Записки психиатра |
Сука
Сука
-16-Полицейская – дама около 30, которой форма очень шла к лицу и фигуре, села за мой стол и начала составлять протокол события. Я пересказал происшествие. "Жалко уже ушёл больной, который вас спас". Слово "спас" мне очень не понравилось, но я промолчал. "Хотите ещё что-то добавить?" "Нет". "Подпишите требование об открытии дела?" Вопрос, по-моему, прозвучал с подковыкой. "На меня напали. Это что, нормально нападать ан врача?" - раздражение прозвучало в моём голосе, хотя в голове и промелькнула фраза, - Пусть я и вёл себя не самым правильным образом. -Тогда подпишите протокол и требование, - равнодушно протянула мне две бумажки женщина-полицейский. -Тебе понятно всё по барабану, - ставил я закорючки в указанных местах. Полицейские надели на руки Раувена наручники и увели. В кабинет заскочила социальная работница Реут: "Как вы себя чувствуете?". -Лучше всех. -Вы знаете, это удивительно, но как только он вышел от вас и сидел у меня в кабинете, то он был совершенно спокойный. Я его спрашивала: "Почему вы это сделали?" И он совершенно спокойно отвечал: "Заслужил". "Разве это хорошо?" – спросила я. И он ответил: "Я знаю, что нехорошо, но он заслужил". Он знал, что его заберут полицейские, но сидел у меня и спокойно ждал. -А жалко всё-таки, что ни я, ни Володя ему не врезали. Открутились бы, а он, гадина, получил бы урок, - молча улыбался я. -Вы на него сердитесь? – спросила Реут. -Сначала я захотел ответить, что на дураков не обижаются, но передумал и выбросил первое пришедшее в голову, - Я получаю удовольствие… большое, когда мне царапают грязными ногтями лицо, - я просто не знал, как на иврите что-нибудь типа "морда". -Я понимаю, понимаю, - кивала Реут. -Спасибо, вы вызвали охранника. -Ну, что вы. Я должна была в кабинете нажать на кнопку, но я очень испугалась. Это так страшно. Извините меня, что я испугалась. А вы испугались? По вам совершенно не видно. -А я про кнопку совсем и забыл, потому что совсем и не боялся, - думал я, улыбаясь и пожимая плечами. Жизнь и приём продолжались. К концу дня я совершенно забыл об утреннем инциденте. Зато после работы решил зайти к проживающему поблизости Лайкину. -Теперь ты приближаешься к настоящим психиатрам прошлого: до эпохи нейролептиков (лекарства против психоза) не было ни одного уважающего себя и уважаемого другими психиатра, которого бы пару раз не избили, - выслушав мой рассказ, доставал Лайкин из шкафа бутылку вина. -Мне это льстит. -А вот этого-то и не надо. Эндогенным психиатром ты всё равно не станешь – страсть к психиатрии у тебя не загорелась вместе с началом полового созревания. Это раз. И два, ты себя неправильно вёл, - наполнил два стакана вином Роман, - Ну, и хуй с ним. Рана пустячная. -Если он не бешенный, - взял я стакан вина. -А если бешенный, то тем более, за нас, - не отрываясь, Лайкин заглотнул целый стакан. -Ему подходит любой повод. Эндогенный, мать его, - пригубил я вина и поставил стакан. -Я недавно купил перевод "Евгения Онегина" на иврит. Ты знаешь, очень неплохо. Мне даже понравилось. Честно, не ожидал. Я понимаю. Лариса, но поехали с нами к девкам в Тель-Авив. Бирман и Грузинер тоже не разведены, но регулярно участвуют. Настоящий человек должен быть открыт и разврату, и прекрасному, - налили Роман второй стакан. -Я буду много думать. Спасибо за угощение и приглашение, - встал я. -Бывай – опорожнил хозяин квартиры ёмкость. В коридоре По дороге домой я думал, говорить ли жене о происшедшем, и решил, что не скажу ни слова. На следующий день ко мне в кабинет зашла Даниэла: "Я работала медсестрой в тюрьме. Я хочу поделиться с вами моим опытом на будущее. Всё может быть. В таких ситуациях надо стараться прекратить контакт как можно быстрее. Не стесняйтесь вызвать охранника. Хорошо, что это обошлось именно так, а если бы он пронёс нож. Мы разве можем быть уверены. Надо соглашаться с ними. Таким образом, мы снимаем напряжение. Требует деньги. "Хорошо. Разумеется. Сейчас у меня нет, но я потом". Самое главное – снять напряжение. Успокоить. Разрядить обстановку. Никакой конфронтации. И самое главное, прерывание контакта при малейшей угрозе. Тут не нужно никакого героизма. Мы обязаны их лечить, но не быть избиваемыми. Полиция издала распоряжение, запрещающее ему приближаться к диспансеру. Бояться вам нечего. Да я и не думаю…" -Большое спасибо, Даниэла. Когда медсестра ушла, я подумал: "Как она с её страхами работала в тюрьме? Может, поэтому и ушла?" Несколько месяцев спустя мне позвонили из полиции. Женский голос представился следователем, который вёдёт дело Раувена Бен Хасона. -Очень приятно, - буркнул я, совершенно не понимая, о чём