Встречи.
Главная страница

Дневник одной практики. Первая страница

-32-

25 июня. Среда

Иногда, из-за отсутствия иной возможности, используется ненормативная лексика.

Ярко и жарко светит солнце. Стоят душные июньские дни и ночи. Вода в Северном Воронеже напоминает парное молоко. Крепчает маразм.

Вернувшись с речки, я обнаружил, что гостиница резко приукрашена: сняли, не успевший упасть плакат и старую вывеску заменили шикарной надписью - на бархатно-чёрном фоне горят позолоченные буквы: “мкх рсфср гостиница староюрьевского коммунального хозяйства”.

Все встают поздно: дамы около 7 часов. Цыганов и Скороходов не раньше 7-30. Завтрак не наблюдается. После кисловатого молока сидеть на конференции совсем тошно. Скороходов утренние планёрки не посещает.

В который раз Иван Иванович ругался по поводу малой наполненности отделений: не выполняется план по койко-дню. Больше всех попадает педиатрам и акушерам. Затем, без всякого перерыва даже на вдох, главврач продолжил: «Последние дни я, как член исполкома, объезжаю окрестные деревни для сбора молока. В одной деревне ко мне подошла старушка и пожаловалась на хамство одного из докторов. Так мне стыдно стало, так стыдно стало, - Иван Иванович смачно ударил себя по голому черепу, - Я не хочу сейчас говорить кто это. Каждый сам знает свои грехи, но надо же быть врачами, чёрт подери. Если мы не всегда можем помочь, то посочувствовать мы всегда обязаны…»

-Иван Иванович, - прервала главврача невропатолог, фтизиатр и его жена Нина Александровна, - Вы скажите, пожалуйста, кто конкретно.

-Какая разница. Мы знаем, и каждый знает за собой.

-Нет, вы уж скажите, иначе - это просто оскорбление для всех врачей и ничего больше.

Доктора нестройно зашумели, выражая поддержку Нине Александровне.

-Тихо, тихо, товарищи, пусть каждый подумает сам и старается из-за всех сил. Врач должен быть всегда на высоте, иначе - это, как говорится, нехороший врач и давайте не будем больше тратить наше драгоценное время, а прямо сейчас, прямо с этой минуты окунёмся в наши трудовые будни. Все свободны.

Очередная комедия. Сыр-бор из-за характеристик разгорелся ещё два дня назад, но усилился к вчерашнему вечеру. Чердаковой и Свинёвой уже подписали характеристики по хирургии. Спешкина и Мусина на повышенных тонах заявили, что им пишет характеристики Ахмет. Цыганов предложил всем писать характеристики самим, а он со всей кучей пойдёт к Ивану Ивановичу и подпишет всё одним блоком. Вечером решили дожить до утра, надеясь на его мудрость. После конференции Цыганов сообщил, что он договорился со всеми завотделениями и главврачом: характеристики мы пишем сами, а они подписывают. Пётр с такой гордостью и самодовольством сообщил эту новость, как будто бы речь шла о его величайшем достижении. Я смолчал, но подумал: “Ты - скотина, должен был сделать это минимум неделю назад”.

Со вчерашнего дня в Новоюрьевской больнице работает новый доктор. Поэтому Иван Иванович приказал сделать внеочередной выезд в Новоюрьево для помощи неопытному сотруднику. Поехали терапевт Лебедева, Купцова, Леонтьев и педиатр Голикова. Из студентов, как пострадавшего, взяли только меня. По дороге обсуждали разные разности. Гинеколог Купцова ударилась в воспоминания: “10 лет тому назад я только приехала из института молодым специалистом и тут же осмелилась…

-Имела наглость, - ввернул Леонтьев.

-Имела мужество, - гордо повела плечами районный гинеколог, - Выступить против кандидатуры на пост председателя месткома. Его выдвинул главврач, хотя был он пьяницей, сплетником и анонимщиком. Может из-за его анонимок, главврач и решил его задобрить. Так вот, собрание продолжалось 5 дней. Для улаживания конфликта приезжали боссы из Тамбова, а всё-таки мы выстояли и председателем месткома избрали другого.

-“Безумству храбрых поём мы песню”, - бросил Леонтьев, видимо пребывающий сегодня в приподнятом состоянии духа.

