Встречи.
Главная страница

Дневник одной практики. Первая страница

-15-

6 июня. Пятница

Иногда, из-за отсутствия иной возможности, используется ненормативная лексика.

Дождь ушёл, грязь пришла.

На утренней конференции Иван Иванович рвал и метал: “Врачи не хотят ходить по предприятиям собирать людей на приближающийся день донора, - орал главврач, срываясь на визг, - Врачи уходят из отделений и с приёмов раньше положенного времени. Просто не хотят ничего делать”. И непонятно только: царящие в кабинете молчание было знаком согласия или чем-то другим, не имеющим ничего общего с происходящим.

В гнойной хирургии опять отсутствовал врач. Дежурная сестра - девочка с огромным носом и до белизны чистейшего деревенского снега обесцвеченными перекисью водорода волосами - Ирина - не могла и близко сравниться с Верой Устиновной. Потому, если вчера я лишь помогал делать перевязки, то сегодня вынужден был играть роль первой скрипки. Правда, перед новым больным с сотрясением мозга и раной волосистой части головы я со всего маху ударил в грязь лицом, показав, что абсолютно не умею перевязывать голову. Ирина спасла положение и заодно научила меня. Воблова в перевязочную не заходит, всецело отдавшись писанию дневников.

Робко отмывая эфиром засохший клеол (медицинский клей) на культях Пустынникова, которые он поддерживал руками, я вновь испытывал чувство холода и тоски. “Да вы не бойтесь, трите сильнее, мне уже не больно”, - подбодрил Сергей, заметив мою робость. Обрабатывая рану, я осторожно задавал вопросы.

-Много лет я жил на Камчатке. Работал матросом на рыболовном судне. Только полгода назад вернулся к старушке матери – после смерти отца она осталась совсем одна. Всё по пьяному делу. Не нажрался бы тогда, прыгал бы сейчас как кузнечик, а не гнил на этом проклятом матрасе, - в яростном отчаянии ударил Пустынников кулаками по постели. Маленькие капельки сверкнули в его глазах, одна из них не удержалась и вдруг, как бы испугавшись чего-то, скатилась вниз.

Я смог только кисло шевельнуть губами, издав непонятное даже мне мычание, кончить перевязку и, кивнув головой, уйти в ординаторскую.

Лекарств в отделении не хватает. Мази Вишневского нет совсем: кто может - достают её сами, а остальным делают перевязки с фурацилиновой мазью. Перекиси водорода не хватает даже на гнойное отделение. Моё дисмургичекое мастерство столь убого, что требует в два раза больше бинтов, чем имеется в отделении.

Сегодня опять не смог организовать консультации терапевта и рентген для Истомина: Мария Ивановна уехала на предприятия агитировать рабочих принять активное участие в дне донора, а рентгенолог Локтев с утра исчез по партийным делам - он оказался ещё и парторгом больницы. Слава Богу, хоть аптека дала пенициллин, а я на свой страх и риск, назначил необходимое число уколов.

Воблова совсем раскисла. Ещё вчера вечером пожаловалась на слабость, утром еле встала, а к 12 часом попросила проводить её полежать по месту временного проживания.

Как приятно приходить в гостиницу рано, когда уборщицы только-только вывезли тонны грязи, окурков, бумажек, прочей дряни, чисто вымыли казалось неотмываемый пол, а постояльцы ещё не успели вновь оставить свой след на крашенных досках, чтобы вернуть всё в исходное состояние. Сумрачный холл первого этажа ласково холодит и пахнет свежей влажностью. Полы в коридорах и комнатах слегка блестят, а диваны так чинно выстроившись, смотрятся в темноту молчащего телевизора в ожидании вечерней программы, что даже выглядят намного моложе своих весьма преклонных лет. Но вечером, часам к 7 пол настолько покроют кусками грязи, окурками, плевками, бумажками, отпечатками сапог и ботинок, что с трудом веришь в иное состояние.

