Встречи.
Главная страница

Дневник одной практики. Первая страница

-20-

13 июня. Пятница

Иногда, из-за отсутствия иной возможности, используется ненормативная лексика.

Опять облачность. Реденький, слабенький дождик робко прибивает сотворённую солнцем за жаркие дни пыль, которая впитывая влагу, медленно, но верно преобразуется в вечную грязь. «Всему своё время…»

Злая болезнь навсегда вырвала из физкультурных рядом Павла Викторовича Скороходова. Потеряв партнёра, невзирая на метеоусловия, я всё-таки побежал к ближайшему от гостиницы “банному пляжу”.

По пустынному брегу, задумчиво свесив голову, может быть в поисках потерянной крохотной вещички, бродил совершенно голый мужчина. Метрах в 50 от него в сапогах торчащих из-под плащ-палатке с накинутым на голову капюшоном, на маленьком стульчике застыл рыбак перед воткнутой в землю удочкой. Голый добрёл до воды, медленно вошёл в неё, тихо поплыл, не порождая ни кругов, ни шума. Последовав его примеру, я получил необычайное удовольствие.

Очень скверно возвращаться из тёплой, мокроватой серости улицы в холодно-скандальную атмосферу гостиницы, плодящую склоку за склокой. Из-за чего только не скандалят люди. Цыганов вкупе со Скороходовым крайне возмущены входящими без стука в нашу комнату дамами. Если честно, то мне подобная практика тоже удовольствия не доставляет, но я лишь спокойней на неё реагирую. Дошло до того, что Пётр начал запирать по утрам нашу дверь на ключ. Сегодня я минут 10 ждал, пока он проснётся, встанет и откроет дверь. Не поленился же закрыть после моего ухода.

-Наверное, ты боишься быть похищенным агентами ЦРУ? - раздражённо бросил я, в конце концов, допущенный на место моего проживания.

-Агентов я не боюсь, но я не хочу, чтобы всякие там Вобловы, Комаровы, особенно Мусины и Спешкины видели меня в интимном виде.

Слова “интимный вид”, брошенные сонным в неглиже Цыгановым настолько развеселили меня, что я тут же перестал злиться и, хохоча, рухнул на кровать.

Завтрак - великолепнейшее поле брани для всех бранных страстей. Ныне, в который раз вспыхнула с новой силой грызня по поводу грязной посуды. Неразрешимая для человеческого разума проблема кто, когда и как должен мыть тарелки, чашки, вилки вылилась в бурный поток взаимных оскорблений. Правда, и такие раскалённые до белого каления страсти чуть утихли, застыв в решении, мудрости которого позавидовал бы сам покойный Соломон: каждый моет свою тарелку сам. Конечно, предложить подобное смогла лишь регулярно изучающая святые книги Светлана Дмитриевна Спешкина.

Если кто-то мечтал, что на этом, хотя бы сегодня утром всё закончится, то не тут-то было. Последние дни Цыганов со Скороходовым часто и резко, по поводу и без всякого повода высказывают сильнейшее недовольство кулинарными достижениями наших “поварих”. «Каши, да разве это каши, в лучшем случае они всегда недоваренны или переварены, блины - старая резина по сравнению с ними - просто деликатес, суп - хуже не придумаешь - ни одна местная свинья, сдыхающая с голоду, к подобной бурде не прикоснётся» и так далее, и тому подобное...

Естественно, что такие заявления большого удовольствия нашим кормилицам не доставляют; они просто бесятся, особенно выходит из себя Мусина.

В надежде взять реванш за поражение с грязной посудой, Цыганов в который уж раз открыл тему о вкусной и здоровой пище. Я понял, что назревающий взрыв по мощности приблизится к атомному.

Как-то, в один из перекуров на хирургии, Воблова заметила: “С вашей стороны нет элементарного внимания. Достаточно ведь фразы: “Девочки, чем вам помочь?” и наши сердца растают как масло под экваториальным солнцем. От бурного счастья мы скажем: “Что вы, что вы, ребята, отдыхайте милые, тут и делать-то нечего”. А вы что, мужики, тоже мне. Втроём захватываете стол - экие три богатыря, хоть картину пиши; больше уже никому нет места. Неужели так трудно додуматься оттаскивать на время еды стол от окна на середину комнаты, чтобы всем хватило места, все сели бы по-человечески. А потом для здоровых трёх мужиков поставить его назад - секунда. Иначе вы, чудо-богатыри, восседаете, а мы крутимся вокруг вас как шавки бесхозные, пока богатыри наши пиршествуют”.

