Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-135-

Всё нижеизложенное не имеет к прекрасной действительности никакого отношения.
Ненормативная лексика используется только в силу крайней необходимости.

Этот бешено-неистовый, беспощадный ливень, под которым бойцам и бригадирам пришлось идти в столовую, окончательно разорвал всякие человеческие связи между отрядом и мной. Наступила полная, бесповоротная конфронтация. Не осталось ничего, ничего человеческого. Прекратились всякие вопросы о медицине Глеба Иванова и Флёрова. Никто со мной не заговаривает, и я не разговариваю ни с кем. Раз 15 самым гнусным голоском, на который только способно человеческое существо, вся светясь радостью, Юля проговаривала: «Не знаю, где мы будем завтра обедать? Может быть, в лесу на костре, так как Серёжа Громов приходил опечатывать столовую. Я его еле-еле уговорила подождать до полдесятого».

-Завтра едим в нашей столовой, - бесцеремонно бросил Безматерных.

-Мальчики, есть мясо и рис на добавку, - торжествующе прокричала на всю округу Грибкова.

Неожиданно меня осенило: «Пусть и.о. командира отряда тов. Жигарев издаст приказ о переходе отряда на питание в отрядный котлопункт, и всё будет ол райт».

-Все промолчали, Жигарев тоже.

-В чём дело? Напишите приказ, всё в вашей власти, - опять сказал я.

Но в ответ тишина. Кажется, я поздно додумался до использования этого оружия – оно уже не эффективно. Они не хотят слышать. Без его приказа я не могу, точнее не хочу ничего сделать.

-Ол райт уже не будет никогда, - прозвучал чей-то злобный глас, толи с крыши, толи из-под стола.

-Я подам вам официальную бумагу, - продолжал я тщетно ломиться в наглухо закрытую для меня дверь, за которой места мне уже не оставалось, не отвели, точнее, выбросили вон и подмели. Опять в ответ лишь тишина.

-Столовая уже никого не интересовала. Дело сделано. Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Света и Юля – чрезвычайно хитрые, беспардонные, бесцеремонные сучки. Мастерицы своего дела во всех смыслах. Они смогли завести весь отряд. Они увели отряд, ладно бы от меня, от командира тоже. Хотя, что это за командир? Как говорится, наказание Господне. Уже никто не слышит моего предложения. Я для них – красная тряпка, которая виновата во всём. Этот идиот Ерохин торчит в Онеге. Вот уж истинно: выбирай не отряд, выбирай командира. Я вызываю у всех ненависть от лёгкой степени до тяжелой, и она активизируется чувством взаимной общности, - думал я, откинувшись на спинку стула и покачиваясь на его задних ножках. Неожиданно я обратил внимание на Герштейна: «Он жрёт, как свинья, несмотря на свои куцые размеры: три раза брал добавки. Но какое мне дело, однако? Просто я испытываю к ним ко всем, что они испытывают ко мне. Физика, мать её за ногу: действие равно противодействию».

За ужином не прозвучало ни одного слова в мой адрес. Только это не умиротворённая тишина, но зловещая, наэлектризованная нарастающей ненавистью, которая способна взорваться от любой, самой незначительной искорки. Я не различал, кто и что говорит, лишь чувствуя, как вокруг меня стягивается резко отрицательно заряженное поле. Звучали какие-то бессмысленные для меня фразы о производственно-технологических делах. Потом заговорили о выпивке: глинтвейн, наливки, коктейль поросячий визг: «полстакана дешёвого портвейна + полстакана водки». Я обратил внимание, что этот странный рецепт знает Флёров. «А, если просто, в наливку – водки», - мне показалось, что это подхалимским, неестественным тоном вякнул Герштейн. Доминич выглядит лет на 35 – солидный мужик с небольшим брюшком. «Уж лучше «кровавая мери» - водка с томатным соком», - серьёзно и степенно проговорил он.

Я не уходил, так как ждал Громова. «Плюнуть и пойти спать: пусть разбираются, как хотят», - подумал я. Дверь открылась, в столовую зашла некрасивая, морщинистая блондинка лет 45 в очках – уборщица. «Когда убираться-то?» - закричала она от самых дверей.

-Мы ждём Серёжу Громова, - засмеялась Света.

-Ну, ну, ждите, ждите, он уже давно пополам, - опять закричала уборщица.

-Она, наверное, глухая, - подумал я и сказал, - У Громова был приступ белой горячки. Закрывать на воскресенье для переучёта – чистое безумие. Всё в руках и.о. командира отряда тов. Жигарева.

-Всё-таки мне долго пришлось его уговаривать, - своим обычным, фальшивым голоском проговорила Юля.

-Ну, и, Слава Богу. Всё хорошо, - буркнул я.

-Ты слышишь, Рыжик, тов. доктор Илья Захарович утверждает, что всё хорошо, - засмеялась, трусясь своими хилыми телесами Света. Безматерных зовёт Грибкову «Белка», а его пока что жена – «Рыжик».