Потом вспоминали главных врачей. Терапевт Лебедева Нина Сергеевна презрительно скривилась: “Держатся главврачи от 3 до 5 лет, пока не набьют карман, а затем убираются восвояси. Один хуже другого. Откуда только их выискивают на нашу голову”.

Подъезжая к Новоюрьево, перешли к обсуждению семейного положения нового доктора. На конференции Иван Иванович сказал, что он приходил к нему с супругой, а Голикова заявила, что им представился холостым.

-Это необходимо выяснить. Для чего и едем-то, - задумчиво, но решительно произнесла Купцова.

До Новоюрьево всего 12 километров местного пути, то бишь, 3-4 месяца в году закрытого для пешего и конного, проходимого, не везде, вездеходами и колёсным транспортом. На вертолёте, разумеется, Новоюрьево доступного чаще, когда погода позволяет, жаль только, что он не стал ещё обычным средством связи.

На самой окраине села, возле дороги стоит на семи ветрах серокирпичное, вытянутое двухэтажное здание больницы, рядом с которым - перекошенный почерневший сарай, с притулившейся к нему копной сена.

Доктор Александр Александрович встретил важных районных гостей на пороге и повёл в свои апартаменты. Выглядит он лет на 40: скуластое лицо, морщинистый лоб, обширнейшие залысины, плавно переходящие в плешь, тщательно, но тщетно прикрытую длинными остатками светло-русых волос. Речь и движения слегка суетливы - ещё не освоил новую роль.

Не утерпев, ещё в коридоре, Купцова разрешила интригующую её загадку. “Александр Александрович, ваша жена не беременна? Оставите или как? Я - районный акушер-гинеколог,” - выпалила любопытная Ольга Петровна в ответ на: “Здравствуйте”.

-Что вы? Что вы? Она уже 5 лет со спиралью ходит, - полностью раскрылся вновь прибывший доктор.

Кабинет врача - угловая комната в два окна на первом этаже, заполненная простым столом, стеклянным, полупустым шкафом, кушеткой и несколькими стульями. Александр Александрович достал из ящиков письменного стола документацию - чрезвычайно солидная стопка бумаг - и районные специалисты ещё раз продемонстрировали ему способ их правильного заполнения.

Соседи доктора по этажу - кабинет физиотерапии, акушерско-гинекологическое отделение и поликлиника. Все врачебные должности, за неимением других специалистов, исполняет лично Александр Александрович. Второй этаж занимает стационар на 35 коек.

Напутствуя докторов перед выездом, Иван Иванович бесконечное число раз подчёркивал жизненную необходимость руководящей идеи борьбы за максимально высокий койко-день: “Вы ему внушите, что судить о его работе и результатах её будут именно за заполненность коек в его отделении и никак иначе. С этой мыслью он должен жить, просыпаться и засыпать, она ему должна сниться…” Местных больных в новоюрьевской больнице примерно половина, а иной раз и меньше. Остальные койки занимают безнадёжными и бесперспективными стариками и старухами, сплавленными сюда из староюрьевской црб – центральной районной больницы. Районные специалисты спихивали бы в Новоюрьево намного больше больных, позволь им проходимость дорог.

Слегка ошалев от цифирной премудрости, Александр Александрович скуксился и жалостно промямлил: “Я уже всё понял. Пойдёмте лучше посмотрим отделение”.

В коридорах и палатах негрязно. В дверных проёмах висят белые, накрахмаленные, подсинённые простыни. Но всё пропитанно, всё напоено таким мерзопакостейшим запахом, смрадом, в такой концентрации, что после первого вдоха смертельно хочешь унестись куда угодно прочь лишь бы не вкусить это амбре ещё раз.

-Чем же так воняет? Напоминает адскую смесь сверх концентрированного пота, выделяемого годами не мытых человеческих тел, смешанного с прокисшим, завонявшимся тестом, поставленным в биохимическую лабораторию, в которой разбили все пробирки с мочой и калом, - думал я.

В палатах рои бесчисленных легионов мух жужжащими ниагарскими водопадами ниспадающих сверху вниз, затем рвущихся вверх и опять вниз. А ведь кроме шума они ещё и ползают по коже, кусаются, твари.

Старухи ужасны. 57-летняя женщина без ног - отморозила на трудовом фронте в войну. Её исковерканное жиром и отёками тело, с огромным асцитическим животом, уродливой горой возвышается над кроватью. А вот и знакомое лицо - бабушка из гнойной хирургии, у которой после отморожения ног отпали все пальцы. В дальнем углу существо непонятного пола с лысой головой, торчащей из-под простыни…

Александр Александрович попросил Леонтьева съездить к спинальному больному, получившему травму ноги. Чтобы показать дорогу, вместе с нами в «рафик» села местная медсестра.

