Встречи.
Главная страница

Лесосибирск-82. Записки врача стройотряда. Первая страница

-87-

16 августа. Понедельник

Утро туманное, холодное. День жаркий, как почти уже промелькнувшего лета.

На линейке Князь объявил: «Начинается последняя рабочая неделя. Больше до самого отъезда не будет никаких выходных дней. Всё внимание производству. Вы всегда должны беречь каждую рабочую минуту. Простой всегда недопустим, а сейчас – только самые последние люди могут разбазаривать наши трудовые минуты на простои».

Позавтракав, командир пошёл спать.

Кикаев не поехал на работу с бригадой, а наведался к Князю. “Зайди попозже”, - не удостоил его аудиенции командир.

-Зачем он приходил? - спросил я, так как бригадир уже разбудил Оболенского.

-Хочет уехать, - сладко потянулся Князь, натягивая одеяло.

-Док, ты должен следить за длинной волос, - сказал мне Дзюба.

-Что плохого ты видишь в длинных волосах?

-Раз в армии носят короткие волосы, значит, это отвечает всем стандартам медицины. Или медицина изменила своё мнение?

-Аргумент у него всегда один, - подумал я и сказал, - Можно носить короткие и грязные волосы и длинные, но чистые. В Уставе говорится лишь об опрятном виде. Женщины все носят длинные волосы.

-Мы их мало берём.

-Но они есть.

-Так ты предлагаешь постричь женщин? - раздражение зазвучало в голосе мастера. Лицо исказилось.

-Это ты предлагаешь. Как скажет командир, - кивнул я на начавшего похрапывать Князя и ушёл в больницу.

Делать ничего не хотелось, а тут ещё у Людмилы Васильевны умерла бабушка и она не пришла. Второй врач отделения Галина Михайловна взяла на себя роль и.о. заведующей, с радостью сбросив на меня одну из своих палат. Лена тоже получила добавку. Мы лишь перекинулись несколькими словами в ординаторской. В коридоре я всё-таки остановил её: «Как отдых?»

-Всё лучше, чем работать, - без тени улыбки ответила она.

-Как сегодня после работы?

-Не знаю.

-Так я вернусь из лагеря.

Лена лишь неопределённо пожала плечами.

Сделав максимально быстрый обход, я вернулся в контору.

На кухне все говорили лишь об одном: отъезде Кикаева. Все кислые и подавленные, кроме меня, конечно. Злость прошла совершенно, симпатии я к нему никогда не испытывал, он ко мне тоже. Полная взаимность.

-В 80 году Князь делал много перемещений, но чтобы так уезжали - не было, - смахнула слезу повар Лариса Веретенникова.

-Экая сентиментальность, - подумал я.

Я поднялся наверх. Вдруг зашёл Князь: «Приехал замкомандира края - Иванов. Хочет познакомиться с медделами тоже».

Я вспомнил, что вчера Марина говорила о нём: «Человек - жёсткий, знает, чего хочет и умеет требовать». Я зашёл в штаб. Там уже собрались Иванов, Некрасов, зональная комиссарша и Вишневская.

На месте Князя восседал замкомандира края Иванов.

-Следователь из тройки. Этот ни одного оправдательного приговора не даст. Нет человека – нет проблемы, - думал я, рассматривая жилистого человека лет 30-35 с сухим, на самом деле, жёстким, как из стали вылитым лицом, острым носом и чёлкой на лбу, застывшей неподвижным куском металла. Даже подобия на тень улыбки не промелькнула на его узком лице за всё время нашего общения. Иванов проверил протоколы комиссара.

-Так не ведут, - каждое его слово хлестало Некрасова, - Из них ничего не ясно. Вот по поводу Безбородова: кто говорил? Что говорили ребята? Где вы учились? Вы ведь не первый год в отрядах и в комсомоле, имеете представление о делах, о ведение документов. Это, - он брезгливо скривился, - филькина грамота.

Таким прибитым и застывшим я ещё Некрасова не видел. Одним словом - полный разнос.

-Принесите, пожалуйста, журнал учёта больных, - настала очередь моей экзекуции.

Я принёс.

Иванов долго копался в списке.

-Там 96 человек. Надо было не поехавших вычеркнуть, давно собирался. Леность наказуема, и поделом, - подумал я.

-Надеюсь, все есть в списке. В МИЭМ одного провезли, и он умер, у него было что-то с головой, - продолжал листать журнал замкомандира зоны.

-У нас тут один парень по фамилии Брюханов сломал палец, когда играл в лагере в футбол, - сказал Князь.

Иванов оторвал глаза от журналов, покачал головой.

-Какой всё-таки Князь негодяй. Что сказать, если Иванов начнёт меня расспрашивать? Нет, я скажу - правду, - судорожно думал я. Но на моё счастье дело Брюханова на моём допросе не выплыло.

Иванов продолжал. Он просмотрел, даже прочёл по несколько раз отдельные страницы моего журнала: “Вы работаете с креозотом?”

-Да.

Иванов покачал головой и продолжал просмотр. “А как больные в больнице?”

-В каком смысле? Кто выздоровел, кто ухудшение, а кто и того, ушёл в лучший мир.

-Я это говорю, так как в отчёте врача ССО есть пункты о работе с местным населением, их надо отразить. При составлении сводки указать необходимо всё, но вот царапины можно и не указывать. А что с Дроздовым? Действительно, болеет или не хочет работать?

