|
Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница |
Верхнеозёрск-83 Хроника стройотряда -15-Маложма
Всё ниже изложенное не имело, не имеет, и не будет иметь отношения ни к чему происшедшему.
Минут через 50 мы вышли из автобуса возле деревянной, красноватой, странной конструкции – водонапорной башни посёлка Маложма. Несколько сотен одноэтажных, двадцать-тридцать двухэтажных, деревянных, за единичным исключением каменных, домиков беспорядочно сбегали от трассы к небольшой речонке в котловине, а затем, на другом берегу поднимались вверх на небольшую возвышенность, с которой скатывалась просёлочная дорога, теряющаяся где-то в лесах. Речка под названием Маложма пересекала Хайнозёрскую лесовозную технологическую дорогу километрах в 25 от посёлка. Близкий к беспорядочному разброс строений образовывал пыльные, кривые, косые улочки, несколько из которых окаймлялись деревянными тротуарами. Рядом с водонапорной башней стояли продовольственный и промтоварный магазины. Напротив – клуб, над входной дверью которого величественно висели бородато-усато-лысые главы основоположников учения и дела, в те далёкие уже времена, называемого великими (напомним их имена: Маркс, Энгельс, Ленин), а под ними красовалось объявление
Вечер танцев в 20-00!
Вход – 20-00 коп!
От двухэтажной, деревянной конторы и почты деревянные мостки вели вниз к ремонтируемой школе, тоже двухэтажной, серо-выгоревшего цвета, окруженной с трёх сторон заборчиком. Большие собаки стаями, парами, поодиночке гоняли между домами. Степенно паслись козы, одни в свободном поиске, другие привязанные к колышкам. Возле школы лениво пощипывала травку стреноженная лошадь. Шабашная бригада встретила гостей на боевой вахте. «Обрати внимание, - кивнул Безматерных на работающих, - Никто не знал, что мы приедем, а пашут как звери, всё делают бегом. Только так мы и можем заработать». -Ты тоже собираешься бегать? – внутренне усмехнулся я, оглядев начавшего полнеть бывшего командира, - Конечно, нет. Ты внутри. Ты в обойме. Ты свой. Ремонтировали школу три студента – совсем мальчики после первого курса, поступившие сразу же после школы и три молодых человек лет 25-27 – сотрудники кафедр физического факультета. Руководил плотный, толстоватый, коренастый блондин с наглыми, красноватыми глазами лет 30 – бригадир Владимир Самолин. Приближалось время к обеденному перерыву, который Самолин, в честь прибытия дорогих гостей, милостиво разрешил начать чуть раньше заведённого в бригаде времени. Столовая «Ветерок» стояла метрах в 60 от школы. Внутри было чистенько, всё отделано деревом, панно с оленем. Такого неплохого обеда в Маложме я не ожидал. -Сколько вы работаете? – спросил Паша. -С 8 утра до 10 вечера. Ещё в бане не были – она закрывается в 7, кормимся здесь: так-то ничего, но постоянный «рыбный день», мяса никогда не бывает, в клуб не ходим, - ответил бригадир Самолин. -Забрели как-то раз в клуб, - усмехнулся один из студентов, - Не успели зайти, подходит к нам один местный, в дупель пьяный и говорит: «Пошли отсюда на хуй, если не хотите выйти с топором в спине». -Похоже, что повторять два раза вы его не заставили, - вставил я. -Надо понимать – все живы, - наморщил нос Самолин. После обеда шабашники вернулись на объект. Паша Безматерных потянулся: «Я совершенно не выспался ночью: злодеи-комары не дали сомкнуть глаз. Пойду, чуть компенсирую недостаток ночного сна». По дороге на почту я думал: «Дедовщина везде, не только в армии – пашут молодые. Паша говорил о мафии: только приобщение к ней позволяет заработать. Он-то уже твёрдо стоит на стройотрядовских мафиозных ногах: с носилками бегать не будет. Видимо все создаваемые людьми структуры развиваются одинаково: неминуемо возникает правящий класс, который стрижет купоны за счет низов. Человека со стороны сбрасывают на самый низ – неважно кем он был до этого. Посторонние могут рвать пупок, так, кажется. Посторонний - это я». Архангельск дали быстро, но телефон районного штаба не отвечал. Решив переждать время до нового звонка, я вышел на улицу. Один из двухэтажных, блочных домов типа хрущёб был украшен белыми буквами, прикрепленными к коричневой стене.
