Встречи.
Главная страница

Лесосибирск-82. Записки врача стройотряда. Первая страница

-82-

В коморку ввалился совсем забурелый Хез. Сходу влил в себя ещё два стакана “Лудогорско”. Бросил руки в тарелку с огрызками, не обратил на это внимания, упёрся диким взглядом в стенку напротив.

Появились бригадиры Кикаев и Борзенков в маёвках и с ящиком - дискотека на носу.

-Дай оттянуться, Хез, - попросили они хором.

Я вдруг понял, кого напоминает мне Кикаев – лис: невысокий, виляющая походка, маленький, горбатый носик, хитрое выражение лица.

Завхоз затряс головой, возвращая себя в протекающее мгновение, хмыкнул, откашлялся, вскочил, побежал к холодильнику, вернулся, щедрою рукою, даря буграм бутылку пива.

Они присели. Вмиг распили. «Добавить бы надо, Василий», - прошепелявил Борзенков.

Хез совсем расщедрился: пожаловал просящим ещё три бутылки. Борзенков положил их в ящик.

-Так мы приедем, - вытянул губы Хез свиным пятачком.

Восторга у бугров я не заметил. Наоборот, они заговорили, перебивая друг друга: “Там кремни, общага. Два раза махнёшь и всё, затопчут, на куски разнесут”.

-А, хуй с ним. Пусть в жопак, но мне плевать, - упирался Хез.

-Как знаешь, Василий, но я не советую, - продолжил Борзенков.

-А мне насрать, Василий. Пусть в жопак, но как я хочу. Пусть я не прав, но по-моему. Я так хочу, Василий.

-Нелогизм выйдет, Василий, - встал Борзенков.

-Я так хочу. Василий, и пусть всё в жопак, - побагровел Хез.

-Ну, как знаешь, как знаешь, Василий, мы тебя предупредили, - уже в дверях бросили бугры, исчезая.

Хез заглотнул ещё стакан пива. Куда-то умчался. Потом, шатаясь, ругаясь, плюясь, он рыскал по лагерю, искал везде свою коричневую сумочку, в которой он носит всю отчётность завхоза. Рот Хеза при этом порождал либо шестиэтажный мат, либо полюбившуюся ему в последние дни фразу: «Подтверждающие документы - неподтверждёнка».

-Маленькие нелогизмики, - говорил шофёр Серёга, полностью переделавшийся в маёвца, тем более, что даже носит куртку с эмблемой Московского Авиационного Института.

Хез поднялся наверх переодеться для дискотеки. Как трудно-то, черт возьми. «Спаси, док». Тельняшку смог стащить с себя лишь с моей помощью. Злился и бормотал: “Хуй с ним. Пусть я в жопак, но уж двоих-то точно. Помяните, док, блинов поешь”.

-Чего ж ты нас так рано покидаешь, мил человек, - улыбнулся я. Интересно, но с завхозом, как ни с кем другим, у нас сложились отношения взаимного уважения, которые он не нарушает даже пьяным в стельку. Какая-то взаимная симпатия.

-Хуй с ним, в жопак, - убежал Хез. Минут через 10 вернулся. Схватил сумку. Добежал до холодильника, бросил в свою ручную кладь две бутылки “Лугорско”. Всё так же шатаясь, унёсся. Минут через 5 опять вернулся. Снова к холодильнику и теперь достал из морозилки две бутылки водки. Теперь-то исчез надолго. Вместе с ним пропала бортовая машина Серёги, стоявшая на шоссе метрах в 40 от входа. Возле конторы всё разрыто, траншеи рассекают проезжую часть. Говорят, перекапывают улицу чуть не каждый год. Сейчас шабашники ведут канализацию.

Я пошёл в столовую. Часть агитбригада уже вернулась. За столом возле окна ели Читас, Работинский и Павлов, которого за настоящее обилие волос на голове стали звать: «Лысый».

-Как дела? – спросил я у лучших артистов отряда.

-Нормально. Мы своё сделали, теперь публика ждёт дискотеку.

Только я собирался услышать от них, что происходит в зале, как состояние Хеза, как меня позвала шеф-повар Сосунова: «Доктор, заболел Болдырев». Ещё один боец с высокой температурой. Дал ему лекарство и уложил в изолятор.

Пришёл Зоммер - блондин с золотым зубом в очках, которого Дзюба величает Конрад.

-Я работал со сварщиком без маски - подгорело лицо, - потрогал боец свои пылающие щеки.

Смазывая его синтомициновой эмульсией, по привычке спросил: «Как дела?».

