Дневник одной практики. Первая страница |
Дневник одной практики
-14-5 июня. Четверг
Иногда, из-за отсутствия иной возможности, используется ненормативная лексика. Ночью сияли звезды, а с утра пошёл дождь, творя густой чёрный замес из серой пыли. Вечером вездесущая Комарова сообщила об отмене утренней конференции в связи с подготовкой дня донора. От радости, убаюканные дождём, все проспали, появившись в больнице около 10 часов. После ночных забав работать тяжеловато. Как хорошо, что сегодня опять дежурит Вера Устиновна. Муртуз заглянул в отделение после 11, задумчиво постоял в дверях ординаторской и ушёл вызывать терапевта для невезучего Истомина, которому становится всё хуже и хуже. Сегодня лопнуло даже его терпение: он по-прежнему лежит в тёмном закутке, никто кроме студентов его не смотрит, температура ещё повысилась, хрипы слышны в коридоре, рентген не сделали, даже пенициллин перестали колоть, не получив в аптеке. На все его замечания я мямлил в ответ нечто маловразумительное, пытаясь хоть как-то успокоить больного, прекрасно понимая его абсолютную правоту. Выскочив из чулана, я побежал искать терапевта Марию Ивановну и рентгенолога Локтева, но тщетно, доктора исчезли в неизвестном направлении. Вернувшись, я спросил у сестры: “Может быть Муртуз Ибрагимович удачливей? -Нет, скорее всего, Мамедова сегодня в больнице уже не найдёшь. Скажу вам честно и по секрету, я считаю, что доктор Мамедов вообще наплевательски относится к больным. Этой зимой к нам привезли мужчину с травмой ноги. Рентген показал перелом. Муртуз пошёл в 1 хирургию договариваться о гипсе. До 5 часов вечера я ожидала, потом пошла сама и выяснила, что доктора Мамедова в 1 хирургическом отделении вообще никто не видел. Освободившись от дел, мы присели отдохнуть на встретивший нас пружинной волной диван. Раиса поведала последние местные сплетни, добытые её загадочными для меня путями: “Наш нынешний микрошеф “Картуз”, кроме невесты в виде стоматолога Петровой, с ней он живёт уже больше года, имеет любовницу - Тамару Тихоновну Голикову… Я тотчас вспомнил сумрачную крашеную блондинку лет 35, играющую, по совместительству, роль жены заместителя главного врача Николая Ивановича. -Во время одной из общебольничных пьянок Картуз даже избил доктора Конева за чрезмерный интерес к жене начальника. Вчера дежурил Муртуз, а Тамара Тихоновна выискала срочные дела в детском отделении. -Так-то её там днём с огнём не найдёшь, как мы это уже просекли, - бросил я. -Это не важно, друг мой, не в этом счастье. Одним словом, нежные любовники ворковали в комнате отсутствующего дежурного фельдшера, где их и засёк шкодливый больничный шофёр Сашка… -По тем же, не подтверждённым документально слухам, - подумал я. -Шутки ради он поймал голубков в силки: закрыл, проказник, дверь комнаты на крючок. Бедные любовники были вынуждены покинуть помещение через окно, на их счастье, первого этажа. В течение часа о ЧП знало всё Староюрьево. Картуз побежал “растэрэт” гнусного мальчишку в порошок, но, как сам понимаешь, не тут-то было: Сашка успел предупредить могучего доктора, если хоть одни волосок упадёт с его драгоценной головы, то он соберёт ребят - он-то местный - и доктору Мамедову очень повезёт, если всю оставшуюся жизнь Картуз Искандерович сможет работать на лекарства. Аргумент полностью убедил даже нашего горячего горца - он уже успел познать всю суровость местных нравов. Наш сын гор погасил огонь в крови, матерно выругался по-русски и ушёл искать отдохновение у большой груди невесты. Голиков же - человек простой и местный - долго не разговаривал, а врезал неверной дражайшей половине под глаз. Чтобы не светить синяком, она взяла больничный. -Хм, действительно, сегодня, Тамара Тихоновна на работу вообще не вышла, - вспомнил я. -Своей невесте Муртуз пообещал, что они поедут после интернатуры в солнечный Дагестан, где она будет заперта на ключ: никаких чужих зубов, никаких гулянок, никаких посторонних встреч. Только ублажение мужа, кухня и много детей. -Ты рассказываешь такие вещи, как будто бы сама лично присутствовала... -Друг мой, я ведь уже говорила тебе, поменьше думай, побольше наслаждайся жизнью. Жизнь - прекрасна и удивительна, а наши люди с ушами и глазами есть везде. Петры всё знают, всё видят и всё слышат, - Комарова пустила в жизнь свежий оборот о Петрах, имея в виду “Петровку 38”. Поступил новый больной - 50-летний Неритишин. Фраза: “Тощий как скелет” для него не образное