Я вспомнил страстный монолог Вобловой и решил предотвратить ураган, исправив ошибку Цыганова истинно джентельменским предложением, тем более, что все, кроме Раисы, решат, будто бы додумался до этого я сам: “Давайте оттащим стол на середину, - прервал я бурчание Цыганова, - Хоть чай все вместе попьём, сядем по-человечески…”

Наверное, поздно или совсем не к месту проявил я своё джентльменство по подсказке. Вместо бури радости, восторгов, признательности Мусина заорала: “Совсем ты свихнулся”. Спешкина немедленно поддержала подругу: “Нет, он совсем обалдел. Мы и так каждый день опаздываем, ничего не успеваем, так ещё стол будет целыми днями торчать посередине комнаты, чтобы всё время на него натыкаться. Вас ведь потом не упросишь на сантиметр его сдвинуть”.

-Мы сразу же после еды будем ставить его на место, - попробовал я робко защититься, но ни в чьих глазах не встретил ни поддержки, ни сочувствия.

-Сиди уж, - рявкнула Комарова.

-Ишь, придумал, - прогнусавила Мусина.

Даже Воблова наградила меня не улыбкой счастья и гордости - всё-таки попытался воплотить в жизнь её мечту, а презрительно покачав головой, покрутила указательным пальцем у правого виска.

Торопясь на конференцию, я думал, что в Староюрьево с джентльменством пора завязывать.

Планёрку Иван Иванович открыл резким и крикливым наскоком на Петрову: “Как вы посмели, какое имели право вести студентов…»

-Малолетних, - пробурчал я.

-…на 30 км от Староюрьева?”

Хотя Вера Петрова - наша ровесница, а Комарова даже старше её, но главный врач кричал: “А если бы что-нибудь случилось, вы бы под суд пошли, потому что я своего разрешения на подобный выезд не давал”. Иван Иванович орал, Петрова молча краснела, остальные доктора дремали.

Дежурный врач доложил: «В гнойной хирургии была пьянка. Одного из дебоширов по фамилии Негодяев…

-Бог шельму метит, - бросил кто-то.

-… несколько раз связывали, но в 5 часов утра он сам развязался и убежал в неизвестном направлении. Безногий Пустынников опять напился и хотел повеситься на спинке кровати…

-Хватит церемониться с ним, - прервал Иван Иванович дежурного доктора, - Третий раз он напивается и хочет повеситься. Пусть нажирается и вешается дома - нам это совершенно ни к чему. В больнице должен быть порядок, а не скотный двор, где каждый может делать всё, что он захочет. Вадим Анатольевич, - всем корпусом повернулся главврач к Леонтьеву, - Вы мне лично доложите о принятых мерах. Хватит либеральничать, хватит. Пьяницы нам уже на голову сели. Продолжайте.

-Третий гуляка - Анискин - поступил только 8 июня с гноящейся раной руки…

-Всех пьяниц выписать с белым больничным листом, - поставил точку над “i” главный врач.

Сразу после конференции по распоряжению Вадима Анатольевича я сел оформлять выписные эпикризы на нарушителей больничного режима.

Здоровенный, высокий, топорно сделанный мужик Анискин в полном смысле этого слова приполз в ординаторскую на полусогнутых: «Умоляю вас, доктор, не выписывайте, я больше не буду…» - белугой ревел мужчина лет 35.

-Интересное дело, ты пьёшь, нарушаешь режим и хочешь, чтобы я тебя не выписал?

-Жена у меня не работает, на декрете сидит, а кроме малютки, ещё двое, кормить надо, - причитал он, размазывая по грязным щёкам слезы вперемешку с обильными выделениями из носа.

-Думать надо было, думать.

-Бес попутал, - продолжал рыдать, изредка икая, Анискин, - Затмение нашло, истинный Бог, затмение. Малюток пожалейте.

-Малюток! Как нажираться, так о малютках забыл. Поздно ты о них вспомнил.

