Встречи.
Главная страница

Лесосибирск-82. Записки врача стройотряда. Первая страница

-99-

Мои больные в изоляторе резались в домино.

-Докер, ты знаешь, чем я занимаюсь? - встретил меня Некрасов в офицерской.

-Ни за что.

-Сообщаю тебе и только тебе, докер, я достаю справки о лекциях и концертах. До сих пор отказали только в ЛДК-1, там параша-дама при печати потребовала подписи председателя месткома. Зато из “Севера” я принёс денежные справки, чтобы оправдать банкет. Кстати, я уже считаю часы - осталось 110. Такова докер-вагинист она наша жизнь.

-И смерть тоже, - кивнул я.

После обеда я вернулся в отделение.

Заведующая Людмила Васильевна продолжала бурно дёргается. “Илья Захарович, примите, пожалуйста, нового больного”, – перехватила она меня в дверях отделения.

Это был мужчина 59 лет перед финишем: асцит, отёки, огромная, бугристая, болезненная печень, полная метастазов из лёгких. Весной он лежал в отделении, обнаружили непонятное затемнение в лёгком и высокое СОЭ. Выписался по собственному желанию. Вот и всё.

-Доктор, я скоро загнусь. Я поступил, чтобы жена и дочь не мучились, им-то за что. Только я вас очень прошу, доктор, дайте мне обезболивающие. Сил моих нет. А так, я уже готов. Во всех смыслах, - даже чуть улыбнулся он своей игре слов.

-Конечно, конечно, - сказал я и пошёл договариваться с заведующей о наркотиках.

Людмила Васильевна и Галина Михайловна произнесли вместе: “Всё кончается”. «Не волнуйтесь, Илья Захарович, наркотики ему дадим. Кроме того, что он, действительно, мучается, это был очень хороший мужик. По-настоящему хороший. За что ему? Вот вам 15 рублей купите мне московские конфеты и вышлите».

-Конечно, вот мой адрес.

-Как всё проскочило, - подумал я и, оставшись один с Галиной Михайловной, предложил, - Не хотите прогуляться по берегу.

Она внимательно посмотрела на меня, слегка качнула головой, поправила причёску: «Хорошо».

Мы пошли к пристани. Я посмотрел ещё раз расписание ракет до Красноярска: в 10-35 каждый день и 13-05 по чётным.

-Вы успели погулять по берегу со всеми молодыми врачами лесосибирской ЦРБ? – неожиданно выдала Галя.

Я опешил, покраснел, взглянул на рыжеватую, с зеленоватыми глазами, розовыми щёчками, лет 25 женщину, подумал, - они всё знают. Действительно, зачем я её пригласил? – и проговорил, - Нет, не со всеми, с врачами-мужчинами я не гулял.

-Ещё этого не хватало, - улыбнулась она, - Ваши отношения с Еленой Витальевной постоянно обсуждались в отделении. Мы всё решали: закончатся они чем-нибудь или нет?

-Ничем, - подумал я и сказал, - Где-то я читал: «Проблема маленького местечка – вмешательство в личную жизнь и сплетни, большого города – равнодушие и отчуждённость».

-Что вам больше подходит?

-Второе. Оно менее противно. Здесь как на сцене. Никуда не спрячешься. Даже когда ничего нет и в помине.

-Вы жалеете?

Неожиданно я понял, что даже для себя не знаю ответа и потому вспомнил: «Не жалею, не зову, не плачу…»

-«Всё пройдёт, как с белых яблонь дым», - подхватила Галина и повернувшись в мою сторону, с какой-то агрессивным напором спросила, - Зачем вы меня пригласили?

-Поверьте мне, без всякого подсекса. Просто, мне стало тоскливо и захотелось пройтись с кем-нибудь по берегу. Кроме того, я вспомнил, что лучше ходить с девушкой, чем с насморком. Мне ведь очень нравится ваш Енисей. Этот поток воды излучает такую мощь. Переправимся на тот берег. Я там ещё ни разу не был.

-Поехали. Последний раз я была там лет 10 назад.

Мы подошли к уткнувшейся носом в берег лодке. В ней сидело двое по пояс голых ребят, не считая чёрной, печальной, большой и больной собаке. Молодые люди пили водку и закусывали помидорами. Собака грустно глядела скорбными глазами на мир.

- Перевезёте нас на тот берег? – спросил я.

-Ладно, - почесал живот блондин с железным резцом.

-Сможете забрать через час?

-Не, в 4 часа мы должны быть на работе на ЛМПЗ, - ответил второй: брюнет с татуировкой – профиль Ленина над левой грудью.

