Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-146-

49 день. 17 августа 1983 года. Среда

Всё нижеизложенное не имеет к прекрасной действительности никакого отношения.
Ненормативная лексика используется только в силу крайней необходимости.

С утра шёл дождь. Явление в этих краях и в это время совсем не редкое: хляби небесные разверзаются при первой удобной возможности, зато закрываются они с большим трудом.

Линейку проводили на веранде моего домика. Я выглянул. Кто-то один, не разглядел что ли инакомыслящего, бросил: «Привет». Мне даже показалось, что прозвучало это столь невинное сочетание звуков не зло, а обычно, по-человечески, или просто мне захотелось этого. Но, кроме того, одного, все промолчали. «Разумеется, я тоже никому из них и слова не скажу. Жалко, что не просёк сказавшего. Не ходить же и не спрашивать: «Кто сказал привет?» «Кто сказал мяу?» - думал я, разглядывая сонные, хмурые, враждебные мне лица.

Ерохин появился последним, пробурчал что-то типа: «Приезжает Попов. Все свободны». На этом всё и закончилось, если считать, что вообще хоть что-то начиналось.

-Хорошо быть свободным художником, но не в посёлке Верхнеозёрский, когда ты ещё по совместительству и врач ненавидящего и презирающего тебя отряда, точнее, спевшейся банды из нескольких твоих врагов, - размышлял я по дороге в поселковую столовую, - Им всем плевать, что только из-за Жигарева отряда ест в поселковой столовой. Жигарев виноват. Они не обратили внимания, не захотели обратить внимания, что он не ответил на простой вопрос: «Сколько же нарядов они втроём написали?» Он даже соврать не удосужился. Был уверен, что я потребую предоставить эти наряды. Они все обозначили меня мишенью, а всё остальное неважно. Ерохин, кстати, тоже достойный объект их ненависти. Он, конечно же, виноват: тройка правила только с его благословления. Но я тоже виноват, если не смог ничего противопоставить…

-О чём задумался, доктор? – окликнул меня на пороге столовой муж заведующей.

-Как всегда о всяких глупостях.

-Надо же? – искренне удивился он, - А я-то думал, что образованные всегда заняты только важными и умными мыслями.

-Вот – это неправда. От образованных-то весь вред. Образованные просто одолели и заколебали, - улыбнулся я и прошёл в столовую.

Вонючие куриные трупики продолжали отравлять воздух из брошенных в углу между раздаточной и залом коробок.

-Надо было людям продавать. Пусть сейчас Громов списывает, как обещал. Это он не дал нам их продать, а сейчас не торопится, - говорила Рая.

Я лишь пожал плечами, налил кипятку для чая и вернулся в лагерь. Возле домика прямо мне навстречу пёр Добролюбов. Я прошёл как мимо пустого места, с удовольствием отметив, что меня это совсем и не напрягло. Заметив Ерохина в его комнате, я решил зайти к нему.

-Вот, пишу бумаги к приезду Попова, - ответил он на моё: «Я пришёл к тебе с приветом».

Затем помолчал, почесал ручкой кончик носа: «Если я останусь командиром, то отряд уедет».

-А если Куклин? Если Попов сделает его?

-Не знаю.

-Для меня главное – это уехать отсюда. Хотя, если честно, то в Москву я ещё не хочу.

-Я тоже. У меня положение почти, как у Паши, только я не знаю…, - он замолк, не докончив предложение.

-Ребёнок один?

-Да, если она не подарит второго. Не знаю только от кого.

-Ты можешь доказывать?

-Доказывать могу, а доказать нет.

-Вы уже подали на развод?

-Нет, ждём квартиру. Мы решили, что так нам лучше: она получит двухкомнатные хоромы, а я – комнату в коммуналке.

-А почему не однокомнатные квартиры?

-Она не захочет, а связываться с ней, я не захочу.

-Валера, я надеюсь, в конце концов, ты понял, что хождение по партийным и советским организация ни к чему хорошему не приводит?