-Век не забуду. Детишек не погубите, о них только забочусь. Не дайте погибнуть несмышлёнышам, не виноваты они, не виноваты.

-А, ладно, чёрт с тобой. Сопли вытри, герой. В отделении я тебя всё равно не оставлю, но если Голиков не будет возражать, то я дам тебе бюллетень и будешь ходить на перевязки.

Счастью Анискина не было конца.

Его убежавший сотоварищ по веселью держал себя абсолютно спокойно, даже надменно. Слегка улыбаясь, он молча взял белый больничный лист и, не проронив ни звука, ушёл всё с той же улыбочкой.

Пустинников лежал возбуждённый, бледный как мел, со слезами на глазах: “Вывезите меня отсюда. Не могу я больше здесь, не могу”.

-Ну, ладно, ладно, - примирительно проговорил Леонтьев, - Я ведь обещал тебе, как только будет машина, так сразу же отвезём.

-Поскорее! Сил моих больше нет!

-Жалко мужика. Что мы можем сделать? А на его месте… Кто знает? – покачал головой Вадим Анатольевич в ординаторской.

Леонтьев решил устроить “прожарку” отделения, то есть, всё мыть, чистить, стирать, травить тараканов и потому старается всех выписать, а госпитализирует только в случае крайней необходимости. Больных всё меньше и меньше - работы соответственно тоже.

Мы заняли скрипучий диванчик. На этот раз Воблова поведала мне грустную историю доктора Петровой: “Верочка - дочь кадрового военного, родилась в Германии, а затем объехала с родителями полстраны…

-Чёрт подери, она знает всё, и обо всех, - подумал я.

-Последние годы её отец служит в Смоленске. Она закончила там школу и год назад стоматологическое отделение мединститута. В аспирантуру не попала - не хватило блата, простым врачом в Смоленске работать не захотела. Но самое главное, надоело жить с родителями: до 22 лет всё девочкой её считают. Взяла и уехала в тамбовскую интернатуру. Туда в то же самое время был распределён и лично известный тебе Картуз Мамедович. Таковы зигзаги судьбы, друг мой, которые свели молодых людей на одном этаже общежития со всеми вытекающими отсюда последствиями. После интернатуры юных докторов, по их просьбе, распределили в Староюрьево. Вера одновременно боится Картуза и тянется к нему. Её родители категорически против Картуза, они не хотят о нём слышать. Но вопреки настрою родителей Верочка твёрдо решила связать свою жизнь…

-Связать жизнь - это правильно сказано, - подумал я.

-…с Катрузом, тем более, что одна несостоявшаяся беременность уже их объединяет…

-Несостоявшиеся беременности скорее разъединяют, - пробормотал я.

-Чего? Чего?

-Я весь внимание.

-В настоящее время жених и невеста занимают квартиру уехавших на специализацию в Москву стоматологов. Это - трагический союз. Сегодня вечером мы идём к ним в гости, - подвела итог Воблова.

Через дорогу от больницы в одном из двухэтажных домов, в квартире на первом этаже временно обитают Муртуз и Вера. Три небольшие комнаты, кухня, везде множество встроенных шкафов, современная мебель, книжный шкаф с подписной и макулатурной литературой, на полу и на стенах богатые ковры - неплохо живут сельские стоматологи. Если не выглядывать в окно и не искать туалет в квартире, то можно забыть, что пребываешь в П.Г.Т. – посёлке городского типа.

Молодой картофель, лук, укроп с грядки, традиционное “Ркацетели” - чем не шикарный ужин для бедных студентов. Тело хозяина дежурило в больнице, а дух витал и царил за столом, нескончаемым, непрерывным потоком выплёскиваясь с языка хозяйки - “все о тебе”. Из страстной речи хозяйки мы узнали, что: “Только два демона терзают Муртуза, а именно: медицина и спорт”.

-На счёт спорта, может быть, не знаю, но медицина - это уж слишком. Кто кого терзает? - подумал я.

-Вы себе даже представить не можете его работоспособности, это какой-то живой мотор. Свою профессиональную страсть он интенсивно питает двумя дюжинами медицинских журналов вместе с огромным количеством выходящих медицинских книг…

-Журналы вкупе с книгами, чтобы так-то «профессионально» в кавычках и с больными…, не в коня корм,- подумал я.

