Встречи.
Главная страница


Дневник одной практики. Первая страница


Дневник одной
практики

-18-

11 июня. Среда.

Иногда, из-за отсутствия иной возможности, используется ненормативная лексика.

На утренней конференции Иван Иванович опять буйствовал: «Врачи отделений не сдают истории болезней. Вы не хотите работать. Это не работа – это сплошной…, - главврач внезапно застыл, подыскивая подходящее слово, а я вспомнил: «И вся история моя – история болезни» …

-Но не надейтесь, что вам это пройдёт на этот раз с рук, - опять заверещал начальник, - Это ваш главный оправдательный документ на суде, который будет с каждым из нас, из вас…

-Может, он имеет в виду «Страшный суд»? – подумал я, прочитав пустоту отсутствия в глазах подавляющего большинства присутствующих…

-… из всех. Отношение к истории болезни – это главное отношение, давшего клятву Гиппократа…

-Апатия - отношение мужчины к сношению после сношения, - опять вспомнил я не по теме.

-… имейте в виду, - опять на полуслове остановился Иван Иванович, - Истории болезней вы обязаны все сдавать и сдавать вовремя. В четверг и в пятницу вся больница, кроме минимально необходимого состава, выезжает на прополку свёклы в закреплённый за ЦРБ совхоз Мезенецкий. Для студентов сообщаю, что расположен он в 30 км от Староюрьево. В этом году на больницу выделили немного - всего-навсего 3 га. Отъезд намечен на 5 часов утра. Опоздавшие будут рассматриваться как злостные прогульщики со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ждать никого не будут и уедут ровно в 5-00. Вопросы есть? Вопросов нет. Все за работу и подумайте, как следует как себя дальше вести…

Наконец-то Истомина перевели в терапевтическое отделение. После этого знаменательного события мой трудовой день незаметно проскочил в перевязках.


Отобедав, Цыганов уговорил меня пойти не со всеми на “банный пляж”, а с ним на “мотоциклетный”: там тишина, покой и чуть чище речка. Пётр развалился на колючей траве и, расслабив члены, закрыл узенькие глазки. Я поплыл к мосту. Как приятно скользить одному в ласковой, тёплой, мягкой, грязноватой воде, оставляя в прошлом дорожку пузырей, сначала узкую, а затем растягиваемую неведомыми силами к загаженным берегам. Встречные упругие стебли кувшинок, обвивая и запутывая ноги, притягивают, приглашают к себе навсегда. Но я туда не спешу, резких движений не делаю, пытаюсь скользить плавно, распластавшись на нежной поверхности, и любуюсь безмолвной игрой бликов, устроивших сцену на коричневатой желтизне высокого берега. На обратном пути меня встречают, приветливо лопаясь, не успевшие уйти от судьбы, порождённые мною же пузыри. Издалека видна неподвижность грузной, белой, могучей туши Цыганова, его нависающий гигантский фартук живота, с выбивающейся из-под него узенькой полоской от необъятных красных плавок.

Не успел я выйти на берег, как увидел бегущую к нам толпу.

-Кого это ещё черт несёт? - мелькнула мысль, но вскоре я разглядел ораву ребят лет 13-16 во главе с высоким, мускулистым предводителем - Виктором Славиным, с которым несколько дней назад нас познакомил стоматолог Александр Петрович Корин.

Виктору 23 года. Он отслужил армию, много тренировался, получил кандидата в мастера спорта по бегу, мечтал о большом спорте пока автокатастрофа, навсегда оставив молодого человека с серьёзной травмой колена, не перечеркнула все его спортивные надежды. Окончив физкультурный техникум, Славин получает зарплату за исполнение роли исполкомовского деятеля, заведующего всем спортом в масштабе района. “Формально в мои обязанности входит одна только возня с бумажками, но макулатуру эту я не люблю, просто осознаю - работа есть работа и за неё мне дают бабки, хотя и мало. Кайфую же я только от работы с подростками , Люблю тренировать детей. Летом мы бегаем, плаваем, играем в футбол, волейбол, ходим в походы, а зимой - лыжи, коньки, хоккей. Я организую спортзалы, поля для соревнований, инвентарь. Одним словом, хватает дел, кручусь как белка в колесе, но я доволен, я надеюсь сделать хотя бы из нескольких ребят больших спортсменов, а из остальных - просто хороших людей, то есть физически здоровых, психически стойких и, самое главное, - не пьяниц. Со всеми не выйдет, но хотя бы из части людей сделаю, а то знаете какие здесь нравы? Дичайшие пьянки, драки, пустейшее убийство времени”.

-А не скучно здесь зимой? В Москву не тянет? - спросил я.