следователь собирается разговаривать со мной по телефону. -Ваше лечение вызвало сексуальные проблемы у Бен Хасона. Мне очень не понравился тон следователя и смысл сказанного. Я растерялся, замолк, но затем заговорил: "Не моё лечение". -Что значит не ваше лечение? – тут уж просто прозвучало какое-то возмущение. -То и значит, что господин Бен Хасон жаловался на депрессию, и я прописал ему разрешённое израильским Минздравом лекарство, которое и призвано лечить депрессию. -Возможно влияние на половую силу мужчины? -Всё возможно. Но я надеюсь, что вы не считаете это достаточным основанием для нападения на врача? Да и вообще разве существуют в принципе подобные причины для нападения? Следователь повесила трубку, не сказав мне: "До свидания", зато я услышал некое подобие недовольного фырканья. -Бред какой-то, полная идентификация с агрессором, - подумал я. Потому-то я совершено не удивился, несколько месяцев спустя, получив письмо из полиции с решением: "Ваше дело против Бен Хасона Раувена закрыто за отсутствием общественного интереса. Вы имеете право обжаловать настоящее решение в месячный срок, послав соответствующее несогласие юридическ4ому советнику правительства". Удивления не было, ну, если только чуть-чуть, но возмущения более, чем достаточно. Вообще, что это такое "общественный интерес", как и кто его определяет? В тот день, как обычно к концу рабочего дня, ординаторы собрались в кабинете, на этот раз моём, обменяться последними вестями. -Ирина, заткни ушки, - и так-то всегда розовенький, ещё сильнее покраснел Пастернак, услышав мою новость, - Это совершенно блядская система, полчище советской. Бог ты мой, куда мы попали. Эдуард Израиль не переваривал и не скрывал своего отношения. Его любовница доктор Нисимова Ирина уши не заткнула – её эта тема не интересовала. У собирающегося покинуть Израиль Казанского, что-то не сложилось с манящей его Австралией, потому он сидел сумрачный и тоже отстранённый. "Плачут по тебе все кенгуру, зато радуется Лайкин – не потерял такого собутыльника и компаньона по походам к прекрасным феям", - подумал я, узнав эту новость. И затем осознал, что рад этому, наверное, не меньше Лайкина. -Ну, и что ты собираешься делать? – поправил очки и сильно прореженную головную растительность Эдуард. -По закону я имею право обжаловать это решение, написав телегу юридическому советнику правительства. -Во-первых, откуда ты это знаешь, и неужели ты на что-то здесь надеешься? – пожал плечами не состоявшийся австралиец. -В том же письме с закрытием упомянуто и моё право на обжалование. Я обязательно пошлю. -Ирочка, заткни ушки, - вновь проявил Эдуард благопристойность в отношении своей любовницы, - Надеюсь, ты пошлёшь их на хуй. -Самое правильное, - бросил Казанский. -Экие вы правильные, однако. Ирочка, заткни, пожалуйста, ушки… -И ты туда же, - рассмеялся Казанский. -Потому что напишу я им корректное письмо. -Чего с него взять-то, с сиониста, - встал, потягиваясь, доктор Геннадий Казанский. -Разумеется, не состоявшимся австралопитекам этого никогда не понять.
Я так и сделал. Мою жалобу на закрытие уголовного дела я писал со старшими сыновьями Ариэлем и Беньямином,
учащимися израильской школы, уже намного лучше меня знающими иврит: -Ну, что, ты на самом деле, отправил письмо юридическому советнику? – спросил меня как-то поутру Пастернак. -У тебя есть хоть какие-то сомнения в этом. -Наивный ты. Неужто не просёк ещё, что они все на дух не переносят русских. -Поживём – увидим. В крайнем случае, попросим Ирину ещё раз закрыть ушки. Прошло несколько месяцев. Некто от имени юридического советника правительства сообщил мне: "Ваша просьба удовлетворена. Дело о нападении на Вас подозреваемого Бен Хасона Р. направлено на дополнительное расследование". -А вы говорите, - передал я ординаторам столь приятное известие. -На это способен только Гершензон, - закурил Казанский. Прошло несколько лет. Я уже почти забыл о Раувене. Вдруг сын передал мне письмо из суда. "Что за чёрт?" – такие письма получать всегда неприятно. Ещё сильнее напрягло содержимое: официальная бумага и чек на 500 шекелей. "Ничего не понимаю. Неужели это опять за что-то платить?" "Не волнуйся, папа, - прочитал Ариэль объяснение, - Это тебе присудили за какого-то там Бен Хасона". "Надо же, - обрадовался я. Но через несколько минут подумал: "Это - моя цена - 500 шекелей, что по сегодняшнему курсу примерно 150 долларов… Наверное, к тому же красная…"
-А ты, что, раскатал губу на 100 000 баксов, - презрительно бросил Лайкин. -Ну, нет, на миллион… -500 - это – твоя красная цена. -Серо-буро-малиновая.
Сука. Заглавная страница следующая страница возврат к началу. |