-Газеты “Советский спорт” и “Футбол-хоккей” зачитываются до дыр. Всех футболистов высшей лиги он знает по имени, фамилии и с подробностями биографии…

-Не приведи Господь попасть в лапы такого эскулапа, - подумал я.

Знаток медицины и футбола явился в 9 часов, приветствовал гостей незаметным кивком, молча выпил несколько рюмок, закусил, поставил могучие руки локтями на стол и, повесив над тарелкой с остатками картошки чёрную голову с плотно сжатыми губами и прищуренными глазами, упёр взгляд в пищевые отходы. Почти полтора часа он медитировал над объедками, не обращая на окружающих ни малейшего внимания, затем оторвал застывший лик от грязной посуды, встал и молча ушёл.

-В больницу, - пояснила Вера, услышав хлопок входной двери.

Все облегчённо вздохнули, расслабились и начали танцевать под пластинки, чаще всего заводя мелодию сезона “Чао, бамбино, сорри”.

В гостиницу шли сквозь чёрный, без единой светлой точки мрак скверика, напевая полюбившиеся мелодии. “Салют, мужикам в серебрянке,” - приветствовали дамы памятник вождю Ильичу, а перед гостиницей они вспомнили миниатюру: “Отлично, Григорий”. “Нормально, Константин”.

Несмотря на далеко не ранний час и приличное окосение барышни с огромной радостью набросились на поставленное Цыгановым “Ркацетели” - он обмывал первый, сделанный им самим аборт. Все последние дни Пётр после работы помогал Купцовой, а сегодня она даже доверила ему сделать всё самому, естественно, под её чутким руководством.

Цыганов хлестал вино, смакуя подробности произведённой процедуры. Дамы молча пили и слушали: им-то эта операция знакома не в теории. Мне стало жутко скучно, я решительно встал, сказал: “Всей честной компании мой поклон”, и вышел, уже в дверях поймав крайнее удивление на лице Вобловой.

В предвкушении сладкой неги засыпания, я расслабил члены на кровати, но без стука распахнулась дверь: “Костровский, неужели ты меня так резко бросил?” - заплетаясь языком, руками, ногами воскликнула Раиса. Пришлось перебазироваться на коридорный диван: к сожалению, в холле больше никто не ночует.

Такой пьяной Воблову я ещё не видел. “Как свинья нажралась, - подумал я, собираясь сказать, - А не пора ли нам пора,”, - но неожиданно Раиса заговорила, приоткрыв завесу тайны над подробностями своей биографии, чего раньше она себе никогда не позволяла.

-Друг мой, был ли ты когда-нибудь влюблён? Ответь только правду?

Я вспомнил мало приличный анекдот о поручике Ржевском: “Поручик: «Что-с?» «Любили-с?» «Ёбси-с». «Ну, а платоническая любовь у вас была?» «Это как-с? Рачком-с?» – и ответил, - Очень, что может быть”.

-Значит, нет. А жаль, очень жаль. А я влюблялась и очень серьёзно. Саша - моя первая настоящая любовь. Школьная любовь. Первая любовь. Она ведь не забывается. Но тебе этого не понять. Ты не любил. Был он самым красивым мальчиком нашего класса, в него были влюблены почти все наши девочки. Я знаю, что никогда особой красотой не отличалась, но я его очень захотела. Ты ещё не заметил, что если я чего-то очень хочу, то обязательно добиваюсь. Первый раз в жизни я захотела мужчину, и он должен был быть мой. Для всех наша любовь казалась странной, загадкой что ли: в классе было несколько очень красивых девочек, которым Саша нравился. Но я знала, чего хочу. Наши отношения становились все серьёзнее и через год после окончания школы мы пошли в Грибоедовский Дворец бракосочетаний. Хорошее было время. Весна. “Как молоды мы были…” После школы я провалила в мед и потому пошла в училище. Саша после школы поступил в военное училище и через год собирался в летний лагерь…. Нет, я обязана закурить. Пусть у нас и не получилось, но сейчас я вспоминаю и вдруг снова что-то нахлынуло… А теперь курить…

Она осуществила желаемое, с наслаждением вдыхала и выдыхала дым, кайфуя, прикрывала глаза: “Жалко, что ты никого не любил…”

-Я постараюсь исправиться.