-Нет, в большом городе жить не хочу. Я навсегда воротился на Родину. Сначала было трудно. Приходилось часто драться, пришлось кое-кого отпиздить, не без этого. За удары ногами меня даже прозвали “каратист”, хотя каратэ я не знаю. Сейчас стало намного легче: я и сам завоевал положение, а кроме того, воротился из Москвы мой друг детства Володя - 10 лет провели за одной партой. Володю турнули за пьянку и двойки из МАИ. Он и в Староюрьево хлещет водяру по-чёрному, но всё равно знаменит как король - пока что его здесь все боятся, потому что дерётся он отчаянно, как лютый зверь. Уж если Володя заведётся, то остановить его невозможно.

Вернувшись, я пошёл в 9 комнату, где сел на стул между столом и кроватью Комаровой. Ещё утром я заметил её плохое настроение. К вечеру оно стало ещё хуже. Лиза сидела на своей кровати сумрачно-кислая, пасмурная, постаревшая.

-Вот так ошибаешься в людях. За что ты меня так? Ну, я понимаю, сплетничать - это свойство женщин, но когда мужчина…

Один раз в институте Лиза уже разыграла меня подобным образом. Она подсела ко мне с таким же выражением лица и заговорила проникновенно обличающим, тихим голоском: “За что ты меня так не любишь? Почему разболтал всем то, что я сказала только тебе одному?” Я совершенно не мог понять, в чём дело, мучительно вспоминал, ничего не припоминалось, искал свою вину, принимая всё за чистую монету. Насладившись моей растерянностью, Комарова смилостивилась: “Это всё шутка”.

Поэтому и сегодня я подумал, что Лиза повторяется, хотел сказать: “Брось подкалывать. Два раза на одного червяка я не попадаюсь”, но вдруг уловил в тоне, лице Комаровой, гримасах, которые мне корчила Раиса, что этот дым идёт от какого-то действительного огня. Но от какого только? Чувствуя себя неуютно, я отвечал, пытаясь строить спокойное, невозмутимо лицо, но всё выходило криво и фальшиво: “Драгоценнейшая Лизавета, откуда только что берётся? Так и того…” Внезапно Воблова встала: “Андрей, помоги мне, пожалуйста, принеси ведро воды для пола. Очень грязно у нас”.

-Друг мой, - открыла Раиса кран в умывальной комнате, - Знаешь ли ты, что наша досточтимая баптистская девушка Спешкина, когда Лиза совершенно невинно пошутила над ней, вдруг окрысилась, нагло заявив: “Пить надо меньше, а то тебя уже Костровский лечит от алкоголизма”. Лизочка-солнышко очень обиделась, а богомолка-Спешкина накапала на тебя. Вот тебе и попало по первое число, овощи-фрукты в салатике.

-Не знаю, какая связь с овощами и фруктами, - начал я не очень уверенно, вспомнив, что в день отъезда барышень в Москву, ко мне в отделение заходила Комарова, попросила полечить её от головной боли, недомоганий и жалоб. Шутя, я заметил: “Вот последствия алкоголизма”. Потом как-то на пляже, точно так же шутя, ни о чём не думая, я ляпнул, что вылечил Комарову от запоя и сейчас в Староюрьево мне совсем цены не будет, от клиентов не отобьюсь. Я начисто забыл об этом совершенно случайном замечании-шутке, но слово вылетело и, как говорится пока слово внутри - ты его хозяин, а если выпустил слово - ты его пленник.

Воблова утешала, советовала: “Ты не воспринимай Лизочку очень серьёзно, так как она приехала уже на взводе. В Москве муж заподозрил что-то неладное…”

-Видно всё же догадывается - с кем живёт, - подумал я.

-Перед самым отъездом Лиза так поругалась с московским любовником, что он не захотел её провожать. Хотя, всё же приехал на вокзал в самый последний момент…

-Муж, видимо, в это время работал, - подумал я.

-Староюрьевский друг…

-Любовник, - подумал я.

-Александр Петрович Корин очень хорошо встретил Лизу, специально приехал в Мичуринск, но немедленно нанёс ещё один завершающий удар: сказал, что вернулась из отпуска его жена. И последней каплей, сокрушившей нервную систему моей дорогой и многоуважаемой Лизаветы Михайловны, был звонок будильника, прозвучавший сегодня, из-за моей ошибки в 4 часа утра. Я защищала тебя перед Лизочкой, обвиняла во всем Спешкину. Лизочка согласилась с моими доводами, а сегодняшнее выступление - это просто так, не по зло`бе, а для разрядки, для порядку, чтобы ты не думал будто бы у тебя всё хорошо, когда сама Лизочка в таких расстроенных чувствах.