-Да. ССО – хорошая школа жизни, а то сидим там…

-За синхрофазотронами, - засмеялся я.

-Я понял, как меняются люди. Я думал, будем все одно. Паша всё бегал ко мне, спрашивал о кооперативе. Скажу тебе честно, сначала я его брать не хотел…

-Жалко, что потом захотел…

-Ты прав. Я его даже не захотел, а пожалел. Он приходил ко мне, плакался в жилетку, жаловался, что мог бы вернуть Свету, пройтись с ней пару ночей, поговорить о звёздах, о соловьях, поносить на руках… А что потом?

-Потому ты взял их обоих в один отряд. Наивный ты, Валера, очень наивный, - вздохнул я.

-Ты прав. В Москве мне все казались такими добрыми и хорошими. Казалось, что мы так отлично проведём время и заработаем. Нам всем так нужны деньги, особенно перед разводами.

-Время на самом деле провели отлично. Отличное – значит советское. Знаешь, я ведь не юродствую. Кстати, Свету я не понимаю. Говорю безотносительно всей гадости, которую она мне подстроила. Женщине на минуточку, 28 лет, да ребёнок, который, как бы это аккуратней сказать, не украшает её, что ли. На что она надеется? Связалась с мальчишкой…

-Хоть час, да мой. Она бравирует, может быть, что дальнейшее её не интересует…

-Останется одна с ребёнком. Она ведь не красавица – пройдёшь мимо, не заметишь и хорошо сделаешь, что не заметишь, для душевного здоровья.

-Игривый ты наш, ничего тебя не берёт. Да, в подготовительный период Света была намного лучше, моложе, добрее, веселее.

-«Свежо предание, а верится с трудом», постарела-то она, Валера, аж на полгода, если не меньше. Ты знаешь, лишь только я увидел её на вокзале, у меня внутри что-то шевельнулось. Я даже не понял что. Сейчас понимаю: предчувствие беды.

-Она тоже вилась вокруг меня: возьми, да возьми, я всё умею, я умею готовить, красить, прибивать доски, создавать в отряде атмосферу…

-Не соврала она, Валера, не соврала, особенно с последним – огромная мастерица высшего класса по созданию атмосферы.

-Да, кто бы мог подумать в начале года во время подготпериода. КТУ дала мне 0.

-Мне вообще дали отрицательное число дней, мнимые числа. Сразу видно физики продолжают шутить. Лирики бы до этого не додумались.

-С Жигаревым и Воробьёвым я работаю, отличнейшие ребята. Куклин был свой в доску. Надо делать выводы. Я совершенно напрасно вступил в конфликт с зональным штабом. Да, они нас сюда загнали, но факт есть факт и надо было с ними дружить.

-Пусть Попов потопает по грязи, - вспомнил я главного инженера зонального штаба.

-Не исключено, что будет вертолёт. Во всяком случае, так говорили.

-Повезёт ему, гаду. А вообще, мы очень напряжённо живём, дрожим всё, расстраиваемся из-за всякой херни и по пустякам. Необходимо почаще расслабляться. Ну, бывай.

Я вернулся в медпункт, чтобы начать собираться, готовиться к списанию лекарств. «С чем приедет Попов? Если он заменяет Ерохина Куклиным, то как мне с ним разговаривать, чтобы он меня отпустил? Какой аргумент может подействовать? Не сложились отношения, то есть, мягко говоря, на дух друг друга не перевариваем. Это убедительно? Сил моих нет? Чёрт с ним. Лагерь кончается, а жизнь продолжается. Сколько ей ещё продолжаться-то? Чем позже Попов приедет, тем меньше у него останется времени для воздействия. Размечтался я. Будь готов к самому плохому развитию…»

Дождь шёл, ушёл, но недалеко, вновь вернулся. Он то усиливался до пароксизмальных порывов безжалостного ливня, то ослабевал, то вновь хлестал наотмашь, пропадал на какое-то время, пока в один прекрасный момент, вдруг, удивив всех и всё, резко закончился на одном из дождей того дня. Начало проясняться. Небо потихоньку окрашивалось розоватым отблеском жизни и надежды. Вот и солнца луч блеснул. Как всё-таки отвратительно существование без солнца.