-Нормально. Я сейчас работаю с шестой бригадой. По-моему, шестая работает менее интенсивно, чем пятая. Кроме того, в пятой бригадиры были ближе к бойцам и бойцыцам: и Зайцев, и Павлов. Мы все были вместе. Бугры в шестой и второй более начальники. Сами меньше работают - больше руководят и сидят.

-Чего ты хочешь – Борзенков и Кикаев, - усмехнулся я.

Завершив врачебные дела, я опять пошёл гулять по лагерю. Вот и бывший бригадир Дроздов. Он постригся и выглядит совсем другим, стал намного приятнее, тем более ещё не пьян. «Вот тебе и впечатление, - подумал я и спросил, - Как дела?»

-Нормально.

-Как работа в сравнении с третьей бригадой?

-Другая. Тут тяжелее - щиты большие, но больше есть возможность отдохнуть. Кроме того, много мужиков ездивших по несколько раз. Поговорить можно. Интересно.

-Вспоминая его стычку с Вишневской и её страхи, я вернулся в офицерскую.

На удивление Лещенко сегодня много спал. Ближе к вечеру он встал и исчез в районе кухни, где его подруга по стройотряду Шевченко загрузила здоровенную сумку продуктами - от завидущих глаз жаждущих вкусненького и сладенького бойцов - и тоже исчезла, в сопровождении кавалера. Инженер по ТБ потащил запакованное Леночкой в сторону комнаты поваров.

Хез сидел на кровати Оболенского: “В жопак. Вырублю… Князю придётся посидеть в кутузке ”.

-Не просит, чтобы любимому командиру носили передачи, - подумал я и вспомнил, как Вишневская сказала: “Князь никогда не шутит”. Похоже, она права. Я не могу понять Оболенского. С одной стороны, он издаёт для бойцов идиотские приказы, типа, не есть немытых ягод, не купаться в море и тому подобное, лишь бы себя обезопасить. С другой стороны, палец о палец не ударит, чтобы приостановить Хеза, своими пьяными дебошами представляющего для него очевидную опасность. По-прежнему висит над отрядом, и, разумеется, Князем в первую очередь, неприятность из-за футбола. Собственно говоря, только из-за этого отряду не дали 1 место по зоне. И хоть бы что. «Ага, - внезапно прожгла меня мысль, - Да здесь не чисто платонические чувства - они крепко повязаны. Князь просто боится, что Безбородов раскроет рот, если его возьмут за жабры. За ним не задержится. С пьяных глаз он как-то угрожал. Интересно, сколько тысяч они украли у отряда? Потянет на хищения в особо крупных размерах? Похоже, что да. Как они все хорошо устроились, даже в мелочах, - вспомнил я дела поварские, то есть кражу продуктов, - Каждый тащит под себя и себе и все неподсудны».

С такими мыслями я пошёл в изолятор лечить Федянина из первой бригады от непонятной кожной болезни иголками и прогревание. Расслабившись, он заговорил: “Нам, в конце концов, завезли рельсы. Потому мы сразу выложили 100 метров железной дороги. Пошла работа. Наш маленький БАМ. Приятно всё-таки что-то оставлять за собой. Много лет спустя будем смотреть на фотографии и говорить: «Эту железную дорогу построили мы».

В это момент в изолятор ввалился Дзюба. “Я могу дать наряд Федянину. Отбой сегодня в 24-00» - сходу выдал мастер».

-Но ведь сейчас часть людей на дискотеке, Он тоже мог бы быть там, - про Хеза я даже не стал упоминать, уже выучив, штаб – это святое.

-Маленький нелогизм - был бы на дискотеке - это одно, а в лагере должен лечь в 24-00, - стоял на своём мастер.

-Так уж прямо маленький, довольно таки крупненький нелогизм, - пробурчал я, а Дзюба на этот раз наряда не дал и даже не требовал этого от меня.

Мастер ещё потоптался в изоляторе. На глазах помрачнел, совсем скис, что-то забурчал, пошёл в офицерскую и лёг спать.

-Утро вечера мудренее, - раздраженно думал я, - Совсем достал меня Дзюба со своим солдафонством. Понятно, дисциплина нужна. Нужен режим дня. Бойцы должны отходить ко сну вовремя, чтобы не спать на объектах. Речь идёт не только о заработке, но и технике безопасности. Я вспомнил, как Дзюба заставлял меня дать наряд Трошину за наше совместное нарушение отбоя. Когда я отказался, Дзюба сам дал наряд Трошину. Мне пришлось извиниться перед Алексеем. Из всех бойцов у нас с ним сложились самые дружеские отношения ещё с прилётной красноярской ночи. Дзюба – нервный, неуверенный в себе, плаксивый. Наверное, потому он так и ухватился за ясные и жёсткие правила армейской дисциплины. Нет внутри организующего стержня... Мои размышления были прерваны возвращением остатков агитбригады во главе с Некрасовым.

