Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-140-

Всё нижеизложенное не имеет к прекрасной действительности никакого отношения.
Ненормативная лексика используется только в силу крайней необходимости.

Заполняя время, я пошёл к насосу. Бронислав и Сашка-водопроводчик попробовали запустить мотор, хотя бы для подкачки воды в бак столовой и котельной, но ничего не получилось.

-Что делать? – придал я тону просительное звучание.

-Пусть, кому нужна вода, таскают её вёдрами, а мы привыкшие. Мы и студентами были, пахали почти задаром и жили чёрт знает как и ничего, выжили. Это вы всё… - в голосе Бронислава слышались смесь раздражения и надменности.

-А кабель?

Бронислав сложил губы трубочкой, как будто бы собирался хрюкнуть, но делать этого не стал: «Кабеля нет. Трелёвщику было лень объехать, вот он и полез напрямую. Я давно говорил Школьному: «Давай поставим столбы», но он всё отмахивается или говорит: «Ладно», имея в виду: «Пошёл ты на хуй». Таков стиль его руководства. Кому нужна вода, тот пусть и бегает. Сколько требуется – мы себе в ведёрке принесём».

-И так, весь посёлок остался без воды, - подвёл я итог.

-Стало быть, так, - Бронислав распрямил плечи и двинул в сторону своего обиталища.

-Славные евреи проживают в таёжном посёлке Верхнеозёрск, - подумал я и понял, - Как только Ерохин вернётся (если такое маловероятное событие произойдёт), я открыто выступлю на собрании. Сразу же по его возвращении я потребую экстренного собрания. Какой же всё-таки Ерохин мудак. Начну я так, нет, следует срочно вернуться в комнату и записать предстоящую выдающуюся речь».