РЕШЕНИЯ ХХVI СЪЕЗДА К СС ВЫПОЛНИМ
Было сразу же видно, что универсальный в те дни лозунг был ветераном, то есть висел от съезда к съезду: «I» выглядела намного моложе всех остальных букв и цифр. Но куда смотрела общественность тех лет? Как могли допустить отсутствие ключевой буквы в самом важном слове эпохи социализма? Куда смотрели обещающие? Для незнающих - исчезла буква «П»? Недаром много лет спустя, это время определили «застоем». Многообещающая общественность тех лет посёлка Маложма шлёндала по пыльным улочкам в домашних тапочках, интересуясь только своими насущными делами. В конторе маложмского отделения хайнозёрского леспромхоза был самый важный день – закрытие нарядов. В коридоре толкалось человек 20, в основном бригадиров и звеньевых. Стоял густевший мат-перемат. Обсуждали животрепещущие вопросы жизни леспромхоза: хлысты, кубометры, ездки. Высокого, богатырского сложения мужика лет 35 потянуло на политику: «По телевизору показывали, как Рейган спиздил у Картера из шкафа 500 страниц документов». -А хуй с ними, Везде одно и то же: все пиздят. Вот будет атомная война, это да, ни хуя не останется. Лишь бы сразу, чтобы не мучиться», - лениво зевнул седоватый брюнет лет 45. Проблемы далёкого, мало правдоподобного, глядя из Маложмы, мира, не могли надолго отвлечь внимание лесорубов, которые тут же вернулись на родную землю, перекинувшись на обсуждение намного более важного и близкого для них: «как заделать треснувшую ванну». Ожидая очередной звонок, я изучал объявления на дверях конторы.
Женское отделение бани стало на ремонт.
Баня работает через день для мужчин и
через день для женщин.
Имеются путёвки в п/л «Орлёнок»
на Чёрном море. Семьи, где имеется
более 3 детей и матери-одиночки
получают путёвки бесплатно.
Почта кончала работу в 19-00, а телефон районного штаба загадочно молчал. Мне пошли навстречу, разрешив воспользоваться аппаратом в кабинете начальника конторы Копейкина, куда перевели мой заказ. Пока же я вернулся в школу на ужин. Паша Безматерных уже проснулся – видимо почувствовал во сне голод. -Эй, мужики, - немедленно загорелся бригадир Володя Самолин, - Поработайте-ка с нами до ужина для лучшего пищеварения. Шабашники бетонировали столбики под фундамент. Бетономешалки нет, поэтому двое ребят мешали раствор лопатами в деревянном корыте, а Безматерных и я начали подносить им воду, щебёнку, песок. Все продолжали работать в темпе бега. Самолин поносился вокруг школы, забежал внутрь и заорал матом, разнёсшимся на всю округу, хотя он выдавал его в помещении: «Что же ты долбаёб хуев такую хуйню лепишь, мудак ёбнутый». Выскочил на улицу, успокоился, сел на настил напротив входа в школу возле чёрненького, горбоносого, выпившего мужчины лет 40. Мужик положил на деревянный тротуар между ног сетку с бутылкой вина и тремя буханками белого хлеба. Чуть заикаясь, слегка заплетающимся языком он говорил: «Я завтра сделаю три машины песка себе и две тебе. То, что ты выписал наряд – это хуйня: экскаваторщик из другой ПМК - если не дать, то пошлёт и всё, скажет: «Ну, тебя на хуй, грузи сам», и я весь день буду ебаться с одной машиной. На хуй мне такая музыка. А поставил бутылку экскаваторщику – и хорошо: везде нужна своя затычка. Так-то». -Поставим, об этом не беспокойся. Самое главное – не торопи любовь – потом наплачешься, - лихо выдал Самолин. Полная, светлая девочка лет 11 подъехала на велосипеде: «Батя, ты чего хлеб купил? Я уже купила». -Это на сдачу. Иди домой, - повернулся поддатый в сторону дочки. После ужина всё в том же «Ветерке» я сел в кабинете начальника, застав окончание дележа заработанного. Молодой, лет 22-23, круглолицый, тёмненький в очках начальник участка закрывал наряды трёх бригадиров. Конечно мат. «Учетчицы, бляди, недоучитывают хлысты. Мой звеньевой