-Ну, как она ничего? – встретил я комиссара.

-Мужайся, докер, всё хуёво. Мы пешком, как кашкадаки, добрались до агитплощадки,

-Где должна была состояться Кикаевски-Борзенковская дискотека? – ввернул я.

-Докер, эти урюки ещё даже не начали. Сидят у знакомой официантки из «Лимана». На обратном пути мы заходили на местную дискотеку. Докер, хорошо, что тебя там не было, ты бы этого не вынес, - Кикабидзе и прочая параша, - злобно бросил Некрасов и взялся за пиво.

-Надо же, как ты обо мне, - покачал я головой и пошёл на улицу, опасаясь, что назревают какие-то события.

Вечер тёплый, туманный, потому звёзд не видно. Нехолодный ветерок игриво гуляет возле смердящего сортира.

Возле умывальников на подставке сидят Александров и Козленко, курят и планируют, куда они пойдут в Москве после возвращения.

-Во-первых, в “Сандуны”, - мечтательно тянется, хрустя членами Александров, - Во-вторых, в бар ресторана “Спорт” на 25 этаже. Я живу поблизости и у меня там есть блат, - объясняет он мне, - В-третьих, в кафе в Столешниковом переулке. В-четвертых, в поход по Подмосковью.

Они начинали учиться вместе, но Макс Козленко перешёл на четвёртый курс, а Александров на третий. Он был вынужден повторно пройти второй, так как первый раз проболел всю зимнюю сессию - двухстороннее воспаление лёгких.

-Ты правильно делаешь, что куришь, - вспомнил я его анамнез.

-Я знаю, - кивает Александров и с какой-то радостью хлопает по плечу приятеля, - У Макса тоже хронический бронхит.

Когда я вернулся в контору, освободившийся после дневальства пятой бригады белобрысый толстяк с рыжими усиками Толин спросил: “А что сегодня вечером была дискотека?”

-Да, в ОРСе.

-А почему нас не взяли? На наши кровные денежки куплено всё, и кто-то пользуется, а не мы. Почему так?

-Что я могу тебе сказать?

-Я понимаю, - мне показалось, что боец излучает нечто жалостливо-пренебрежительное.

В два часа ночи я ложусь спать, вспомнив, что с дискотеки ещё не вернулись; как бы Хез не устроил очередной тарарам.

Я начал дремать, но был разбужен громкой песней – дуэт Александров-Козленко исполняет свою коронную песню сезона:
Тянется ужин
Плещет бокал,
Пищей загружен
Я воспылал.
Вижу напротив дама сидит,
Ну, просто не дама, а динамит.
Гладкая кожа, ест не спеша,
Боже ж мой боже, как хороша.
Я поднимаюсь и говорю:
“Я извиняюсь, но я горю”.

Я приподнимаюсь: «Хорошо поют», смотрю на Дзюбу – сладко спит или не хочет бежать давать наряды. Хотя в данном случае следовало бы. Может, я должен был бы пойти и разобраться. Всё-таки я тоже здесь начальник. Тоже несу ответственность. Власть. Кто пролазит в коридоры власти? Какое дерьмо. Чего удивляться. Кто стоит во главе страны? Во главе ССО? Карьеристы. Демагоги. Прагматики. Циники. Лицемеры. Пускающие пыль в глаза. Творящие липовые отчёты о несуществующих собраниях и заседаниях. Ради своих целей, ради удовлетворения собственных желаний их не остановит никакой позор. Их интересуют только они сами. Они заботятся только о себе и немножко о приближенных, на всех остальных им наплевать. Для достижения своих целей они не остановятся ни перед чем, они пойдут по трупам, пусть всё летит в тартарары, лишь бы игра, с их точки зрения, стоила свеч, лишь бы они процветали. Изменения возможны, когда рак свиснет. Какая банальщина. Все это знают уже тысячи лет. Никакой другой власти не бывает и быть не может, потому что такова природа человека, нагло обозвавшего себя «разумным». Нет смысла даже думать об этом.

Сон прошёл. Я встал и в дверях столкнулся с Князем.

-Как дискотека? - обратил я внимание на его сумрачность.

-Хреново, - бросил Оболенский, пожевал палец, передумал заходить в спальню, развернулся и куда-то ушёл.

Хез и Серёга шумно ввалились в офицерскую около 5 часов ночи, точнее, утра.

возврат к началу.