Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-10-

3 июля. Воскресенье.

Всё ниже изложенное не имело, не имеет, и не будет иметь отношения ни к чему происшедшему.
Иногда, из-за отсутствия иной возможности, используется ненормативная лексика.

Безжалостные комары подняли меня в полседьмого. Сквозь низкую, плотную облачность с трудом продирается мутное солнце. Тяжело ему. Издалека накатывают раскаты грома.

В лагере до сих пор нет воды. Потому вынуждены носить её из находящегося метрах в 200 от кухни крана. Дежурные повара Юля Грибкова и Света Петричук согнутые друг к дружке тяжестью наполненного водой бака, еле-еле, с остановками через метр тащили его в лагерь.

-Кого заменить? – спросил я.

-Свету, - ответила крупная Грибкова и я занял место тощенькой Петричук.

-Какой бардак, - дуэтом запричитали женщины, - Никакой организации. Что они делали в квартирьерстве? Так мы далеко уедем. Канализация не работает, и почти нет надежды, что её пустят до окончания отряда.

-Надежда есть всегда. Канализацию если и не пустят, то запустят, - усмехнулся я.

-Циничный вы, доктор, - отрезала освобождённая мной Петричук. Опять я услышал в её голосе что-то злое, угрожающее, не принимающее.

-Она меня на дух не переносит. За что только? – подумал я и не нашёлся, что ответить.

Когда мы дотащили бак и поставили его, то Петричук не проронила ни слова, а Грибкова с трудом выдавила из себя: «Спасибо».

-Ага, - кивнул я, чувствуя внутри что-то неприятное, противное, почти неописуемое словами.

В честь воскресенья – подъём позже. Линейка была назначена на 8-20. Всё-таки Сергей Харатьян и Александр Пудов опоздали.

-Наряды вне очереди. Будете обслуживать кухню: вода, дрова и прочие работы, - бросил командир, хотел продолжить, но влез комиссар: «С сегодняшнего дня будем проводить линейку в другом месте. Переходим прямо сейчас, чтобы выработать рефлекс».

По гримасе, пробежавшей по лицу Ерохина, стало понятно, что не только для бойцов, но и для него это тоже новость. Мне показалось, что он уже собрался возразить, но в последний момент махнул рукой и двинул вместе со всеми.

Ведомый Куклиным, отряд перешёл на площадку между домиками, выложенную бетонными плитами, брошенными поверх заполненного коричневой водой широкого, длинного, глубокого рва, непонятно зачем вырытого от первого строения лагеря до последнего на улице.

Проявления власти просветлило хмурое с утра лицо комиссара: он весело провёл перекличку и затем зачитал список распределения по работам: «Шесть человек идут на пилораму ошкуривать брёвна, два – сантехника, шесть человек вместе с доктором продолжают благоустройство лагеря. Работаем до обеда, затем – уборка, приведение лагеря в Божеский вид. Вопросы есть? Вопросов нет и быть не может».

Чуть пришедший в себя командир остановил отряд прямо в момент, когда комиссар уже произнёс слово: «Разойдись». «Рано ещё, - опять скривился Ерохин, - В Верхнеозёрске нет ни одного приличного молотка. Если вы будете продолжать так же разбрасывать привезённый нами, купленный за наши деньги, за ваши деньги инструмент, то очень скоро ничего не останется».

После линейки командир отвёл комиссара в сторону, и они минут десять о чём-то оживлённо беседовали. Но вернулись оба удовлетворённые, во всяком случае, внешне.

Чтобы накормить весь отряд в одну смену, в столовой поставили два стола: один на веранде, а второй в оставшейся, после отделения перегородкой кладовки, части большой комнаты.

Ерохин был возбуждённо весел, таким я его ещё не видел. «Едет мотополк, - неожиданно заговорил он громко, на всю комнату, - перегорожена дорога. Полковник спрашивает у майора: «Почему?» Майор – у лейтенанта, лейтенант – у прапорщика, прапорщик – у шофёра. Шофёр говорит: «Дача ЦК». По единичным, тихим смешкам, можно было понять, что отряд не понял юмора командира.

-Абстрактный анекдот. За него могут и посадить, - объяснил Валерий.

-А что, разве уже сажают? – прикинулся я.

На этот раз засмеялись все.

-Скоро будут, - выкрикнул кто-то из бойцов.

-С новым генсеком Андроповым похоже что будут и ещё как. Эх, Леонид Ильич, Леонид Ильич, на кого же ты нас оставил? - подумал я, вспомнив, что в прошлом году комиссар Некрасов называл Брежнева «Лукич».

-В черенках лопат – жучки, - усмехнулся Ерохин.

-Ссылать некуда, - бросил инженер по ТБ Воробьёв.

-Для этого место всегда найдётся – в Нижмозеро, - сказал командир.

-В Онеге за попадание в вытрезвитель человека судит товарищеский суд, дают объявление в местной газете и ссылают на работу сюда, - проговорил Воробьёв.

-А здесь – сухой закон, - вставил я.

-Да, сухой закон, но пьют по-чёрному. Бутылка водки – и через борт в машину…- почесал бородёнку инженер по ТБ.

-Пока не окочурится, - ввернул я.

-Ну, и садист у нас врач, - услышал я комментарий Петричук и на эту мою реплику.

-Экий чёрт, ни одного моего слова не пропустит. За что она меня ненавидит? - подумал я, опять испытав противное чувство в груди.

-Такое тоже может быть, - продолжил Воробьёв, - Денег нет – глушат бражку, а после получки красные рюкзаки за плечи (они – крепкие, синтетические, разобьётся бутылка – не выльется) и пешком в Нижмозеро – 9 километров отсюда, а если там нет, то в Маложку – 45 километров. Иногда идут несколько дней, ночуют в лесу на земле или в заброшенных вагончиках и землянках.