-Не уверена, друг мой, не уверена… Короче, Саша уехал, наши родители начали собирать деньги на предстоящее торжество, так как мы решили отгрохать нечто грандиозное, чтобы запомнилось на всю оставшуюся жизнь. Пока же Саша тянул, как он писал в своих письмах: “тяжёлую лямку службы”. Он писал мне каждый день. Я зубрила - готовилась к самому трудному экзамену той сессии. Внезапно к нам в гости пришла старшая сестра Саши - Валя. Было ей тогда лет 28 - весёлая, энергичная молодая женщина и была у неё двухкомнатная квартира в Москве.

-А где ты жила?

-В Опалихе. Ну, вот, угощаю я, значит, мою будущую родственницу чаем с пирогами и между прочим, как бы без всякой задней мысли говорю: “Я трачу очень много времени на поездки в город для подготовки к экзамену”. “Так переезжай немедленно ко мне”, - тут же предложила Валя. С того вечера мы зажили вместе. Я сдала сессию, но как-то само собой получилось, что продолжала жительствовать у Вали. Делать было нечего, и скуки ради я захаживала к ней на работу. Она работала инженером в одном из министерств на Калининском проспекте. Я познакомилась со всеми Валиными сотрудниками. В одной комнате с ней сидел высокий человек лет 30 (потом я узнала, что ему - 35). Я подумала: “Как должно быть Вале приятно каждый день видеть такого симпатичного мужчину”.

-Ты же состояла в невестах самого красивого мальчика класса?

-Не перебивай меня, пожалуйста, друг мой, а то мысль теряется и потом трудно её найти. Так что с того момента я зачастила на работу к Вале и старалась всеми правдами и неправдами остаться один на один с этим приглянувшимся мне мужчиной. Звали его Василий Петрович. Однажды, как бы случайно, по дороге вроде бы, он проводил меня домой, и затем мы начали встречаться по несколько раз в день.

-А в это время Саша тянул солдатскую лямку…

Раиса не обратила внимания на мою реплику: “21 июля того года я запомню навсегда. Разбудил меня дождь, но вскоре всё стихло, тучи исчезли и по комнате запрыгали солнечные зайчики. За завтраком Валя спросила: ““Ты придёшь сегодня ко мне?”. “Не знаю”, - ответила я и решила именно сегодня встретиться с Василием вне стен министерства. “Только учти, - сказала Валя, - В 12 часов я уезжаю и буду дома очень поздно”.

Этого-то мне и хотелось. Я осталась дома одна. Как сейчас помню - за окном жаркий летний день. По телевизору показывают “Белое солнце пустыни”.

-“Ваше благородие, Госпожа Удача
К одному вы добрая, а к другим иначе”, - пропел я.

-Тахикардия у меня развилась под 200, каждый удар бил в голову как молотком, руки дрожали, но в 11 часов я позвонила Василию. Трубку сняла Валя. Я обомлела, нажала на рычаг, но тут же набрала номер ещё раз. «Вас слушают», - сказал Василий.

-Доброе утро, - прошептала я, а затем просипела, - Здравствуйте. Это - я, - еле слышно и замирая выдохнула я.

-Очень рад вас слышать, - ровным и невозмутимо-казённым голосом промолвил Василий, - Интересующий вас документ уже почти готов. Осталось только несколько чисто технических исправлений. Я завершу всё в ближайшие дни.

-Умён твой друг, - ввернул я, про себя добавив, - Как сто чертей. Но и ты хороша, мать твою…

-А я сегодня одна дома, - выпалила я и задохнулась, как будто бы пробежала дистанцию, от которой зависела вся моя будущая жизнь.

-Хорошо. Вас понял. Если это так, то ситуация меняется. Скоро буду, и мы обсудим все возникшие проблемы, - всё тем же сухим, канцелярским тоном произнёс Василий и через 30 минут стоял на пороге квартиры Вали… Ты ведь холоден. Извини, ты хочешь только трахаться, а женщины в мужчинах любят… любовника, что ли, обхождение, чувство, горение, полёт, романтику… Физическое - это производное…

-И всё это имеет отношение к сношению невесты с замужним, взрослым мужиком? - хмыкнул я.

