Татьяна Ткачёва не могут ничего. Но пусть решает Валера – это его дело». Он помолчал и, как бы рассуждая вслух, продолжил: «Зачем он их вообще взял? Хотя с Горбунковой понятно – любовница. С другой стороны, кто берёт любовницу в отряд? Я о таких отрядах еще не слышал…»

-Наверное, ещё меньше отрядов, в которых, в дополнение к любовнице командира, числятся прошлогодний командир, его жена и любовник жены, - подумал я.

-Непросто будет Валере, очень непросто, - отвернувшись к окну, прошептал Безматерных и задремал.

Онега

Районый центр был приобщён к цивилизации, во всяком случае его центр радовал глаз рядами блочных пятиэтажек-хрущёб. Небольшую площадь образовали разрыв нескольких улиц и модерновая, в виде разворота книги с разошедшимся переплётом гостиница «Юбилейная», на первом этаже которой расположился ресторан под тем же названием. Мест, конечно же, не было не только в номерах, но и в ресторане. Правда, чтобы не травмировать граждан, оставленных без еды и койки, написали объявление в подчеркнуто вежливом тоне:

       
Просим извинить нас, но мест совсем нет.

Рука какого-то хулигана дописала: «И никогда не будет».

Всё равно, такой отказ должен был переноситься намного легче, так и ночью на лавочке во дворе было не очень холодно и жестко. Кроме того, теплилась и надежда: на помойки ресторана «Юбилейный» смотрел ресторан «Нептун».

Берега онежской губы были забиты брёвнами, вместе с их плавающими собратьями, образующими продолжение берега. Тепло. Несколько человек, перепрыгивая с бревна на бревно, достигали края и, поднимая брызги, плюхались в воду.

Город строился: куда ни глянь, стрелы кранов подпирали небо.

Автобусные остановки образуют несколько бетонных плит, на которых томятся большие толпы.

Пожилые люди ходили в войлочных домашних тапочках. Многие девушки блистали нежными, возбуждающими телами из предельно смелых сарафанов.

Возле известного нам кафе «Беломорочка» уже стояло только прибывшее из Москвы подкрепление вместе с Куклиным. Комиссар был в очах, небрит, выглядел старым и потасканным. «Паша, отойдём, мне надо поговорить с тобой», - сумрачно буркнул Куклин.

Лицо Безматерных окаменело. «Где Бутусов?» – спросил он чуть подрагивающим голосом.

-Первым делом интересуется любовником жены, - подумал я.

-Ушёл в Маложму пешком, - ответил парень в костюме цвета хаки, разукрашенном паутинно-подобными кругами.

-Не терпится увидеть любовницу. Чёрт подери, что он в ней нашёл? Мягко говоря, не красавица. Характер ещё тот. Старше его на шесть лет, замужняя женщина с ребёнком, – думал я, - Любовь зла. Не приведи Господь, Светик узнает, что я сравнил её с козлом. И так-то она ко мне не ровно дышит.

-А магнитофон? – продолжил допрос Безматерных.

-Вот он, - указал Куклин на один из чемоданов.

-Его надо в Маложму, - приказал бывший командир.

-Паша, нам надо переговорить, - ещё настойчивее проговорил Куклин, и они отошли в сторону.

После двадцатиминутного диалога комиссара и бойца Безматерных, Куклин повёл вновь прибывших в ПМК проходить заведенный путь неофита, Безматерных направился в контору «Онегалес» договориться о тушёнке для Маложмы, а я – на почту звонить в Областной штаб.

Только я успел заказать разговор, как на почте появился Безматерных. «В объединении «Онегалес» сидел человек из ПМК, а контакты отряда с ними нелегальны, - объяснил он мне, - Свяжусь по телефону. После короткого разговора он бросил: «Дадут всё, что просим: они в нас заинтересованы».

-Зачем это Бутусов сорвался? – прикинулся я простачком.

-Зачем, зачем? Из-за моей жены. Передай записку для Володи Саломина через Куклина или того, кто будет в Маложме.

-А разве в Маложме будет не Бутусов, он же пошёл в Маложму? – опять разыграл я наивность.

-Нет, Бутусов пошёл в Верхнеозёрск, в Маложме будут другие. Бутусов завалил сессию и вообще работать не будет.

-Странно, зачем же он приехал?

-Чтобы сказать моей жене, что не будет работать.

-Ничего себе.

-Всё совершенно правильно. На его месте я поступил бы точно так же. Боюсь только, как бы он не проскочил прямо поворот на Верхнеозёрск – тогда пилить и пилить.

-Думаю, что не проскочит: там дорога логичная, а прямая какая-то нехоженая.

-Ну, и хорошо. Привет всем, - пожал мне руку Паша и ушёл на аэродром, чтобы улететь в Архангельск.

Наконец-то я дозвонился до областного штаба, но отвечал инженер: «Верховский уехал в командировку. О лекарствах для вас я ничего не знаю. Зато торг и Исполком приняли постановление о дополнительном и со скидкой снабжении студентов мясомолочными продуктами, - проговорил, как прочитал само постановление и продолжил, - Все подробности должны знать в ОРСах. Понятно?» не успел я и глазом моргнуть, как он повесил трубку.

-По дороге в ПМК я иду в ЦРБ, а затем сообщу об ОРСе, - думал я, подходя к центральной районной больнице. Всё тот же И.О. главного врача принял меня сразу же, как будто бы ждал. «Мы вам дали полставки, так как население в Верхнеозёрске и Нижмозере маленькое, а работу в отряде оплачивает отряд».

-Это не так: за медицинскую деятельность отряд не платит, отряд оплачивает только за физическую работу врача в отряде, - выдал я, подумав о корявости своей речи.

-Ладно, - закивал пожилой доктор и позвонил заведующей поликлинике, - Тут у меня опять доктор из Верхнеозёрска. Выясните, пожалуйста, и разберитесь, как же всё-таки ему платить.

Не спеша, шёл я по гулким бетонным плитам тротуара, чередующимся с деревянными настилами. «Оригинальное название, - мелькнула мысль, - Проспект Ленина». Он начинался изгибом от почтамта и несколько километров тянулся параллельно заливу, принимая справа и слева перпендикулярные рукава вливающихся улиц. Возле кафе «Беломорочка» с лотка продавали свежие помидоры и огурцы. «Странно, очереди нет. В магазинах нет, не только мяса, но и рыбы – это в городе на берегу моря, пусть и Белого. Везде лежит только один гнусного вида жир. Ничего живут люди, доблестно трудятся, горячо одобряя и поддерживая все предыдущие, настоящие и будущие (какие ни будут) решения, в свете которых легко и приятно жить и работать вдохновенно», - думал я, скрывая свои мысли от случайных прохожих – в те годы мы боялись доносов. В разрыве пятиэтажек уютно приютился цветной павильончик детского кафе «Конёк-горбунок», где взрослым отпускали детские порции за далеко не детские цены. Но кафе оказалось чистеньким, ярким, вкусно кормящим.

возврат к началу.