-Закон - тайга, медведь – хозяин, - сказал я.

-Ничего, победит мировая революция и всё устроит, - со смехом проговорил Куклин, - Проснёмся мы как-то утром и услышим по радио и телевизору: «Создаются обкомы нью-йоркский, лондонский, токийский…» правда там очень много узкоглазых...

-Но это не помешает образованию обкомов и райкомов. Китай уже доказал, - сказал Безматерных.

-Хотя Куклин говорит как бы со смехом, а ведь он уверен, что так и будет. Если кто и донесёт, то это Куклин и Петричук, - подумал я.

-Социалистическая республика Шри Ланка, техасчина, оклахомщина, - вступил в игру как всегда сонный Володя Симонов.

-Поднять их Нечерноземье – вот политическая задача текущего момента, - воскликнул комиссар Куклин.

-Будут просить независимость, как Грузия, - вступил в разговор Миша Добролюбов.

-Грузии не дали и им не дадим, - радостно выдал Куклин.

-Грузины просили, просили, фиг получили, - нашёл почти рифму Добролюбов.

-Не так просили, надо было через ООН, - бросил Ерохин.

-Так мы им и позволим. Для чего Советская армия самая сильная в мире, - выкрикнул Куклин.

-Если Грузия отпадёт, то кто у них будет покупать фрукты и чай, - пожевал тонкими губами Паша Безматерных.

-Потому, мужики, Всемирная революция на носу. Мы своим трудом приближаем её! Во всём мире будет лишь Союз Советских Социалистических Республик со столицей в столице нашей великой Родины Москве, а значит все по коням, время не ждёт! Трясти, надо! Трясти! - вошел в раж комиссар Куклин.

-Не шутит он, ох не шутит, - подумал я.

Из запланированных на благоустройство шести человек через двадцать минут оставили лишь двоих: Гореленков и меня. Только мы продолжили прибивать штакетник, как с криком примчался Куклин: «Мужики, настоящая работа: надо перекидать несколько досточек!»

На противоположной стороне улицы одно из выделенных отряду мест занято горой высотой метра в три из аккуратно уложенных, связанных пачками шпунтов – досок метров 8 с продольными гребнями и выемками. На соседней площадке неторопливо трудились три работяги: по соглашению с прорабом они должны поставить домик, за что получат деньги и отпуск. Метрах в 25 от кучи шпунтов на ещё одном участке отряда инженер по ТБ Воробьёв, Симонов, Рыбкин и Горбунова размечали площадку. Так как большую часть времени они топтались на месте или сидели, то комиссар зарычал: «Они делают вид, что работают» и зычно закричал: «Эй, Воробьёв, так ты до морозов не прочухаешься. Трясти надо! Трясти!» Может быть, инженер по ТБ и ответил что-то, но ветер отнёс его слова в сторону.

Куклин вновь взглянул раз на Воробьёва, бросил: «Ёб твою мать», полез на кучу, достиг вершины, гордо выпрямился: «Сделаем за полтора часа», установил две доски как полозья и начал скатывать по ним одну доску за другой. Внизу их подхватывали Гореленков и я и оттаскивали за пределы площадки.

Хозяйским шагом, не спеша подошёл прораб посёлка – Николай Степанович Школьный. Огромный, крепкий мужчина лет 45 с чёрным, почти не тронутым сединой чубом, трущимся о пышные брови над щёлочками-глазками, разделёнными носом-картошкой, от которого бороздили щёки две глубокие и широкие носогубные складки в обрамлении мелких, беспорядочно бегущих морщин. Постояв, посмотрев, дохнув тяжёлым смрадным перегаром, не сказав нам ни слова, Школьный пошёл прочь. Обход главного прораба сопровождал очень большой, чёрный, худой пёс, который почему-то заинтересовался нами и сел возле кучи. Отойдя метров на 20, Школьный обернулся, крикнул: «Дружок», и собака стремглав рванула за хозяином.

Минут через 15 активнейшей суеты Куклин понял объём работы и слегка сник. В этот момент подошёл вчерашний советник, опять с удочкой и вновь бросил: «На хуй вы всё вручную? Краном – раз плюнуть, за две минуты».

От его ли слов, от солнца, от неудачи, от каких-то своих внутренних процессов, комиссар Куклин кубарем скатился на землю и коршуном ринулся на подошедшего командира: «Воробьёв ни хуя не делает, а нам нужен кран, иначе мы проколупаемся до ночи».

-Здесь работы на 30 минут, - холодно отбрил своего заместителя Ерохин.

-Ты что, попробуй, посмотри на кучу! Нужен кран, он за 10 минут, - захлёбываясь кричал Куклин.

-Иди и договорись. Ты, к тому же умеешь работать на кране, - ледяным тоном, почти не разжимая зубов, процедил командир, развернулся и направил свои стопы в лагерь.

Комиссар сплюнул, побежал в сторону жилища Школьного, но вскоре вернулся, столкнувшись с Ерохиным на полпути между лагерем и участком. «Крановщика нет. Трелёвочника – тоже нет. Мне работать на кране Школьный запретил. Почему раньше не взяли кран, чтобы очистил площадку? Почему хреновиной занимаемся?» - заорал на весь посёлок Куклин.

-Я не знал наших площадок, только сейчас мне её дали. Ты прекрасно знаешь, что основные деньги мы должны получить за домики, поэтому должны взять максимум участков до прибытия конкурентов из АЛТИ, - на этот раз оправдывался Ерохин.

-Валера сам 29 отдал ту площадку шабашникам, а нам взял эту, - пробурчал Григорьев, кивнув на работяг.

-Дима знает, он вместе с Ерохиным был квартирьером, - подумал я.

возврат к началу.