-Это имеет отношение ко всему, к жизни, к любви, к отношениям мужчины и женщины, к искусству, которое только и имеет смысл, когда воспевает эти отношения… Одним словом, произошло то, что происходит раньше или позже со всеми, или с абсолютным большинством молодых женщин. В самом акте любви Василий оказался таким же мастер высокого класса, как и в обхождении. Всё было на самом высоком уровне, как нам читают лекции профессора в институте. Я ни о чём не жалею, хотя...

-К чему относится это “хотя”? - пробормотал я.

-Василий очень удивился, когда выяснил, что я - девственница…

-Состояние почти невероятное у чужой невесты, - бросил я.

-Я представлялась ему скользкой и хитрой.

-А на самом деле? - прошептал я.

-Потом мы стали встречаться каждый вечер. Я приходила домой к Вале всё позже и позже и думала, под каким бы предлогом оставить её. Приходилось врать. Сначала я говорила, что устроилась работать. Потом надоело - перестала придумывать оправдания, стала нагло делать вид, что так всё и должно быть. Однажды, когда я появилась после двух ночи и надеялась, что Валя уже спит, меня встретил вопрос: “Раиса, ты встречаешься с Василием?” Я поняла, что врать бесполезно, да и не хотелось, потому и кивнула: “Да”. До сих пор помню, как Валя побледнела, встала со стула и сказала: “Я, к моему глубочайшему сожалению, очень хорошо знаю Василия. Я очень хорошо знаю, что такое встречи с ним. Значит, ты неверна Саше. Я всё расскажу маме”. Это меня уж совсем удивило и рассмешило даже. Я ей так и сказал: “При чём здесь мама? Мы сами как-нибудь разберёмся, не маленькие”.

-Пойди, пойми женщин: променяла молодого и красивого парня на пожилого, женатого мужика, - пробормотал я.

-Опять, друг мой, ты со своим, ты не понимаешь главного в жизни…

-Где уж нам, дуракам, квас пить.

-Утром я забрала вещи и уехала домой. Я думала, что всё кончилось и тут неожиданно, недели через две, к нам пришла мать Саши и попросила меня съездить к нему. Что делать? Я поняла, что Валя ей ещё ничего не рассказала. Странно, но отрезать так сходу я не смогла и потому ответила: “Конечно”. Нагрузили меня как ишака. С полными сумками гостинцев от будущей свекрови я поехала к Саше в Калининскую область.

-Скорее от не состоявшейся свекрови, - пробурчал я, неожиданно почувствовав, возбуждение, тревогу, нарастающую тоску в груди. Чего это вдруг? - не как не мог понятья.

-Саша безумно обрадовался, смеялся, кричал, прыгал как маленький мальчик. Мне не оставалось ничего другого, как в благодарность первый раз в жизни ему отдаться. К счастью у меня в тот день началась менструация, которую Саша по наивности и неопытности принял за разрыв девственной плевы. Счастью его не было ни конца, ни предела; все вы мужчины хотите иметь невесту девственницей.

-И не только невесту, - подумал я, продолжая недоумевать, - Что на меня так действует? Не моя же она невеста, чёрт подери.

Раиса опять закурила: “В Москве я продолжала каждый день встречаться с Василием. Саше писала всё реже и реже, а затем, устала от притворства и совсем перестала. Я всё надеялась, что всю работу вместо меня сделает Валя. Но внезапно Саша приехал без предупреждения и прямо ко мне. Валя почему-то продолжала молчать. Я даже разозлилась на неё за это. Но выложить всё в тот же день я опять не смогла: “Нельзя ведь так сразу убить парня”, - но неожиданно остро почувствовала, что Саша мне почти отвратителен. Его нежности настолько выводили меня из себя, что находившаяся тогда у нас двоюродная сестра не выдержала и шепнула мне: “Рая, как тебе не стыдно так с ним разговаривать. Это уже сейчас и при нас. Что же будет потом? 3ачем ты издеваешься над парнем?” Я не придумала ничего другого как сказать ей: “Не твоё дело”. А Саша старался делать вид, что ничего не замечает, шутил, угождал, суетился. Меня это тоже очень раздражало: “Он, наверное, думает: “Все прекрасно. Разве могло что-нибудь измениться? Разве не лежит наше заявление во Дворце Бракосочетаний? Разве так бывает?” Меня же это раздражало ещё больше. И этот дурак остался ночевать у меня. На следующий день Василий пригласил Сашу и меня к себе в гости и познакомил со своей женой - Еленой Сергеевной и 11-летней дочкой Катенькой. Елена Сергеевна мне очень понравилась: приятная, толковая женщина, инженер, руководитель группы в кб.