ездил на склад – ничего доказать не смог, - орал один из бригадиров. -Купил бы учётчице шоколадку, - проговорил бритый, здоровенный мужчина. -Натянул бы её и всё, - посоветовал пожилой бригадир, похотливо осклабившись. Потом все дружно поливали матюгами каких-то двух сачков. -Почему всё время повышают нормы? – заорали сразу же три бригадира и продолжили ещё агрессивнее, - Так не пойдёт, ни хуя. Мы напишем в Обком, а если не поможет, то в ЦК профсоюзов, а потом и ЦК Партии. Охуели совсем. На несколько мгновений повисла тишина. Самый пожилой из бригадиров плюнул на пол, растёр и выдал: «Если так дальше закрывать будут, то все мужики разбегутся. Совсем вы охуели». Вошел хозяин кабинета: сухой, морщинистый, чуть горбящийся человек лет 55 – Копейкин. Все затихли. Копейкин сел за свой стол и начал подписывать слева в углу: «К оплате», приговаривая: «Пойдём на 19 участок – ещё хуже будет». Ушли все, кроме невысокого, усатого мужчины: он тоже ждал звонка. Заглянула уборщица, протянула ключ мне: «Повесите вон там, - указала она через открытую дверь на гвоздик в углу приёмной, - Только не пускайте пьянь – её здесь очень много». -Откуда вы? – спросил меня мужчина. -Из Москвы. -М-г-г, - уважительно покачал он головой, - И сколько же вы получаете? -150. Следы уважения мгновенно сбежали с лица лесоруба: «У нас средние зарплаты 300-400, это правда, с учётом районного коэффициента, северных и лесных, - он помолчал, - Как вы устраиваетесь с такой… зарплатой? Хотя, зато хоть живёте как люди, а у нас зимой – холод, летом – комары. На работу возят на автобусах, далеко, почти час». Он помолчал и продолжил: «С одного га мы снимаем 200-250 кубометров древесины, за год леспромхоз снимает с 400 га…» -Зачем он мне это говорит? – подумал я, но тут зазвонил телефон. Повезло жителю Маложмы – вызвали его. Переговорив с кем-то по телефону, лесоруб ушёл домой. Районный штаб в Архангельске всё не отвечал. Я открыл окно. Из кабинета Копейкина было хорошо видно, как продолжают носиться шабашники, слышно, как орал матом их бригадир; осталось вкалывать им ещё полтора часа. Загремел гром и тут же лёгкой рысью захлопали капли, вспенивая поверхность проглядываемой за заборами речушки. Освежающая прохлада полилась в кабинет, приласкала полированные столы, выставленные буквой «Т», потёрла бока шкафов и сейфа, пошевелила красное знамя с золотыми буквами «Победителю социалистического соревнования», пригладила портрет Генерального секретаря Андропова, висящий над знаменем и успокоилась на опять же золотых буквах законов рабочей чести. «Однако и много же их», - подумал я. Но, чтобы убить время прочитал всё внимательно:
1. работая на общество – ты работаешь
на себя
2. труд народу – высшее счастье
3. мало быть хорошим исполнителем
порученного дела – трудись творчески,
подлинно коммунистически
4. сделанное твоими руками должно
быть лучшим в мире
5. брак в работе – позор
6. бракодел подводит товарищей,
коллектив
7. совесть рабочего строже любой ОТК
8. постоянно учись – ученье – мать уменья
9. сам умеешь – научи другого
10.вноси красоту в труд и в жизнь
11.на работе и в семье, среди товарищей
помни – ты – рабочий, не запятнай
твоё высокое звание
12.там, где появился рабочий –
нет места хулигану, пьянице, тунеядцу
Атласный листок «законов» поражённый, что на него не только обратили внимание – наверное, впервые в его истории после написания -, но и даже полностью прочитали, гордо выгнулся, зашелестел, ещё больше покраснел, но прихлопнутый кистью стоявшего за стулом начальника переходящего красного знамени, укоризненно покачнувшим древком, опять затих навеки. Вот такие это были времена. «Свежо предание, а верится с трудом». Верхнеозёрск -83. Записки врача стройотряда. Первая страница следующая страница возврат к началу. |