Я вышел погреться на крыльцо. Где-то бытовал посёлок. Бойцы ещё что-то доделывали. «Единственная опасность - это смена командира, - опять полезли в голову дурацкие мысли, не мысли даже, а простое переливание из пустого в порожнее, не дающие наслаждаться мгновением, - И опять виноват Валера. Почему он позволил тройке захватить власть? Проглядел. Он был обязан их разогнать. Он этого не сделал. Добрый Жигарев. Хороша доброта. Это в Москве в институте ядерной физики, да и то, если что-то значимое не случается, а то он и там покажет когти и всё остальное. Жигарев – совершенно безжалостный и подлый человек. Как он там говорил мне: «Ответ получите по инстанциям». Все они – подлецы, а Валера, в любом случае – идиот. Он не злой, не подлый, он просто взялся не за своё дело. Командиром надо уметь быть. Валера же всё делал не так: не тех людей взял, не те отношения допустил, позволил воцариться в лагере бардаку. Он просто не бывал в отрядах. Он – максимально некомпетентная личность. Командир стройотряда не может не разбираться в нарядах – это его первая обязанность. Всё начинается с этого. Без нарядов – он совершенно голый, да ещё и не король. «Пока они пишут наряды, они мне нужны». Дурак, ты, батенька. Кроме того, он не имел права так долго отсутствовать. Особенностями Валеры мастерски воспользовались Жигарев и Безматерных. Куклин им был нужен, как свадебный генерал – и.о. - полный самонадеянности, высокомерия, мыслей о собственном величие. Кстати, но его смены настроения выходят за рамки обычных, как бы ему рано или поздно не добраться и до психиатра. Хватит. Полно. Зайду к Ерохину. Чтобы там не было, но только с ним я и могу ещё общаться».

Валера писал табель.

-Что будешь ставить мне?

-Рабочие дни.

-Это – абсурд – в середине августа говорить, что в июле половину дней я не работал.

-Дело подсудное. Ты готов судиться?

-Готов. Не хочу, но готов. Валера, промолчать я не смогу. Я и в августе работал: меня даже комиссия видела по пояс голым, за что я и выговор получил. Группа бандитов меня ограбила… - я хотел сказать о КТУ, но, вспомнив командирское, замолчал, а потом продолжил, - Можно было бы сказать, что всё останется на их совести, но только не на чем оставаться. Это была месть отряда за перевод в поселковую столовую и личная месть Жигарева и Куклина за то, что я обвинил их в сачковании. Могу лишь добавить, что если он не сачкуют, то пишут наряды ещё хуже, чем я делаю цоколь. Я, кстати, так не считаю

Ерохин помолчал, потом встал, прошёлся по комнате, присел, встал, начал ходить: «Эту партию мы с тобой проиграли».

-Помнишь, Киплинга?
If you can meet with Triumph and Disaster
And treat those two impostors just the same;
Что в не дословно переводе Маршака означает:
И будешь тверд в удаче и в несчастье,
Которым в сущности цена одна.

-Хорошо, - остановился Валера напротив меня.

-Ладно, не буду тебя отвлекать.

Я пошёл бродить по окрестностям. Одна из последних радуг того года, описав круг над посёлком, замкнула разделённые им участки леса. Неожиданно, я почувствовал, что этот отряд уже стал моей историей. Пусть и не самой приятной, но нанизавшейся на прожигающий всё луч времени, несущий нас всех, зарабатывающих и проигрывающих, умных и дураков, преуспевших и полных бедолаг в нечто неописуемое словами, о чём большинство стареется не думать и не вспоминать.

Около пяти часов вечера на территории лагеря появилась фигура в кожаной куртке, голубых брючках, заправленных в резиновые сапоги, розовой кепочке и с дипломатом в руке. Господин Попов Владимир Георгиевич собственной персоной.

возврат к началу.