Раиса рухнула на кровать, страдальчески прикрыла глаза. Я выслушал у неё жёсткое дыхание и единичные сухие хрипы, что вряд ли может удивить при такой интенсивности курения.

-Мало ты коптишь воздух.

-Я всё знаю, друг мой. Я уже бросаю. Сделай мне, пожалуйста, банки, - болезненно скривив рот, почти бессильным шёпотом просипела Воблова.

Впорхнула оживлённая Комарова: “Ай-люли, Раичка, нам в баню пора”. И я лицезрел чудо: ужасно болящая девушка Воблова лихой козочкой соскочила с кровати, мгновенно начав сборы.

Естественно, что из бани наши красавицы вернулись не одни, а в тёплой компании “Ркатецели”.

Цыганов вошёл в комнату серьёзный, сосредоточенно-нахмуренный: “Произошло ЧП: мы должны идти в милицию составить протокол”.

-Что ещё? - недовольно спросил я, торопясь на спортчас.

-Минут 40 назад “16 комната” шла в клуб. Возле винно-водочного магазинчика три сильно поддатых парня закричали: “А, медики!” и атаковали их. У одного из парней они запомнили золотой зуб. Девушки попятились к гостинице, а Лосева, как сам понимаешь, отчаянно визжала: “Не сметь приближаться, подонки!” Уже на гостиничном дворе парни заорали: “Ничего, ничего, ещё будет вам всем: вашему пузатому самбисту Петьке, вашим паршивым спортсменам и вам тоже”. Фирсова видела, как парни зашли во двор дома через один от гостиницы. Ну, ладно, они могли видеть, как вы бегаете, но откуда они узнали о моих занятиях самбо, о которых не все знают даже в нашей группе? Странно. А теперь идём составлять протокол.

На задворках клуба в деревянном, одноэтажном домишке под вывеской “милиция” дежурный лейтенант встретил делегацию почти приветливо, всё записал, обещал во всём разобраться и принять меры.

-Какой смысл, дурость. Только потеряли время. Вон Павел, молодец, лежит себе и в ус не дует”, - подумал я уже в нашей комнате,

Зато Спешкина, увидев Скороходова в горизонтальном положении, предложила пить чай в нашей комнате.

-Вали отсюда. Спать пора. Надоела мне, чёрт знает как. Могу я хоть вечером отдохнуть от тебя, - буркнул Павел, не открывая глаз.

Света пулей выскочила из комнаты, а Скороходов оживился и взялся читать старый, полуразорванный, найденный им в нашем шкафу “Крокодил”.

-Тебе хотели чай в постель поднести, а ты бросаешься как бешеный пёс, - сменил я рубашку.

-Как хочу, так и бросаюсь. Ни у кого, а у тебя тем более спрашивать не буду. Тоже мне, советник выискался.

-Да на кой чёрт ты мне нужен - советы ему давать, - сердито бросил я и ушёл вместе с Цыгановым пить чай в 9 комнату.

Мы баловались чаем, а Комарова почивала, демонстрируя миру обтянутое джинсами мягкое место. Мусина была в ударе, рассказала несколько забавных анекдот. Громкий смех разбудил спящую. Она обратила недовольное, помятое лицо в сторону стола, хмуро пробурчала: “Мы не спим - никто не спит”, села на кровати, с выражением произнесла: “Сыграли бы лучше камень на шее Му-му”, достала одну из украденных у “16 комнаты” банок “Сайры”, покончила с ней, прикрывшись дверцей шкафа, переоделась в платье и ушла в “неизвестном” направлении в тёмную ночь.

-Жалко у меня зубы не болят, а то тоже влюбился бы в стоматолога, - потянулся я.

-Какой ты был дурак, таким и остался, - почему-то на этот раз взорвалась Мусина. Воблова не удостоила меня даже косого взгляда.

возврат к началу.