-Иезуит или садист какой-то. Просто негодяй, - промелькнула у меня мысль.

-Вечер выдался на удивление весёлый.

-Обманутая жена, жених с рогами веселятся со счастливыми любовниками: невестой и мужем…

-Я здорово выпила, и Саша смог затащить меня к себе, хотя я и очень не хотела. С первого мгновения я поняла, что кроме Саши все в его семье всё знают и потому его мать зыркнула на меня и как окатила из ушата: “Что же это ты, столько времени родных не видел, и не домой поехал, а попёрся чёрт знает куда?” Хотя я и поняла, что Валя уже всё рассказала, но почему-то захотела окончательно в этом убедиться. Для этого я улучила момент и шепнула Вале: “Ты рассказала матери?” “Да” - ответила она. “Спасибо, этим ты мне здорово облегчила задачу” - сказала я и успокоилась. Было поздно, и поэтому я побоялась идти домой. Последний год нас укладывали в одной комнате с Сашей. Как говорила его мама: “Пусть дети привыкают”. Тогда же она спросила: “Саша, тебе постелить сейчас или ты сначала проводишь Раю?” Он удивился: “Что случилось, мама? Мы спим в моей комнате”. Она промолчала, но постелила нам в разных концах квартиры. Утром я встала раньше всех и, ни с кем не простившись, уехала. Через 2 дня я получила от Саши письмо из одного слова: “Правда?” Мой ответ был ещё короче: “Да”. С тех пор мы больше не встречались.

-«Если к другому ушла невеста, то неизвестно кому повезло», - вспомнил я старую песенку.

-Зато наш роман с Василием набрал полную силу, стал фактическим браком. Разумеется, что Елена Сергеевна обо всём узнала, но и эту измену мужа восприняла очень спокойно…

-Ты заглядывала ей в душу?

-Зачем? Привычка после стольких лет жизни. Она не желает выносить мусор из избы, и потому делает вид, что ничего не происходит, Она ничего не знает и знать не хочет. Елена Сергеевна щадит здоровье, а может быть и жизнь своих родителей; они воспитаны в старых традициях незыблемости семьи и не способны воспринять возможность её распада. Отец Елены Сергеевны какой-то генерал старой закваски с дворянскими корнями, до революции закончил кадетский корпус. Я видела его как-то - очень симпатичный старикан. И, кроме того, Елена Сергеевна думает, что дочке нужен отец намного больше, чем ей нормальный муж; в конце концов, ведь не пьяница же Василий, не преступник. Всё это и заставляет её соблюдать внешнюю благопристойность. Изредка она даже принимает меня дома. Так-то, друг мой. Жена Василия - редчайший тип женщин, совсем вымерший в наше время, которым здоровье родителей и воспитание дочери намного важнее измены мужа.

-А может она ему изменяет в отместку? Наставить блудливому мужу рога? Чем плохо?

-Интересная мысль, но абсолютно невозможная, потому что Василий этого не потерпит, и, во-вторых, она - совершенно фригидная женщина.

-Он тебе и это рассказал. Позы тоже, небось, обсуждали.

-Кроме того, у него с женой джентельменское соглашение, оно устраивает их обоих. Василий тоже не хочет развода, он боится, что развод может помешать его карьере, развод лишит его удобств, которые предоставляет положение зятя генерала. Вот, таким образом, каждый год около трёх месяцев мы проводим вместе: мы вместе отдыхаем, а затем месяца два снимаем квартиру в Москве.

-А как Елена Сергеевна?

-Она вынуждена объяснять дочери длительные отсутствия отца командировками. Остальное время Василий только ночует в квартире жены и везде водит и возит меня с собой. С ним я начала пить и курить; до его школы я не знала вкуса табака и водки.

-Способная ученица…

-Василий любит говорить, что имел очень много женщин, но впервые полюбил только сейчас, в 40 лет. Больше всего на свете он жаждет увидеть меня врачом. Он всё время мне говорит и пишет во всех своих письмах: “Я мечтаю о том времени, когда у тебя будет диплом врача. Я сам поглажу тебе халат и буду твоим первым пациентом”.