-Ну, как жизнь у вас, интересное дело? - лениво потянулся Леонтьев.

-Хорошего мало, - ответила полноватая женщина средних лет.

-Сколько у вас жителей? - спросил я.

-Около 2 тысяч. Только становится всё меньше и меньше: старики умирают, молодёжь уходит. А что молодым-то делать? Работа грязная и тяжёлая, пойти некуда, даже клуба нет, а в этом году почему-то даже баню закрыли.

Проехали мимо большой церкви.

-Несколько лет назад здесь устроили склад, - кивнула медсестра.

-Мужчине 34 года, 9 лет назад попал в аварию. Перебило ему позвоночник и с тех пор не ходит. Три дня назад он перебирался с кровати на коляску, упал и сломал ногу.

Большой деревянный дом. В сенях - иконы, в комнате - большой ковёр на весь пол, на тумбочках - цветной телевизор, магнитофон, “спидола”. Напротив серванта с хрусталём на диване полулежит на левом боку чуть располневший, с длинными, тёмными волосами, по внешнему виду совсем молодой человек. Безжизненные, тоненькие, отёкшие «валики» -ножки с раной на правой чуждой добавкой прицеплены к крупному телу своего хозяина. Вокруг снуют дети, женщины, мужчины. Я подумал, что девочка лет 12 - дочь пострадавшего.

Вадим Анатольевич посоветовал родственникам съездить за гипсовыми бинтами в Староюрьево, чтобы медсестра наложила лангету на дому. Написав записку старшей сестре ЦРБ с просьбой выдать гипсовые бинты, Леонтьев отдал её стройной брюнетке лет 28 - жене - и мы уехали.

Долго сидеть в Новоюрьево никто не хотел. Доктора выдали последние пожелания, рекомендации и советы Александру Александровичу и сели в «рафик». Окружённый серым, неприятным днём, суетливый доктор застыл на пороге, сложив руки и запрокинув лысую голову. Леонтьев посмотрел назад: “При желании из этой больницы можно сделать конфетку. Дали бы мне хирургическое отделение коек на 60, так я бы согласился жить в Новоюрьево. Единственное преимущество Староюрьево - клуб, в котором я уже не помню когда и был”.

После скверного ужина (никто не готовит) на сон грядущий добил дневник, составив сводные таблицы из средне потолочных цифр.

Ещё один день сдачи дневников - сегодняшнее утро - провален. Хорошо бы спихнуть их завтра. Вчерашнюю ночь Цыганов кропал свой опус до 4 часов утра, но успел лишь половину.

Выплыл слух, что студенты должны устроить прощальный банкет. Так, мол, здесь заведено. У нас на это мероприятие денег нет: только Бог и Цыганов знают, сколько потратили, а они - сельские доктора - кормят себя намного выше среднего уровня. Пусть они нам устраивают, тем более, что в начале сезона никакого банкета не было. В нашей комнате все против банкета. Зато Мусина суетится, предлагая менять билеты с 27 на 28 - не успевает дописать дневники, подготовить банке. Тем более, завтра она вместе со Спешкиной везёт в Мичуринск больного на консультацию.

-Не мельтеши, Люда, - успокоил я, - Не успеешь дописать дневник - оставайся, подъедешь к Новому Году.

-Идиот, - презрительно скривила Мусина тоненькие губки.

Спешкина тоже агитирует за банкет, считая, что так просто уехать неудобно.

Отношения с Вобловой сведены к “Здравствуй” - “До свидания”. Я очень рад. Я не врал. Я даже как-то спросил: “Устроят ли тебя такие отношения?” “А почему бы нет? Мы - молодые и здоровые”. “Молодые и здоровые” - вот и разошлись как в море корабли. Самое главное никаких претензий к партнёру.

В 9 часов вечера, когда я в номере 9 переписывал дневник Мусиной, подруги заявили, что идут купаться на речку.

Около 12 ночи, вырвав простых обывателей п.г.т. – посёлка городского типа из царства сновидений, где-то вдалеке раздался рёв, напомнивший: “Ура” и всё стихло. “Кажись мордобой”, - предположил я.

возврат к началу.