-Один на один они обращаются ко мне на «ты» и по имени, а прилюдно на «вы» и по имени-отчеству. Это сознательное нагнетание атмосферы, - подумал я и понял, точнее, ощутил, что испытываю к Свете и Юле жгучее отвращение. От этого всё в них вызывает у меня соответственные чувства. Без сомнения их реакция на меня ничуть не лучше.

-Да какой он доктор? Надо ещё проверить, откуда у него диплом, - опять прозвучал разрушающий голос ниоткуда.

Неожиданно, прорвав какой-то заслон или вспомнив недавнее, Кубышкин обратил на меня внимание: «Ну, могут же люди питаться дома, вне столовых?»

-Могут. Могут и в ресторанах, а так на полянке, на костре. Только в ССО не всё возможно. ССО – это не домашняя столовая и не полянка. Но сейчас я жду приказа и.о. командира отряда тов. Жигарева, - посмотрел я на место, где несколько мгновений назад существовал мастера, но того уже и след простыл.

-Вот, например. Илья Захарович, дома мяса не ест, - зачем-то сказала Света, - Он нам с Рыжиком сам об этом рассказывал.

-Самые страшные люди – это вегетарианцы, - покривлялась Юля.

-Гитлер был вегетарианцем, - бросил кто-то из бойцов – я не разглядел и не расслышал кто.

Молча встав, не сказав ни кому, ни одного слова, я покинул столовую по-английски. По дороге в лагерь я подумал, что правильно сделал, не вызвав Поливникова: такие проверки неизвестно чем кончаются. Я не знаю, что наговорил ему Мовсисян. Да брось ты, конечно же, знаю – ничего хорошего. Потрясающее лето - с кем я только не поскандалил: ЦРБ, начальник треста Мовсисян, отряд. Плевать. Хотя совсем и не плевать. Следует разобраться, в чём мои ошибки? Почему произошло именно так? Вряд ли я могу считать себя кристально чистым и во всём правым. В любом случае, жалоба на работу, если таковая будет, пойдёт через Верховского. Он, скорее всего, не сдаст. Ой, ли. Как он сдал меня в Онеге, как был готов мгновенно подписать исходный вариант акта Остапенко. Сдаст меня Аркадий Борисович в мгновение ока, если почувствует хоть малейшую опасность или крохотную выгоду для себя лично. Такова жизнь. Как же всё-таки врут антисемиты, что евреи защищают друг друга. Может, когда-то в древности оно так и было, но сейчас, образованные, да ассимилированные – валят и сдают мгновенно, почём зря. Глазом не успеешь моргнуть. Но какое-то чувство остаётся, даже у самых ассимилированных: не даром Слуцкер попросил сообщить письмом, чем всё закончилось. Но разве Слуцкер не сдал бы? Своя рубашка ближе к телу и намного. Таковы люди. Одно может быть плохо – задержка отряда до 25 августа. Вот это жуть с ружьём, да ещё какая. Пробыть ещё 12 дней жизни в Верхнеозёрске. Сдохнуть можно. Может быть, по существу я и не очень прав: следовало бы прокормиться последние дни при отрядном котлопункте. Но сейчас решение должен принять Жигарев, а он не чешется. Он не хочет чесаться. Кроме того, что таким образом, он берёт ответственность на себя, он сознательно направляет ненависть отряда на меня. Жигарев сделал вид, что не слышал. Ничего, я подам ему бумагу. Только он скажет, что никакой бумаги от меня не получал. В этом можно не сомневаться. Но почему я должен идти на какой-либо риск из-за этого отряда? Мне лично грозят штрафы, письмо в Зональный штаб и прочее. Я уже и не упоминаю, если, не дай Бог, кто-то отравится, да ещё серьёзно. Если это происходит сейчас, в разрешённом СЭС месте, то никакой вины на мне нет. Если же я без приказа командира перевожу отряд в отрядную столовую, и с кем-то что-то случается, не важно, даже, где он подцепил заразу, то вся ответственность на мне, в том числе и судебная, в зависимости от тяжести заболевания. Закон подлости ещё никто не отменил. Я должен рисковать из-за отряда, который ко мне так относится, который даёт мне КТУ 1.0? Как врач я не могу их бросить без приказа свыше, но не выполнять решение СЭС из-за такого отряда – уж увольте. Отряд, в котором процветает мафия во главе с двумя бабами. Но в ловкости им не откажешь. Обделали всё на высшем уровне. Света – самая страшная гадина в отряде. Она намного хуже своего ещё мужа и Куклина, тот хоть и штурмбанфюрер, но весьма туповат и неуравновешен. Света же – хитрейшая иезуитка и лицемерка. Но разве такой не следует быть? Она ведь достигает своего. Срывает весь банк. Молодец, учись, пока жива.

возврат к началу.