На рысях добежав до жилища, я схватил ручку, бумагу и целиком отдался творчеству, изливая на бумаге всё наболевшее: «Я не первый раз в отрядах, но в таком гнусном положении впервые. Почему же оно сложилось? Грибкова обвиняла меня, что я часто уезжал. Куда же я уезжал? – я выпрямился, - При всё моём желании, не могу я сказать им, что часть моих отлучек была, на самом деле, напрасной, так как посылал меня командир, и далеко посылал. А почему не могу? Им-то он врал, что возражал против некоторых моих поездок. Вот, влип. Нет, не буду. Я вновь склонился над бумагой , - И так, куда я уезжал? Первый раз я поехал, то есть, пошёл звонить в Архангельск, так как до 5 июля отряд оставался без аптечки. Если честно, то я должен был бы ехать за аптечкой, так как отправка Зиновьева привела к тому, что нам не доложили полвины таблеток и не дали мази Вишневского. Будь в отряде мазь Вишневского, нога Васильева не стала бы такой. Дальше, Женя Цымбал несколько раз спрашивал меня: «Поеду ли я с ним?» Могу я отпустить одного человека с полным ртом гноя и температурой 39?» Мог я отпустить одних Горбунову и Васильева? Никогда до этого мне не пришлось сделать стольким противостолбнячный анатоксин. Девяти человек, чуть не трети отряда, причём 6 из них встали ногами в кедах, то есть, нарушив технику безопасности, на гвозди. Каждый укол в наших походных условиях - это минимум полтора часа. Тьфу-тьфу, но никому я не внёс инфекции. Ещё я отлучался в Нижмозеро за картошкой. Для отряда. Поэтому на площадке я проводил не всё рабочее время. Да, я впервые в жизни столкнулся с работами по дереву, - не буду же я жаловаться, что в Москве командир не позвал меня на обучение, - Но все остальные работы я делал не хуже других. Во всяком случае, Жогов и Кощеев, с которыми я работал первые недели, перед уходом поставили мне КТУ – 1.2. КТУ – 1.0 – это для человека, который вообще ничего не делает. Не буду спорить о моей работе на площадке, но как медицинский работник, я здесь работал много: осматривать простудившихся приходилось несколько раз в неделю, перевязки - все даже не припомнишь. Несколько человек я вылечил от радикулита. Я лечил их так, как, бьюсь об заклад, не лечат ни в одном стройотряде. Если бы я этого не сделал, то эти люди были бы вынуждены уехать в Москву досрочно – с радикулитом много не наработаешь, они вообще не смогли бы работать. Одно только их возвращение мною в строй внесло в копилку отряда сумму, которую трудно переоценить. С самого начала не сложились мои отношения с девушками-поварами. Мой контроль они восприняли, как личное оскорбление. Особенную же злобу вызвало то, что я выступил против того, чтобы девушки готовили себе отдельно. Поэтому в их лице я получил очень серьёзных, скажем мягко, недоброжелателей. В отношении столовой. Моё мнение: нельзя пользоваться ни одной из них, но судьба уже забросила нас сюда, после моего акта поселковую столовую не закрыли, а наоборот, перевели нас туда. При этом главный врач предупредил, что может приехать в любой момент и в случае использования отрядной столовой, он наложит штраф на отряд и на меня лично и закроет отрядную столовую по моей вине за грубое нарушение санитарных норм. Я подал и.о. командира отряда официальное письмо, в котором просил его издать письменный приказ о переходе на отрядный конлопункт, но он не захотел этого сделать. Отряд продолжает пользоваться поселковой столовой только благодаря и.о. командира. Почему я не работаю последние дни? В отсутствии командира отряда Ерохина мои отношения с руководством отряда Жигаревым, Куклиным и Безматерных (лицо не официальное, как вы все знаете, но очень влиятельное) стали совершенно ненормальными. Они считают сачком меня, а я считаю сачками их. Пусть они прямо сейчас скажут, что они сделали для отряда? В соседнем отряде мастер всё время на участке. Кто видел нашего мастера работающим, пусть поднимет руку. Сколько нарядов они написали за полтора месяца? Пусть они покажут нам эти наряды. И почему, когда с рядовых бойцов требуется максимальная производительность труда, Жигарев, Куклин и Безматерных должны всё делать втроём? Почему они втроём ходят к Школьному или Макарову? Что они сами их бьют или от них защищаются? Я считаю, что, играя на определённой слабости командира, они захватили в отряде власть и используют её в своих чисто эгоистических целях. В такой обстановке я не мог обращаться к ним ни по какому поводу, включая место работы, поэтому-то я и не мог выходить на работу, так как это работа на них, и вы все пашете вместо них и на них, - Я отложил ручку, - Нет, о работе о них говорить не надо. Посидев, несколько минут, я продолжил писать, - Комиссар Куклин потребовал извинений у районного врача, так как тот за нарушение Куклиным правил, прежде всего, подобающего внешнего вида, потребовал, чтобы комиссар помыл туалет. После того вечера травли я тоже требую извинений комиссара Куклина. Если ко мне есть вопросы, то я постараюсь на них ответить…»

Я положил ручку, встал: «Эту речь необходимо заучить», и вышел подышать воздухом.

Яркий, нехолодный, солнечный вечер окутал Верхнеозёрск. Неторопливо брёл я по посёлку. Все местные, которых я никогда до этого не видел, со мной здороваются. Я отвечаю им с радостью и улыбкой. «С москвичами не получилось. Бывает. Какой же всё-таки Ерохин кретин – он всё ещё в Онеге. Ну, разве можно быть таким идиотом? Почему кретин и почему идиот? Он не хочет принимать решений. Находись он в отряде, то ответственность за кухню лежала бы на нём, а так она на мне и на Жигареве, который удачно ускользает. Без Ерохина речь говорить не буду. «Пусть час не пробил – жди не уставая». «If you can wait and be tied by waiting». Скажу завтра после ужина, если только судьба не помешает. Не исключено, что Куклин после моего выступления полезет в драку. Это будет хорошо. Только этого нам не хватает для полного счастья…»

Издалека я видел, как Дима Бутусов на полную катушку включился в работу: Света и Юля красят, а он всё время с ними – пашет не за страх, а за совесть. Интересно, получит он что-нибудь? Что этот 20-летний мальчик нашёл в Свете? Она старше его на 8 лет, плюс ребёнок, плюс выпирающие резцы, плюс дырка между верхними зубами. Прав Соломон: не известен пусть мужчины к сердцу женщины и наоборот. Попросту, любовь зла - полюбишь и козла. А Ерохин всё ещё гуляет по Онеге. В завершение отряда я обязан сделать две вещи: сказать эту речь - малопонятно, как объективные обстоятельства могут помешать мне, и извиниться в ЦРБ за Горком и Облздрав, куда нелёгкая носила командира Ерохина.

