Встречи.
Главная страница

Дневник одной практики. Первая страница

-4-

Будни, говорят, что трудовые.

26 мая. Понедельник, он же день тяжёлый.

Иногда, из-за отсутствия иной возможности, используется ненормативная лексика.

Завтрак прошёл в гнетущей атмосфере удивительно плохих отношений между женскими комнатами. Достаточно на минуту собраться всем вместе, как Комарова и Чердакова, энергично поддерживаемые своими товарками, немедленно и ожесточённо сцепляются по любому поводу, а точнее без всякой видимой причины посылают друг в друга лавины колкостей, гадостей, даже оскорблений. Временами кажется: ещё чуть-чуть и нежные создания перейдут от слов к делам, квалифицируемым в УК РСФСР и прочих республик, как членовредительство. Слава Богу, сегодня обошлось без рукопашных действий, может быть из-за дефицита времени.

Дожёвывая на ходу последние кусочки, все поспешили на службу. Весь путь до больницы занимает не больше 10 минут. По узенькой тропинке пробраться на другую сторону Гостиничной улицы, мимо Исполкома, через дырку в заборе рядом с могучим кирпичным отхожим местом, нижайший поклон - “наше вам с кисточкой” - идолу-отливке, куску чугуна, символизирующему того, кто “живее всех живых” или как говорят Комарова и Воблова: “Мужику в серебрянке” (речь идёт о Ленине). Далее - по асфальтовой дорожке скверика, переходящей в отсыпанную гравием, а затем обрывающуюся в обильном слое липкой, мокрой глины, покрывшей Больничную улицу. В небольшом предбаннике перед кабинетом главврача все меняют мокрые плащи и куртки (дождь зарядил с утра), чтобы в последнее мгновение захватить пустые стулья.

Хотя гинекология не входит в нашу программу (ещё даже не проходили этот предмет), но отделение акушерско-гинекологическое, поэтому для удобства местных докторов мы должны вести больных и в гинекологии. Решив по очереди ходить один день в гинекологию, а другой - в родильное отделение и женскую консультацию, мы разбились на две пары: Комарова - Воблова и Мусина - Костровский. Сегодня Мусина и я свершили обход в родильном отделении, занявший вместе с написанием дневников минут 15, а затем пошли в женскую консультацию - одноэтажный, деревянный, обшарпанный снаружи и изнутри домишко чьей-то злой рукой оторванный от остальных строений больницы, переброшенный через дорогу и казалось наклонённый в сторону собратьев как бы в просьбе допустить его за покосившийся забор к коллективу.

Оставив грязнущую обувь при входе, в первой комнатёнке консультации на стульях, выстроенных вдоль стен, в ожидании приёма сидело несколько женщин. Кабинет врача чуть больше; как и положено, в центре стоит гинекологическое кресло, возле стен - кушетка, стеклянный шкаф с инструментами, шкаф для одежды, письменный стол, несколько стульев. В ожидании Купцовой в кабинете крутилась сумрачная особа лет 45 - медсестра и санитарка - постарше и поприветливее.

Ольга Петровна пришла через час. Работает она быстро, весело, “болтливо”. Сначала вызывали беременных. Студентам доверили измерять им давление, окружность живота, высоту стояния дна матки, определять срок беременности. Затем всё, в том и числе и артериальное давление перепроверяла сумрачная медсестра, на глазах светлевшая при обнаружении малейших расхождений в данных. “Студенты тут намеряли. Ох, и неточности, - почти улыбалась она, про себя добавляя, - Чему их только учат в их столицах”. Купцова в таких случаях осуществляла манипуляции без всяких дополнительных эмоций и выражений.

Женщин с патологий беременности Ольга Петровна “обрабатывала”, “проводила работу”, то есть всеми правдами и неправдами пыталась заставить их лечь в отделение. Женщины стойко сопротивлялись. Лишь единицы соглашались на “больницу”, да и то не сейчас, как настаивала Купцова, “… а «как-нибудь на той неделе».

