Встречи.
Главная страница

Записки психиатра
Заглавная страница.

Сука.
Заглавная страница

-4-

Я долго не мог заснуть. Мысли всё возвращались и возвращались к теракту. Как это всё пережить? Я думал о детях. Вспоминал похороны жертв. Кровавая бешеная собака Арафат вместо того, чтобы сдохнуть в Тунисе завезена правящей страной левой сволочью на нашу погибель. Что делать? Подняться, собраться, улететь из этого безумия, куда глаза глядят? Куда они глядят? Забывшись тяжёлым сном, я видел какие-то пренеприятные сны, которые мгновенно забыл, проснувшись по утру с тяжёлой, болевшей головой и препротивнейшим чувством. "Как сегодня проснулись родственники погибших?" – пронзила меня мысль. Если вообще они проснулись - мог ли кто-нибудь из них вообще хотя бы задремать.

Мы давно спим с женой в разных комнатах. Я вышел в салон, часть которого по израильским понятиям занимала кухня. Лариса а готовила себе и детям завтрак. Как обычно мы не сказали друг другу ни слова. Не прикоснувшись к еде, я уехал на работу.

-Каждый из нас может стать жертвой арабского теракта. Как происходит выбор жертв? Что решает? Одного разрывает на куски на месте. Другой остаётся растением или становится тяжёлым физическим, а затем и и психическим инвалидом. Что лучше? Третий, не пострадавший или не очень сильно раненый физически обращается в посттравматика – тяжелейшая психическая болезнь - и, в конце концов, приходит к психиатру. Хотя, тяжело раненные, подлечившись, тоже оказываются у психиатра. Кошмар Осло договора собирает свой урожай. Правда, Рабин назвал их "жертвами мира". Цинизм на уровне лучших мировых стандартов, – бродило в голове, пока я вёл машину на автопилоте. С этими мыслями и чувствами я и вошёл в диспансер.

-Доктор Гершензон, вас уже ждут несколько человек после вчерашнего. Сегодня вы сидите в 3 кабинете, - встретила меня регистратор Лили.

-Мирный процесс, - не смог удержаться я: на работе вроде бы политика запрещена.

Лили не ответила – я не знаю её политических убеждений. Зато регистратор Рики – молодая религиозная женщина – сочувственно кивнула. Если у кого и найдёшь понимание, то, прежде всего у так называемых национально-религиозных, то есть, религиозных, но не ортодоксов, и, обычно, патриотов страны.

Напротив выделенного мне на сегодня кабинета уже плакали три женщины.

-Кто первая? – открыл я дверь.

-Мы все вместе, - как по команде вскочили они, - Я – мама, - ещё сильнее заплакала женщина лет 50, - А это две мои дочки.

-Хорошо, проходите.

Женщины сели. В комнате, как будто бы предугадано, оказалось три стула для посетителей. На несколько мгновений воцарилось молчание.

-Их-то и возьму к Ицику, - подумал я и спросил, - Что с вами?

-Страшно, доктор, страшно. Жить страшно, - с придыханием проговорила пожилая женщина и вновь заплакала.

-Мы просто опоздали на этот автобус. Б-г пощадил нас, - всхлипывала, не вытирая слёз одна из её дочерей.

-Мы бы здесь не сидели, если бы мама не забыла выключить газ, и я не должна была бы с полдороги вернуться домой, - как-то отстранённо и потерянно произнесла вторая молодая женщина.

-Хорошо, как вас зовут? – повернулся я в сторону пожилой женщины.

-Я – Пинхас Лея, - поправила она платок – признак религиозности, как и длинное платье,- А это мои дочери Сара и Сегаль. Молодое поколение уже было одето "атеистически": коротенькие штанишки, с трудом прикрывающие ягодичные складки и топ маечки, позволяющие лицезреть пупок.

-Где вы живёте?

-Здесь, в Гиват Менаше, - всхлипнула мать.

-Чем вы занимаетесь?

-Я – домохозяйка, у меня 8 детей.

-Вы когда-то лечились у психиатра?

-Никогда, - выпалили сёстры, а мать почему-то отвела взгляд.

Вновь повисла тишина. Пожилая женщина тихонько повела головой и зашептала: "Кровь. Кровь. Запах горелого мяса. Куски тел…"

-Мы могли бы быть среди них, - закрыла глаза одна из сестёр Сара.

-Сейчас разрешите мне поговорить с вашей мамой один на один, а потом с вами. Подождите, пожалуйста, в коридоре.

Сёстры вышли. Лея вытерла слёзы: "Мы все не сомкнули глаз. Наверное, так и было во время Шоа…."