-Да сейчас у нас сухой закон, так как аванс. С пятницы до вторника - сухой закон. Так весь сезон отгрузки устраивают нам сухой закон на дни аванса и получки. Поэтому в Старо и Ново Родниковские деревни лодка за лодкой идут. Вернётесь, как захотите, - объяснил блондин.

-А в Старо-Родниковской водку продают? – спросил я.

-Да, там законы другие, там даже милиционера нет, - выбросил остаток помидора в воду парень с Лениным на груди.

Вот и дальний берег, на который я всё это время только смотрел. Он завален брёвнами, но битого стекла намного меньше. Я беру палку от собак и между двумя заборами мы входим на улицу и составляющую Старо-Родниковскую деревню. Она действительно старая: домов 25 с каждой стороны просёлочной дороги, исчезающей с одной стороны на высоком берегу речонки впадающей в Енисей, а открытым концом устремляющейся в пыльную даль вдоль берега Енисея.

Чёрно-бревенчатые дома, окна сантиметров на 50 от земли, зеленеющие травой крыши, глухие заборы, дворы с высокой оградой, образующей рядом со строением как бы ещё комнату без крыши. Несколько собак валялись возле изгороди. Два трактора без стёкол застыли рядом с берегом. За речонкой начиналось поле, упирающееся в лес на опушке, которого устроено окончательное, может быть вечное обиталище временных жильцов глухой деревни.

-Зайдём в торговую точку. Я люблю посещать подобные учреждения, - предложил я.

Местный магазин - одна комната в одном из покосившихся срубов, на полупустых полках лежат какие-то тряпки, несколько видов тканей, стоят ящики с водкой, вином, закуска - консервы килька.

-Удручающее впечатление производит Россия-матушка. За державу обидно, - сказала Галя.

-Да, это не ГУМ и не ЦУМ.

Сумрачная продавщица в грязном, в дырках халате одарила нас – белых ворон - недобрым взглядом.

-Водка есть и ладно, - толи нам, толи себе, толи продавщице, толи Вселенной - весело выкрикнул мужик лет 45, купивший сразу же 10 бутылок, которые засовывал в большую авоську.

По дороге к месту вечного покоя человеков расположено кладбище сельскохозяйственной техники: искорёженные комбайны, ржавые плуги, что-то бесформенное. На берегу речонки сидят четыре мужика, один - в красной рубашке. Рядом с кладбищем стоит мотоцикл. Мы подошли ближе. Последние могилы помечены 1949-1982 годы. “Ёлки-палки”, - вырвалось у меня. Более старые захоронения прячутся среди сосен, вместе с которыми резко убегают вверх по склону холма. Ага, значит сидящие мужики - могильщики. Вот и их творение, ожидающая хозяина комфортная однокомнатная «квартира» - хорошая ямка: сухой песочек, отличные размеры. Рядом брошены лопаты и верёвки. Значит, скоро принесут.

-Вы давно женаты? – прервала затянувшееся молчание Галина.

-Нет.

-Не жалеете?

-Не знаю.

-Понятно, жалеете. Я считаю брак ненужным. Он не удерживает, а наоборот. Когда живут так, то всё время сохраняется у женщины тонус удержать. Брак создаёт иллюзию прочности, когда думают, что вокруг забор, который не преодолеть. Если живут так, то не рассчитывают на стенку, а должны лишь - на себя, в том числе всё время следить за своей внешностью.

-Хорошие мысли. Они особенно неожиданны в местечке, где нельзя два шага пройти, чтобы на тебя кто-то глаз не положил, и не начали обсуждать.

-Я люблю Сибирь. Я люблю Лесосибирск. Как говорит наш новый главврач: «Центр России здесь». Пусть говорят. Я-то буду делать, что хочу.

-Небось, и наш с вами поход не обойдут вниманием.

-Можете не сомневаться. Но мне всё равно.

Неожиданно я подумал, что если бы мы начали гулять по берегу раньше, то у этих прогулок могло бы быть какое-то продолжение. Сегодня Галина показалась мне симпатичной и даже больше.

-Вы могли бы жить в таком маленьком городке?

-Только по решению суда химиком, - усмехнулся я.

-Вы довольны этим летом?

-Да. Оно было очень непростым. Может быть, в этом и есть его прелесть. Какой толк в лёгких путях.

-Вы остались романтиком в вашем возрасте.

-Припомнила мои годы, - раздражённо подумал я и бросил, - Бог с вами, одна дурость. Седина в бороду – бес в ребро.

-Вы обиделись.