-После дождичка в четверг, - обижалась Ольга Петровна, - Что делать с бабами? - сокрушалась она, когда женщина выходила, - Не уложишь, а если и уложишь, то сколько раз убегают из отделения. Что с ними делать? А меня за это бьют. При каждой проверке бьют. Заявляют, что я плохо работаю с беременными, а как с ними работать? Говоришь, говоришь, как горохом об стенку. Вы сейчас сами видели. Что мне платить им за это?

-Самое действенное средство, - кивнул я.

-Наверное, ты прав, но я и так-то получаю, как кот наплакал. В крайних случаях иду к беременной и заявляю, что никуда отсюда без женщины не уйду. И вообще, вы себе даже представить не можете всю “бумажность” нашей работы. Это какая-то лавина, которая захлёстывает. Да акушерки на фапах - это фельдшерско-акушерские пункты - абсолютно не желают делать что-либо и самое противное, что я совершенно бессильна: полная невозможность хоть какого-то воздействия на них. Молодые девицы на участках только и ждут, чтобы их выгнали, а пенсионерки вообще ничего не боятся, - сетовала главный акушер-гинеколог района.

Приём закончили в час дня.

Больничные обеды однообразны как староюрьевские дожди: и сегодня на первое - кислые щи, а на второе - варённое сердце с перловкой. “Так мы все станем сердцеедам", - ковырялся я вилкой в зажиревшем “мышечном моторе” пущенного на съедение животного.

Забрав положенные нам две 3-литровые банки с молоком (щедрою рукою повара льют нам не разрешённые начальством 5, а то и все 6 литров), я пошёл домой, как обычно мучаясь разожжённой каждым больничным обедом изжогой.

Возле гостиничных ворот прозвучал радостный возглас: “Андрюля, привет!” - Комарова, естественно вместе с Вобловой, а-яй-яй. Глазки подружек специфически блестят, губки характерно улыбаются, аромат подтверждает, что орган зрения абсолютно прав. Комарова подмигнула: “Мы тут немножко “дринк э литл”, но кругом весна поёт. Пошли с нами за шнабеской, а то сыграешь роль камня на шее Му-му.”

Опасаясь предложенного мне амплуа, я не смог отказать слегка возбуждённым дамам. В небольшом магазинчике на углу улиц Гостиничной и Центральной, в котором, в отличие от Москвы тех лет, алкогольные напитки продавали не с 11 часов утра, а, наверное, из-за раннего начала полевых работ, с 9, мы купили две бутылки вина.

Пили в 9 комнате, закусывая московским печеньем. Потом барышни закурили “Беломорканал” и совсем развеселились. Последние дни любимое словечко Лизы “э хос”. Она произносит его, увидев любую лошадь, кошку, птичку, муху и добавляет: “Что в переводе с сербо-хорватского означает лошадь”.

-Э хос, - звучно закричала Лиза, кидаясь на бьющуюся в безнадёжной попытке пробить стекло муху.

-Не просто «э хос», но лошадь Пржевальского, - берусь я за новое печенье.

Комарова поймала несчастное насекомое, прижгла её папироской, выбросила трупик в окно, швырнула следом окурок, упала животом вниз на кровать и мгновенно отключилась.

Пошли к нам, - потянул я Воблову за руку.

-Костровский, я хочу тебя, - закатив глазки, томно проблеяла Раиса, икая и растягиваясь на моей кровати. Но в этот момент в дверь резко постучали: пришёл Скороходов, к тому же злой как чёрт, о чём вопияла городу и миру каждая чёрточка его лица и всякая складочка его одежды. Увидев брезгливо опущенные вниз усы на кислом как от царской водки лице и мутный взгляд, я понял, что сегодня мероприятие не состоится. Павел молча упал на своё спальное место и послышался скрип толи зубов, толи кровати, толи обоих. Следом за ним в комнату ввалился Цыганов.

Воблова как ни в чём не бывало, вскочила с моей кровати, махнула ручкой, жеманно квакнула: “Чао, бамбино, сорри” и была такова.