-Ещё бы, в том письме он выставил себе столько диагнозов, что врагу не пожелаешь.

Раиса помолчала, потом обернулась ко мне: “Вначале я была готова, не задумываясь, отдать за него сердце”.

-Ой ли, - подумал я и, будучи уверенным в ответе, спросил, - А сейчас?

-Сейчас тоже, но… не с такой радостью, чуть медленнее побегу…

-Может быть, даже в другую сторону… Да, нет, точно в другую сторону и очень быстро, - с тревогой и раздражением подумал я.

-Конечно, всё кончается, всё проходит. Мои чувства, как бы это сказать, притупились…

-Годы мчатся, а положение самое неопределённое, - подумал я и спросил, - А ты-то изменяла?

-Честно? У нас сегодня всё начистоту как на духу. За последние три года кроме тебя у меня было ещё два зигзага. Один - врач из боткинской больницы. Он, правда, заплатил за несколько интимных встреч разбитым носом, в окружении синяков под глазами. После этого инцидента мы заключили соглашение: если у одного из нас возникают интересы на стороне, то другой совершено спокойно уходит. Василий всегда говорит, что для него этот вариант полностью исключён.

-Ну, уж это совсем фантастика, почище Бредбери, - подумал я.

-Поэтому если у меня кто-то появится, то Василий беззвучно исчезнет. У него есть только одна последняя просьба…

-Такая прямо последняя…

-Да, представь себе, друг мой… Я должна буду познакомить моего избранника с Василием, - она посмотрела на меня, - Просто познакомить, чтобы он смог оценить этого человека. Естественно, я могу не посчитаться с самым плохим мнением Василия и уйти…, но всё равно, потом, если мне станет плохо, то мне достаточно лишь позвонить и Василий немедленно прилетит... Пока же он умоляет меня только об одном - окончить институт: Василий знает, что два таких дела я не потяну. Если у меня начинается увлечение, то это всё, - Раиса развалилась на диване и смерила меня пристальным взглядом.

-Когда ты познакомилась с Комаровой?

-В институте. Она уже довольно пожилая девушка. Она успела до меда закончить медучилище, 5 лет проработала медсестрой, Два раза выходила замуж, Родила сына и вступила в партию…. Василий мою Лизочку органически не переваривает, Называет её: “Эта блядь”. По его мнению, она ляжет под первого встречного. Он прилагает все усилия, чтобы отвадить меня от моей лучшей подруги. Но это невозможно - Лизочка меня понимает как никто другой... Ты бы видел, как Василий возмутился, когда увидел, что второй раз в Москве Лизочку провожал любовник.

-А в Староюрьево встречал другой, - подумал я.

-Хорошо жить не запретишь, а плохо не заставишь - это девиз моей Лизочки. Наверное, поэтому, насколько Василий любит гулять со мной настолько он не любит, когда я занимаюсь этим с другими; может быть - это одна из основных причин его неприязни к Лизочке.

Раиса замолчала.

-Интересно, что было бы, если бы ты не переехала к Вале?

-Друг мой, как было, так и было, чего гадать. Всё так и должно было быть. Я ни о чём не жалею.

-Что же ты собираешься делать дальше?

-Рожу ребёнка.

-В таком случае тебе не стоит больше делать абортов, даже у Цыганова: у тебя ведь уже было несколько.

-Больше, наверное. Думаешь, без тебя не знаю.

-Ну, это - твоё дело. Кстати, а как он относится к перспективе заиметь внебрачное дитя?

-А при чём здесь он? Он уже старый и больной человек. Я от тебя заимею ребёнка.

-Ну, ты это брось, я тебе согласия не даю, да и для тебя ничего хорошего не выйдет. Мы - свободные, независимые личности, просто приятно проводим время, иногда встречаемся…

-Как знать, как знать, друг мой, - перебила меня Раиса и потянулась, - Кстати, уже полчетвёртого, смотри, светает.

Я увидел, что она совсем протрезвела.

-Интересно, зачем она мне всё это рассказал? Ещё интереснее, почему это на меня так подействовало, как будто бы именно со мной случилось нечто жутко отвратительное?

возврат к началу.