Совсем убила меня Воблова, заявив: “Кстати, а ты знаешь, что Спешкина, Скороходов и Цыганов во весь голос обсуждали на речке семейную историю Голиковых, то есть отношения его жены с Картузом, о которых я рассказала тебе…”

-Опля, а я как-то вечером перед сном сболтнул в нашей комнате, - подумал я и промурчал, густо краснея, - Я ничего не говорил.

Не знаю, поверила ли мне Раиса, но пунцовой окраски моих щёк она, по всей видимости, не заметила, всецело и полностью поглощённая мытьём ног.

От последних новостей в груди закопошилась гнусная рябь. Сколько раз я давал себе слово держать язык за зубами. Нельзя выронить о знакомых даже полслова, способного, при распространении малейшим образом задеть их. Полёт выпущенного тобой слова абсолютно непредсказуем, удар бумеранга всегда неожидан, возможен в любом месте и в любое время. В принципе, никому верить нельзя, так как каждый услышавший может растрезвонить дальше. Как сказал однажды Цыганов: “Слово не воробей: воробей если вылетит - не поймаешь, а слово вылетит, то так поймаешь, что сам вылетишь как воробей”.

Вечером Комарова взяла у нашего соседа доктора Конева кассетный магнитофон. Перед сном минут 40 плясали в 9 комнате, пока доктор Конев, принимающий у себя гостей, не заглянул за своим имуществом, пошатываясь, икая, благоухая спиртным и почему-то извиняясь.

Концентрация андрогенов и прочих гормонов в крови растёт, а возможности для их утилизации всё нет. Неожиданно перед сном на прощание Раиса предложила завтра вечером часов в 9 пойти на речку. Моё сердце радостно забилось и я спросил чуть насмешливо: “Не боишься?” “С тобой нет”. Прощальный поцелуй длился долго и был прерван приближающимися шагами на лестнице.


Последние трое суток в холле возле телевизора днюют и ночуют цыгане. В первую ночь двое мужчин спали на диванах. На следующую - появились ещё двое мужчин и женщина. Сегодня с 8 вечера в холле разбит небольшой табор. Не меньше 5 женщин, столько же мужчин и до 10 шумных, грязных детей кричали, смеялись, бегали, курили, смотрели телевизор и затихли только после 12 ночи, заняв одним им ведомым способом, 4 дивана, принесённые откуда-то стулья и пол.

“16 комната” воспылала против потомков кочевого народа бурным возмущением: «Они мешают нам отдыхать». Негодование дошло до того, что дамы упросили Цыганова пойти с ними в милицию, где выдвинули обвинение против директора гостиницы: «Она противозаконным способом, за взятку попросту говоря, пустила цыган переночевать во вверенное ей государственное учреждение».

Но им объяснили, что - это оседлые цыгане из соседнего колхоза, у них есть паспорта, а в Староюрьево они приехали, действительно, по делу - судиться из-за драки или воровства (в милиции точно не знали), а цыгане поддерживают только первую версию.

“16 комната” не ладит так же и с армянами: барышни не здороваются с ними, уже жаловались на них за шум. Дети Закавказья контрударом обвинили “16 комнату” в заплёвывании слюной и забрасывании окурками их белых “Жигулей”, которые стоят под окнами наших прекрасных и нежных дам.

“16 комната” не может найти общий язык с дежурными по гостинице: сухонькой, чёрненькой, вечно пьяненькой тётей Дусей и весёлой, в ширину как в высоту, колобкообразной Марьей Филипповной. Чердакова и К обвиняют дежурных в установке лишних коек, не оформленных документально. В подтверждение обвинения они ссылаются на пьяную даму начала сезона, которая вроде бы не была прописана в гостинице. После очередного скандала с тётей Дусей по поводу плохой уборки в комнате, к чему она не имеет никакого отношения, тем более, что убирают в гостинице неплохо, дамы захотели писать заявление о “незаконном получении денег за неучтённые дополнительные койки”, но Цыганов успел их вовремя отговорить.

Сегодня тётя Дуся категорически заявила Петру, что пишет заявление в исполком о разбитом оконном стекле в 16 комнате. Акт сам по себе не достойный москвичей, тем более, что стёкол в Староюрьево нет, точнее есть, но по большому блату и за большие деньги.

Засыпая, я вспомнил разговор с Комаровой и опять испытал дискомфорт. Пройдёт некоторое время, и я пойму, о чём же на самом деле идёт речь, и почему Комарова обвиняет меня.

предыдущая страница
Дневник одной практики. Первая страница
следующая страница

возврат к началу.



Используются технологии uCoz