Делать было нечего, до вечера было ещё далековато. К тому времени я уже несколько лет увлекался иглоукалыванием и потому решил полечить китайским методом джень джю терапии пациентку из 16 комнаты - высокую, стройную, крупноголовую, золотозубую блондинку Катю Лосеву.

Почти полгода назад, как раз на лор болезнях, у Лосевой начался насморк, превратившийся в конце цикла в хронический. Под влиянием холодной сырости последних дней мясистый в крапинку нос Кати, всецело и полностью перейдя на производство мгновенно густеющей слизи, совсем прекратил дышать, лишив свою хозяйку сна. Лосева панически боится любой процедуры, малейшей боли, с трудом переносит даже закапывание в нос, потому ещё совсем недавно категорически отказывалась от моих предложений попользовать её методом дальневосточной медицины. Но в отчаянный миг страданий она отдалась-таки домоганиям доморощенного иглоукалывателя, подставив молодое, хворающее тело под острые иголки. Сопровождаясь оглушительным визгом, первый сеанс прошёл в нашей - 11 комнате. Я сидел рядом с лежащей на моей кровати пациенткой и объяснял ей никому не известные механизмы действия акупунктуры. Во время второго сеанса, тоже в 11 комнате, я не только поставил иголки, но и грел их и сопливый нос Кати китайской сигарой, вскоре наполнившей специфическим дымом всю комнату. Затем запах горения просочился в коридор, взбудоражив выпившего армянина Серёжу, немедленно помчавшегося к дежурным с воплем: “Горим! Пожар!”

-Это - газовая атака, - решительно запротестовал Цыганов, - Мало того, что отдохнуть нельзя из-за поросячьего визга, так ещё и дышать нечем.

Поэтому, увидев сегодня меня с клиенткой, учёные мужи Цыганов и Скороходов заревели белугами, а потом завизжали хором: “Мы не позволим устраивать из комнаты душегубку”.

Катя очень обиделась. Я сказал: "Идите вы к чёрту”. Но ушёл сам вместе с девушкой в её комнату.

При устройстве студентов в гостинице, директор заявила, что до 30 мая в самой большой комнате - 16 - будет жить командировочная из Тамбова - агент госстраха. Первые два дня кровать стояла пустой, а сегодня она неожиданно заполнилась совершенно пьяной, толстой дамой лет 45 в грязной комбинации.

Я недовольно посмотрел в сторону страхового агента, но что делать, не прерывать же лечение. Поставив иголки, я попросил Фирсову и Свинёву, лишь что-нибудь не так, немедленно найти меня во второй женской комнате.

Спокойное чаепитие в номере 9 было сорвано ворвавшейся пулей, визжащей Фирсовой: “Катя умирает! У Кати судороги! Ей очень плохо!” Я помчался спасать клиентку.

Произошло следующее. Я ушёл. Памятуя о моей просьбе, Фирсова срочно разбудила задремавшую Чердакову - ей загорелось пойти вниз мыть ноги. После их отбытия госстраховский работник встала и велела читающей книгу Свинёвой выйти минут на 5, так как ей крайне необходимо переговорить с глазу на глаз с Катей, которая не успела раскрыть рта, как Свинёва выскочила в коридор. Мадам нетвёрдой, танцующей походкой подошла к распятой иголками Лосевой, достала бутылку водки, стаканы, сказала: “Катюха-дурюха, давай вмажем! Я угощаю. Твоё здоровье, моё золотце. Ну, давай, дурочка” и с этими словами попыталась влить в сведённый судорогой рот Кати обжигающую влагу. Лосева - человек обидчивый, болезненно возбудимый, издёрганный, нервный. Она на дух не переносит спиртное, испытывает к пьяницам органическое отвращение потому, что её мать вместе с ней убежали от отца-алкоголика после многих лет душевных и физических издевательств. И тут, ощутив ненавистный вкус и запах насильственно вливаемой в неё отвратительной жидкости, она заорала благим матом, дёрнулась, вызвав пронзивший молнией всё тело разряд от иголок. Руки и ноги повело судорогой, издав вопль отчаяния, скривился рот, полился по щёкам поток слёз, накатилась истерика.