сравнение, а точное определение. Дрожащие, иссохшие ручки, трясущаяся голова, нижние конечности-спички с огромнейшим трудом исполняющие функцию передвижения только с помощью третьей деревянной ноги, косноязычие, временами до полной невразумительности - всё являло картину болезненно-жалкую. Я оформлял его историю болезни. В угрюмом полумраке тёмной палаты Неритишин производил впечатление ещё более удручающее. Он жаловался слабым, тишайшим голоском: “Доктор, у меня всё время болят ноги и голова, болит во всём теле”. Затем, немного передохнув, почти вразумительно поведал: “Несколько лет назад я по пьянке попал под колёсный трактор, который прокатился по мне, - указал он на свой таз, - С тех-то пор и болят ноги, очень болят и не могу ходить”. В направлении из поликлиники, подписанном доктором Мамедовым стоял направительный диагноз “облитерирующий эндартериит”. Шабашная бригада из солнечной Армении как следует обмыла дождь или что-то мне неизвестное. Бросив свои организмы на сдвинутые перед телевизором диваны, молодые люди затеяли игру в карты, закурили, смачно и громко заматерились по-русски. Высокий, со смолистыми, развевающимися бакенбардами незаметно-плавно соскальзывающими в пышные усы Серёжа совсем осоловел, распластался на диване, запрокинул ноги в грязнейших сапожищах на спинку стула, втягивает в рот обильнейшее содержимое носа и отплёвывает его, стараясь попасть в окно. Но расстояние очень велико, силы растрачены, жирные, зеленоватые сопли не долетают и смачно падают на пол, поднимая маленькие фонтанчики брызг. Протестуя, “волшебный стрелок” оглушает холл раскатами мата, дико хохочет, замолкает в томительном ожидании на несколько минут, изготовляя новый снаряд и опять “стреляет”. Остальные “братья-славяне” не обращают на него внимания, но обсуждают что-то по-армянски, икают, плюют на пол безо всяких выкрутасов, переходят на русский, в основном нецензурный… Одним словом, культурно отдыхают люди. Ряды участников больничных обедов поредели: Цыганов и Мусина взяли тайм-аут минимум до вторника - в больницу перестали завозить мясо и до вторника точно не привезут. В расширенном составе обед прошёл в обсуждении материального положения сельских врачей. После бесед на эту тему с заведующим терапевтическим отделением Егоровым, Цыганов - самый большой специалист: “Местные доктора живут не у Христа за пазухой, а у больницы, которая обеспечивает их практически всем необходимым. Они все оформлены на полторы ставки, но реально проводят в больнице времени, дай Бог, на ставку. Врач в сельской местности - это совсем не городской бедолага: здесь доктор всем известен, всеми уважаем. В последние дни перед отпуском Егоров в самых красочных тонах расписывал мне своё житье-бытье: больные так много несут продуктов, что часть вынуждены выбрасывать по ночам, чтобы не увидели пациенты (отказы не принимаются). Раз на питание деньги почти не тратят, то, естественно, что очень много остаётся. Егоров совсем не жалеет о столице и говорит, что в ближайшие годы не вернётся. Не плати он алименты на двух мальчиков, которых оставил в Москве, то вообще не знал бы, куда девать деньги. Здесь тишина, сад, огород, летом рыбалка и масса пикников, которые организуют всё та же больница и местное начальство, зимой - охота и лыжи. Мыслимо ли всё это в городе. Кстати, свою последнюю жену Егоров встретил в Староюьрево, когда проходил здесь врачебную практику, как мы, а она уже работала молодым специалистом”. Комарова удивила меня - задумчиво-тихая: за весь обед произнесла не больше двух слов, не стала ждать чай и оставила гостиницу, заявив, что идёт посмотреть вскрытие умершего больного. -Поздновато, - подумал я, но, разумеется, ничего не сказал. Последние дни мы время от времени скандалим с Цыгановым. Первой каплей было возмущение Петра прижиганием Лосевой в нашей комнате. Потом предмет взаимных недовольств исчез в препирательствах по всякому поводу и без оного, было бы желание. Я думаю, что мы уже просто прилично надоели друг другу. Несколько вечеров я провёл в беседах со Скороходовым. Человек он достаточно странный, но пребывая в тонусе - собеседник интересный. Сегодня Павел сказался нездоровым и лёг спать очень рано. Раиса тоже находилась не в лучшей форме. В гостинице и вокруг грязь необыкновенная. Делать нечего, идти некуда, разговаривать не с кем, остался только здоровый сон.
Дневник одной практики. Первая страница следующая страница возврат к началу. |