Вернувшись в свою комнату, я подкрепился завтраком туриста, потерпевшего кораблекрушение.

-И так, осталось 10 дней. Я почти уверен в 25 августа. Я настроил себя на него. Воля и собранность. Последняя неделя будет вообще бесплатной, так как в ЦРБ меня должны рассчитать 19…

На улице послышалось: «Гори, гори, моя звезда» - правящая тройка парадировала в Ангар-18. Первым вышагивал Безматерных, за ним – Куклин и замыкал шествие Жигарев. «Так они и распределили роли в правительстве. Правят, не пачкая рук», - думал я, разглядывая, как Паша дефилирует, засунув руки в карманы брезентовой куртки, Куклин, как всегда сгорбился, ступает тяжело, что-то гнетёт его, Жигарев семенит, радостно улыбаясь, спрятав ручки в карманах нейлоновой курточки. Какая они все прелесть. Ни комиссии по качеству и количеству, ни Ерохина. Скоро бойцы перестанут его узнавать. «Кто это там хлопает глазками? - спросят, когда он появится на горизонте, -А, это - глаза в кучу».

Я прошёлся по комнате, подошёл к окну, прижался к нему лбом: «Если Аркадий осмелится просить Поливникова не продлевать срок до 25, в чём я очень сильно сомневаюсь, то за зональным командиром не задержится: «Ни хуя, потерпит твой доктор 10 дней, не сдохнет. С Мовсисяном, сволочь, сцепился. Вообще, письмо ему на работу, чтобы знал…»

-Илья, - услышал я за дверью.

Боже мой, только этого мне не хватало: на пороге стояла разукрашенная, как чучело, в туфельках – это по такой-то грязи Валя.

-Илья, - кокетливо икнула она, - Пошли в кино, сегодня крутят «Эксперимент доктора Абста». Потом я ужин приготовила, - похотливая улыбка бороздила её отвратительное, пьяное лицо.

-Только этого мне недоставало, этот живой триппер, если не чище. Вступить в тёплый коллектив пользующихся её зэков к восторгу всего отряда и посёлка. Какая же она мерзопакостная – страшнее атомной войны. Как её спровадить? Куклин ее, что ли подослал? Это чучело пострашнее любого бандита, - лихорадочно думал я.

-Если хочешь, то мы можем и у тебя, - переступила порог Валя.

-Только не это. Как же побитый муж? Ты ведь собиралась его навестить? Он заревнует.

-Хуй с ним. Вот ты и расскажешь мне о его болезни, - ещё похотливее осклабилась она.

-Я тебе очень благодарен за столь лестное предложение, но не сегодня – у меня срочное совещание, - на ходу врал я, начав выталкивать незваную гостью плавными, но твёрдыми движениями.

-Разве так можно с женщиной, которая хочет? – заартачилась Валя.

-Нельзя, но в посёлке есть ещё много, кому ты не только можешь дать, но и они согласятся взять.

-Я на тебя поспорила на бутылку бражки. Ну, я прошу тебя. Что тебе стоит? С докторами я ещё ни разу не была.

-Это – твоё самое большое счастье. Поверь мне: ничего хорошего. Бражку, конечно, жалко, но в следующий раз, будешь предварительно выяснять обстановку, а так уж придётся нести материальные и моральные потери.

Размалёванный лик выразил полное недоумение и непонимание. Я выпихнул Валю в коридор, закрыл дверь на ключ и выскочил на улицу, подумав: «Пронесло, Господи». Неожиданно меня осенило: «Ё, а моя цена-то всего-навсего – бутылка бражки. Какая прелесть. А что, если они правы? »

возврат к началу.