Встречи.
Главная страница

Дневник одной практики. Первая страница

-35-

Ненормативная лексика используется только в силу необходимости. Всё изменено, что возможно

-Брось, Князь, не надо, - отговорил Хез.

В полдвенадцатого Князь, Хез, Лещенко, Некрасов, Дзюба и я сели за стол в коморке. Князь, Хез и Дзюба пили ликёр апельсиновый, Лещенко и Некрасов - водку, я - тыквенный сок. Закуска в виде печенья, паштета, сгущённого молока и “поздравительного бисквита” - не всё списанное комиссаром на Злобину, он подарил новорождённой.

Князь был злой как чёрт из-за обмана поваров: “Они не пришли! Они не с нами! Они с ними! Политически мы проиграли!” - навязчиво твердил Оболенский, пуская слюни в стакан с ликёром.

-А, брось ты на хуй, ебись оно всё конём, Князь. Какая разница, сиди и пей, - похлопал Хез командира по плечу.

-Фланцовки, хуевы…

Вот он, вражий лагерь. Метрах в 100 от туалета, среди берёзок горел костёр, вокруг которого “политические победители штаба в плане поваров” праздновали чуждый штабу праздник. Князь воспринимал лёгкое подмигивание огонька как наглый вызов: «Пусть только попробуют, суки вонючие, бляди, в 24-30 не лежать, - зловеще цедил сквозь гнилые зубы, переходя с ликёра на водку Князь Оболенский, - Всем наряды дам, а бабы в Москву улетят как пёрышки…»

-Ты, Князь, пиздострадатель. Какая тебе разница кто с кем? – слегка щёлкнул командира по большому носу мастер Дзюба.

Последнее время производственная тема почти полностью заменена медицинско-сексуальными беседами, а так же бесконечными рассказами Хеза о буднях подлодки. Пока Безбородов не очень пьян и не впадает в бессмысленно-занудный круг повторений, слушать его интересно. Сегодня мы узнали о походе в Средиземное море, Алжире, бананах, купании в теплых морских водах, во время которого старпома чуть не съела акула…

Князь ничего не слушал, а злился, злился, злился: “Они заставляют нас пить, ожидая себя. Суки, бляди. Так мы и сопьёмся. Из-за них сопьёмся. Они виноваты. Всем наряды”.

Вдруг пришла шеф-повар Сосунова. Посидев несколько минут, она сослалась на своё дежурство, необходимость варить компот, разрезать мясо и ушла. Минут через 30 после её ухода узкий штаб посетили все три поварихи: опять Сосунова в купе со своими товарками Веретенниковой и Шевченко. Штаб лицезрел всех работников кухни ненамного дольше, чем одного шеф-повара.

Не успели девушки уйти, как Князь вспомнил их 10-этажным матом и добавил: “У, вонючие суки, бляди. Там были и сюда заглянули. Я им заплачу. Хуй получат, бляди вонючие ”.

После следующих двух-трёх рюмок славный командир совсем осоловел, заборзел, озверел: “Увижу кого-нибудь поддатым - тут же в Москву”. Слова эти он отрыгивал сам себе вместо тоста перед следующей рюмкой водки.

В 24-30 Князь поднял своё затяжелевшее тело, задействовав в этом процессе все 4 конечности, и, пошатываясь, заковылял выполнять свои недавние угрозы или прямые обязанности. Минут через 10 мы опять имели счастье зреть его голый череп, мутные глаза, пенистый рот, слышать заявление: “4 наряда. Всем бабам по наряду!”

Вдруг в дверь постучали.

-Нельзя! - истерично завизжал Оболенский, - Кто заложил? - завопил он и заорал как резанный, - Суки-и!

Вышел Лещенко. Вернулся через несколько мгновений: “Приходил Кикаев”.

-Но не принятый, не солоно хлебавши, отвалил, - пробурчал я.

-Давайте споём, - томно проблеял Князь.

-Я не против, но моя гитара в какой-то бригаде, а в какой я и не помню, - как бы оправдывался Некрасов.

В час ночи Князь вышел. После непродолжительного отсутствия он принёс гитару.