-Не на вас, а на природу, на жизнь, смысла которой я не понимаю, хотя пора бы. Пора бы за что-то ухватиться. Найти точку опоры. Мне уже следовало бы быть… «Быть бы мне поспокойней, не казаться, а быть» - опять процитировал я Галича и в этом случае, будучи абсолютно уверен, что это безопасно: она не знает автора и потому не сможет капнуть в компетентные органы.

-В вас есть что-то странное. Необычное. Жалко, что мы с вами не поговорили даже. Мне здесь не хватает людей.

Неожиданно я тоже почувствовал неправильность, невозможность, что-то важное не состоялось: «Вы знаете, я в отряде – самый старый по возрасту, но они почти все опытнее меня в жизненных вопросах».

-Вы маменькин сынок?

-Наверное.

-Я не хотела вас обидеть.

Мы пошли дальше. Дорога растворяется в лесу. Хорошо идти. Исчезло детище прогресса - изрыгающий дым, ощетинившийся смердящими трубами, стрелами кранов лесосибирский берег. Только мы. Ни души. По краю дороги заросли шиповника: большие, сочные ягоды. Эх, собрать бы. Дорога всё грязнее и всё круче забирает в сторону от Енисея вглубь леса. Парит. Мы возвращаемся. Выходим на опушку. Здесь уже справляют новоселье последнего приюта.

Продолжаем путь через поле, доходим до дороги вдоль берега. Не пылит дорога. Парит всё сильнее. Наконец выбираемся к берегу. На носу лодки лежит полный мужчина лет 50.

-В Лесосибирск не поедете?

-Позже. Я отдыхаю. Потом посмотрю корчашки.

Подкатывают две лодки с двумя парнями в трусах. Они лихо достают бутылку водки, хлеб, консервы. Ясно, что назад нескоро.

-Вы идите в Ново-Родниковскую, это около километра. У нас сухой закон, так что там целая флотилия, - помогает нам один из молодых людей, пропустив стакан.

Мы идём по гальке, усеянной брёвнами, и выбираемся на песчаную дорогу. Простота Старо-Родниковской постепенно сменяется прогрессом Ново-Родниковской. На берегу всё больше изуродованных брёвен, щепы, досок, железок. Склад горючего, огороженный забором. За ним начинается весьма культурный пейзаж: горы исковерканных брёвен, ободранные, обожжённые, поломанные машины, перевёрнутый остов автобуса. Ново-Родниковская, и впрямь, новая: дощатые дома, есть двухэтажные, несколько улиц. Мы подходим к пристани. В лодке мужчина.

-Перевезите, пожалуйста, на тот берег, – прошу я.

-Отвезу, только надо подождать моего напарника - он выполняет важное партийное задание, - смеётся мужик.

Рядом покачиваются на волнах две лодки с орущими пьяными мужиками.

-Сухой закон, - шепчет Галя.

Идёт женщина лет 35 и высокий толстяк в тельняшке с полной сеткой бутылок. Они садятся в соседний катер. Вот и наш человек несёт три бутылки водки и две буханки хлеба.

-Почему мало? – недоволен остававшийся.

-Ни хуя себе - 20 рублей!

-Надо было на 30, - смеётся мужик.

Кроме нас с Галей ещё один пассажир - сухой, морщинистый, остроносый мужчина лет 55 занимает место на сидении рядом с кормой. Проходит большой корабль. Поднимает волны. Лодка покачивается на волнах. Летят брызги.

-«Сухой закон» на весь период отгрузки? - спрашиваю я.

-Да, - отвечает один из мужиков.

-А есть смысл?

-Ни хуя, - несмотря на присутствие молодой женщины, не оборачиваясь, бросает второй с носа лодки.

-Все деньги оставляем в деревнях. Стеклоочиститель раскупили, весь одеколон, духи, всю дрянь, как метлой подмели с пятницы по вторник, - говорит пассажир.

-Для чего вводят? – зачем-то продолжаю спрашивать я.

-А хуй их знает. Горком там. Они же ничего не понимают, думают, ввели и всё. И бражку гонят: достают дрожжи, и самогонку, - всё так же, не оборачиваясь, объясняет мне мужик с носа лодки.

-Такса в простом, арийском, греющем душу антисемита Реброва Лесосибирске - 1 рубль с человека за 1000 метров: с берега на берег, - думаю я.

-Ну, вот мы и приехали, - помогаю я Гале сойти на берег, - Спасибо за прогулку, - мне слышится в её голосе грусть, - Не провожайте меня, - протягивает она мне маленькую руку. Крепкое и приятное рукопожатие, - Будите вспоминать цент России?

-Обязательно. Что ещё у нас остаётся в жизни. Что вообще есть наша жизнь? – понимаю я, что несу банальщину.

возврат к началу.