-Обострение хронического бронхита, - пожал я плечами.

-У нас многие так болеют, причём он сам не выполнял предписаний, - опять вписался Князь.

-Не знаю, лечился, как лечился, а что он не бросил курить так это достаточно многие люди не способны сделать, - сказал я.

-Обтекаемо, - почесал верхнюю губу Князь, - Но когда мы ему сказали: или больница, или работа, то он сразу же выздоровел.

-Это ни о чём не говорит. Может быть, он просто не захотел идти в больницу. Ты часто ходишь в больницы? - упёрся Иванов в Князя.

-Вообще не хожу.

-Ну, вот видишь. Кроме того, не ставьте в дни болезни “0”, как Дроздову, например. Это получается, что человек прогулял, ставьте “б”.

Отпущенный начальством, я прошёлся по комнатам, поставил оценки по сансостоянию и с радостью, предвкушая прогулку с Леной, пошёл переодеться в мою лучшую рубашку.

-Ну, докер, ну, вагинист, куда это ты так вырядился? – перехватил меня в коридоре пришедший в себя после избиения комиссар Некрасов.

-Труба зовёт.

-Подождут твои сифилиды. Тут дело на сто тысяч. Ты обязан взять у главной сестры больницы 10 справок о концертах агитбригады.

-Это по поводу одного проведённого.

-Не будь мелочным, докер.

Я попросил у главной сестры больницы пять справок. Она дала только три.

Послеобеденную работу начали с чаепития в ординаторской, в котором участвовали Галина Михайловна, Лена и я.

-У меня есть ещё два брата, - начала Галина Михайловна, - Старшему 22 года, кончает службу во флоте. В школе мечтал об автомобилях. Поступил в институт, кончил первый курс, не понравилось, бросил и, конечно, тут же забрали в армию. Я завидую его решительности. Мне медицина разонравилась курсе на четвёртом, но бросить я побоялась, хотя никакая армия мне не грозила,

-Многие в моей группе разочаровались, а ушли только четверо, да и то, потому что их отчислили за неуспеваемость, - сказала Лена.

-А как вы, Илья Захарович, - обратилась ко мне Галина Михайловна.

-Мне нравится медицина. Работа врача даёт мне какое-то чувство причастности, что ли. Я должен этим заниматься. Как говорил один мой знакомый: «Есть лишь три состояния: жизнь, болезнь и смерть».

-Это счастье, когда любишь профессию, - сказала Галина Михайловна, - Хорошо бы ещё и начальство приличное.

-Это уж, и вправду, чудо, - ввернул я.

-Пругов – хам, - выдохнула доктор, - Не успел появиться сразу же заявил: “Я сюда работать и надолго и вы будете делать всё, как я вам прикажу, а кто не захочет пусть сразу же ищет новое место работы. Я никого держать не намерен”. Ладно, мне пора, да и вы не задерживайтесь.

Галина Михайловна ушла, и мы остались вдвоём с Леной на всё отделение, кроме дежурной сестры и санитарки. Последняя уже успела, как следует приложиться к бутылке и заснула на диванчике в холе. У принятого мной утром больного с цирроз печени, развился перитонит. Вызванный хирург без слов перевёл к себе. Я вернулся в ординаторскую, закрыл плотно дверь и сел за стол напротив Лены.

-Я вчера дежурила и очень устала, - она, на самом деле, выглядела помятой, утомлённой, не очень хорошо причёсанной, - Вчера я приняла четырёх новых. Всё тяжёлые, какие-то непонятные. Вызывала хирурга из-за подозрения на частичную кишечную непроходимость. Хирург написал, что “данных за острую хирургическую непроходимость нет». Я очень боялась, что он ухудшится. Какую специальность мы с вами выбрали. Эта ответственность угнетает меня. Я перестала чувствовать уверенность. Какая-то тревога не оставляет меня даже дома.

-Мы должны делать, что можем и, самое главное всё записать. Нас учили, что врач всегда пишет для прокурора. Хорошо хоть не оперу.

-Что вы имеете в виду?

-Вы не знаете: «А я пишу оперу», то есть оперуполномоченному».

Лена улыбнулась.

Вдруг меня пронзило, что через несколько дней мы можем расстаться навсегда. Этого нельзя допустить. «Я люблю тебя», - выпалил я совершенно неожиданно для себя.

-Вы уверены в этом? – совершенно не удивившись, плоским и ровным тоном произнесла Лена.

-Да.

-Вы оставите жену, ребёнка? Вы пропишите меня в Москве?

Я чуть опешил.

-Вы молчите. Значит…

-Я не молчу. Я…

-Но ваша первая реакция. Она – самая правдивая. Она вас отражает. Вы увлеклись мной. Или просто у вас давно не было женщины…

Я встал и, не очень хорошо понимая, что делаю, обнял Лену и попытался поцеловать.

-Вы молчите, - она руками упёрлась в мою грудь. Я опять попробовал поцеловать её, но Лена отвела голову, - пойдёмте. Сюда могут заглянуть.

Мы сняли халаты, надели куртки, вышли из больницы и пошли по всё той же тропинке в лесу. Моросил дождь. Какая-то почти осенняя мокропогодица.

Я взглянул на дальний берег, в сторону которого шло несколько моторных лодок.

возврат к началу.