Шоа – Катастрофа, именно этим термином называют на иврите уничтожение европейских евреев немцами и остальными европейцами во время второй мировой войны.

-Три года назад моих дочерей – Сару и Сегаль - изнасиловали арабы, а сейчас чуть не убили, - Лея заплакала.

Я молчал, решив дать ей выплакаться.

В дверь заглянул кто-то из приглашённых пациентов и сердито бросил: "Сейчас моя очередь".

Лея вздрогнула, как от удара. "Извините, подождите, пожалуйста, скоро позову вас, - сказал я, подумав, - Сегодня будет весело".

-Девочки лечились после изнасилования у частного врача. Их сломали. Вы видите, как они одеты? Как проститутки. Мы – верующие, они были одеты, как и положено нормальным женщинам – скромно, платья до пят, всё закрыто. Они перестали верить во Всевышнего. Эти ужасные наряды. Это и одеждой-то нельзя назвать.. Они гуляли вечером по берегу моря и на них напали арабы. Они перестали верить. До того они были скромные, одеты как я. Сейчас, как с цепи сорвались. Что сейчас-то будет? – опять заплакала Лея.

-Чего они соврали? – подумал я.

-Как страшно! Взрыв. Дым. Гарь. Вопли. Стоны. Куски тел. На наших глазах умерла молоденькая девушка. Ей оторвало обе руки, кровь хлестала. Какой-то мужчина пытался её остановить. Но она умерла. Может и лучше, что она умерла? Как ей жить-то без двух рук? Почему Б-г с нами так? За что Он нас всё время наказывает?

Я лишь пожал плечами и покрутил головой.

Но муж, я и остальные дети продолжаем верить. Иначе вообще… Закрою глаза и вижу. И запах всё время преследует меня. И крики. И девочка без рук. Внутри всё дрожит. Всё валится из рук. В голове каша. В гружи боль. Тошнит…

Раздался звонок. "Илья, я знаю, ты принимаешь после вчерашнего. После зайди ко мне", - протараторила доктор Тернер.

Рассказывая дальше, пожилая женщина, как бы окаменела, почти не плакала, говорила тихо, на одной ноте: "Родилась в Израиле в 49 году. Дедушка и бабушка со стороны мамы приехали с Украины. Со стороны папы - из Польши. Вынесли всё. Муж – 7 поколение в Израиле. Все воевали. Брат мужа погиб во время Войны Искупления (обычно называют Судного Дня) на Суэцком канале в первый же день. Их тоже предали наши власти. Почему они нас всегда предают?"

И на этот чисто риторический вопрос разумеется, что ответа у меня не нашлось.

Затем, не смотря на возмущение пришедшего по очереди мужчины, я принял дочерей Леи.

-Доктор, мы вам соврали, - начала старшая из сестёр Сара, - Мы лечились у психиатра после того… как, да вы знаете, мама вам уже сказала… Я к вам больше не приду. Вы мне симпатичны, но здесь полно арабов. Я их боюсь и ненавижу. Я не хочу сидеть с ними в одной очереди. Вдруг здесь окажутся родственники тех? А то и они сами… Придут поправлять душевное здоровье, что пособие получать побольше. Они заразили нас сифилисом…

-Хорошо, что не СПИДом, - не нашёлся я, что сказать.

-Замечательно, - скривилась Сара, - Принимайте других. Главное, вы уже поговорили с мамой, она будет у вас лечиться. Мы с сестрой к вам больше не придём…

-Это, разумеется, ваше право, но я всё равно дам вам очередь. Я уверен, что вам надо будет повстречаться с психиатром и психологом. Ваше право и с частными. Но частным образом всё-таки дороговато. Я могу вам гарантировать: я буду принимать вас сразу, как вы придёте. Вам не придётся ждать в очереди. Подумайте.

-Большое спасибо. Мы вам очень признательны, но мы лучше отдадим последние деньги, останемся голодными, но к вам не пойдём, а к частному психиатру и психологу. Вы правы, нам это очень надо.

-Кошмар, - встретила меня доктор Тернер, когда я вырвался к ней, - Я уже тоже приняла несколько человек, связанных со вчерашним… Что ты собираешься с ними делать?

-Часть возьму к Ицику.

-Хорошая идея.

-Отлично, что она согласилась, не смотря на араба-психолога, которого тоже послала на семинар к Ицику. Хотя, наверное, даже не вспомнила об этом. Он – пренеприятнейший тип, правда, сегодня мне вряд ли понравится даже самый лучший из арабов, - подумал я.