Прибежавшие обнаружили полуобморочное состояние, замирание сердца, море слёз, ужас в глазах, стенания: “Почему? Ну, почему она мне, мне предложила? Неужели она больше никого не нашла? Неужели я больше всех похожа на пьяницу? Неужели я единственная похожа на пьяницу?”

Я немедленно снял иголки. Потом все, кто мог, часа два успокаивали Катю, уверяли её: “Всё наоборот: ты меньше всех похожа на алкоголика, потому-то тебя и выбрали”. Проснулась и протрезвела Воблова и сделала мученице массаж. В конце концов, Катя притихла, но дышала только ртом, как вытащенная на берег рыба.

Виновница переполоха плюхнулась на койку, не только не прикрыв прелести очень сомнительного качества перед посторонними лицами противоположного пола, но демонстративно выставила их, заведя монолог на тему: “Что испытывает человек в последние секунды перед смертию” Время от времени она прерывала размышления о предсмертных мгновениях пением похабных куплетов с выделением нецензурных слов резким визгом:
“Полюбила парня я,
Оказался без хуя.
На хуя мне без хуя,
Когда с хуями до хуя…”

-Боже мой, что это такое, какой ужас?! - завизжала Чердакова, чем вызвала взрыв масляно-бесстыдного хохота мадам страхагента, неожиданно оборвавшегося: “Все равно все помрём! Гуляй, рванина, от рубля и выше”.

Успокоив Лосеву, Раиса пошла к себе жарить омлет. Так как сковородка у нас очень маленькая, то она решила сначала сделать для 16 комнаты, потом для 11 и в последнюю очередь - для своих. Когда Воблова принесла омлет в 16 комнату, то её обитатели очень обиделись, решив, что таким образом их отделяют от коллектива. Воблова вернулась с отвергнутым ужином заведённо-возмущённая: “Дуры они! Какие же они дуры, особенно Подвалова и Болонка”.

-Подвалова - это понятно, Чердакова, а кто такая Болонка? - полюбопытствовал я.

-Так армяне прозвали Фирсову, - объяснила Раиса.

-Очень похожа, - вспомнил я небольшую, худенькую, чуть горбящуюся, на тонюсеньких ножках-спичках растущих буквой “х”, с копной светлых волос, вздёрнутым носиком и постоянной скандальной готовностью номер один: чуть что заливается истерическим лаем.

-Братья-славяне, - так Комарова называет армян, - Правы: все они злые сучки. Ну, и чёрт с ними, сами съедим, больше достанется. Хавай, Андрюля, от пуза, - первая подала пример протрезвевшая Лиза. Прожевав кусок, она продолжила: “Вы только послушайте последние вирши ас Пушкина:
Маленький Вова на яблоню влез,
Сторож Пахомыч поднял обрез,
Выстрел раздался, Пахомыч упал,
Вовочка браунинг раньше достал”.

Каждый вечер на сон грядущий Света Спешкина читает небольшую книжку в плотном переплёте. Сегодня я узнал, что это - Евангелие. За ужином Света сообщила, что в воскресенье будет Троица, а в понедельник - Духов день.

-Куда только смотрит комсомол, хотя она и не комсомолка, что ей очень к лику. Ещё лет 10 тому назад, что уж говорить про 20, узнали бы про верующую Спешкину, точно турнули бы из института. Можно правда предположить, что никто не капнул правильным людям, но это практически невозможно: её ведь весь курс кличет: «Баптистка». До славных времён мы дожили, однако. Того и гляди, на самом деле удастся понаслаждаться социализмом с человеческим лицом, - подумалось мне по дороге из 9 комнаты в 11.

Перед сном я глубокомысленно заметил: “Мудры китайцы: “Брать иголку в руки нужно так же осторожно, как идти на охоту на тигра”.

возврат к началу.