-Мой муж был очень правый, - неожиданно и впервые заговорила доктор Тернер на политическую тему, - Как-то он приехал за мной, моя машина была в ремонте, и увидел, что на доске объявлений висит какое-то политическое объявление. Я его не заметила. Саша возмутился и сорвал объявление. Практически все мои примадонны левые. Они попытались возмутиться, но я их быстро поставила на место – в госучреждениях политика запрещена...

-Интересно, она уверена в моих политических убеждения, - подумал я и испытал к начальнице какие-то особые чувства, больше чем простое уважение.

-Ладно, продолжай приём. Составь список всех после теракта. Я хочу просмотреть их истории и решить, как нам их вести. Это очень непросто. Страшно, - махнула доктор Тернер рукой и сложила руки под грудью.

Неожиданно я вспомнил слова Лайкина, что муж Тернер убежал от неё на тот свет. "Дурость. Бирман прав. Кстати, похоже, что она, на самом деле очень хороша в постели. Ну, вот, эротика позволяет забыть самое страшное".

Возвращаясь в кабинет, я испытывал приятнейшее чувство, осознавая, что Лидия – так я стал называть про себя доктора Тернер, . нравится мне всё больше и больше, не смотря на длину её юбок. Права была доктор Штайн, пусть будет земля ей пухом или по-еврейски, благословенна её память.

Лысый, полный мужчина лет 45 с круглым лицом – Меир Поляк - шизофреник с большим стажем – говорил: "Я живу недалеко от автовокзала. От взрыва у нас задрожали стёкла. Я вспомнил 73. Я тогда и заболел. У меня был такой психоз. Меня положили в больницу силой. Но вы знаете, доктор, да, я один, ни семьи, ни детей, родители умерли, братьев и сестёр нет. Мои родители пережили Шоа (Катастрофа европейского еврейства). Но вы знаете, если бы меня не положили в больницу, то столько моих знакомых ребят погибли в 73 году во время войны Дня Искупления (Судного дня) и потом в Ливане в 82, а я всё-таки жив. И кто знает?"

-А вдруг он тогда закосил, чтобы отвертеться от армии? – подумал я.

После окончания приёма ординаторы собрались в кабинете Пастернака. На этот раз к нам присоединился и Штайн. Некоторое время все сумрачно молчали.

-Ирочка, заткни свои красивые ушки, - посмотрел я на доктора Нисимову, - Все эти взрывы, результат блядской политики этой блядской власти, - выплеснул я.

-Что ты предлагаешь? – поправил свои седые усики и седые волосы доктор Штайн.

-Что Гершензон может предложить? Грохнуть всех арабов, - насмешливо проквакал Казанский.

-Ну, во-первых, в Австралии белые всех аборигенов уже давно грохнули, исключительно в твою честь, - припомнил я Геннадию, что он собирается стать гражданином этого далёкого континента, - И во-вторых, я бы начал с евреев, которые завезли на нашу голову это проклятье осло

-А что ты предлагаешь? Разговаривать-то всё равно с кем-то надо, – раздражённо наморщился Штайн.

-Допустим, ты куда-то хочешь ехать. Ты же не возьмёшь такси, за рулём которого сидит бандит, который грохнет тебя за первым же поворотом?

-Но ехать-то надо, - набычился Штайн.

-Который вообще водить не может…

-Но ехать-то надо.

-Да ведь он не шутит, - подумал я и спросил, - Если он с самого начала решил тебя грохнуть, и ничего больше?

-Но ехать-то надо…

-Издевается что ли? Или идиот? – подумал я и спросил, - Даже если тебе крышка?

-Но ехать-то надо, а в пути можно договориться.

-Нет, он не идиот, он – полезный идиот, - подумал я.

-Помните советский анекдот? – спросил Пастернак.

-Разумеется, помним, - продолжал я думать о сказанном Штайном.

-Стоят два еврея разговаривают. Подходит к ним третий и говорит: "Не знаю, о чём вы говорите, но ехать надо".

-Ехать надо, но не туда, - засмеялся Казанский.

-Но ты-то туда, - попытался я скрыть нарастающее раздражение.

-Пойдём, Ирочка, - встал Пастернак. Любовница молча последовала его примеру и приказу.

-Ехать надо, - весело потянулся Казанский.

-Всё в мире говно, кроме тех, кто моча, - опять вспомнил я про мудрого доктора Бирмана.

-Хоть в чём-то и ты можешь быть прав, - весело оскалился доктор Штайн.

-Да и это не он, а Бирман, - поправил грядущего заведующего Казанский.

возврат к началу.