Эх, как заорали все освобождённые члены штаба, кроме Лещенко уже вышедшего на свой обычный ночной промысел вкупе с Шевченко, и меня. Следует отметить, что и мастер Дзюба еле открывал рот, и то чаще всего с намерением хоть чуть-чуть уменьшить силу звука издаваемого командирско-комиссарско-завхозским треугольником. Тщетно. Разве возможно остановить разбушевавшуюся стихию? Разве подвластна она робким потугам тихого мастера? Матёрыми буйволами, которых при жизни решили посадить на вертела ревели Князь, комиссар и Хез. Неизвестно, были ли разбужены наши соседи по улице? Но я уверен, что все нарушители отрядной дисциплины, строго, но справедливо наказанные командиром, были вырваны из сонной неги пьяным, нестройным, но могучим трио, чтобы могли ещё и ещё раз один на один с холодными звёздами осознать всю тяжесть своих проступков и всю необходимость дальнейшего достойного поведения. И бесовской вопль административно-идеологически-хозяйственых вождей отряда среди ночи будил мысль и совесть, звал к новым трудовым и общественным свершениям…

Я пошёл в туалет. Входная дверь открыта настежь. Каждый день с 18 до 23 часов у входа сидит дневальный с повязкой на рукаве и никого без разрешения члена штаба не имеет права пускать ни туда, ни сюда.

На скамейке курили, прижавшись, друг к другу какие-то парень и девушка. Я так и не понял кто они. Мимо пробежала стайка бездомных псов: в Лесосибирске их пруд пруди. На всякий случай я поднял палку. В этот момент под окном столовой нос к носу столкнулся с бригадиром Дроздовым. Он был тепло одет и весьма поддат.

-Что это, нунчаки? - спросил бугор.

-Нет, палка от собак.

-А я кручу. У меня после армии рука была растянута. Ребята в Болшево посоветовали.

-Так ты живёшь в Болшево?

-Да.

Мы выяснили, что жили в одном и том же посёлке и даже учились у одной и той же учительницы по литературе.

Мимо нас прошли в туалет Князь и Хез.

-Сергей Иванович, спать пора, - сказал Князь.

-Сейчас, - буркнул Дроздов.

Мы продолжили беседу. Князь шествовал назад один.

-Сергей Иванович, спать пора.

-Сейчас.

Но мы постояли ещё несколько минут. Дроздов двинул в сторону перелеска, а я спать.

Вдруг! Дверь закрыта. Я обалдел. Я дёрнул ещё раз. Нет, дверь закрыта, как положено на крючок и на палку. Я озверел. Это Князь закрыл, чтобы наказать меня за разговор с Дроздовым. От злости я задохнулся. Побежал к кухонным окнам, привстал на выступ стены. Свет горит, но внутри ни души.

Не предполагая длительного пребывания на улице, я выскочил в одной рубашке и начал мёрзнуть. “Сволочь. Какая же он сволочь, - лихорадочно думал я, - Все они там сидят, жрут и, наверное, смеются над хохмой этого ублюдка”. Я представил себе как перед очередным забросом в свою мерзкую глотку обжигающей отравы, Князь говорит: “Не будет трепаться с Дроздовым. Пусть помёрзнет, сука”.

Из чёрного мрака, в котором недавно исчез Дроздов, выплыла хрупкая женская фигурка в куртке - Лариса Веретенникова: “Илья Захарович, что вы здесь делаете?

Повара, кроме Шевченко - самая молодая среди них - обращаются ко мне только на “вы” и по имени отчеству.

-Загораю.

-Не холодно?

-Обливаюсь потом.

Почему вы не идёте спать? - продолжила допрос Лариса.

-Во-первых, потому что мне здесь очень хорошо, а во-вторых, потому что входная дверь закрыта.

-Кто её закрыл?

-Оболенский.

-Почему?

-Я это тоже очень хотел бы знать.

Лариса предложила бросить маленький камешек в ярко освещённое окно коморки штаба, отравляющее умиротворённую тишину ночного Лесосибирска нестройными, но отчаянно ревущими голосами почти полностью забивающими гитару. Я не хотел проситься, я - не собачка, но во время нового антракта - наливают и заливают - я всё-таки свистнул и бросил в окно камень.

-Это кто? - свесил вниз голову Хез.

-Я.

-Чего ты там делаешь?

-Собираю лютики.

Дверь открыл Князь.

-Это ты закрыл?

-Я, - как мне показалось, насмешливо издевательски ответил Оболенский и добавил, - Случайно.

Молча, взбежав на 4 этаж, не заглянув в коморку, я забился под одеяло.

За стеной громыхали блатные песни с матом. Обуреваемый злостью, я представлял, как выдам Оболенскому: “Я вам, Михаил Владимирович, не собачка. Я оскорблён. Я не знаю ещё, какое я приму решение”.

Неожиданно в соседней комнатке всё стихло. В форточку, уже с той стороны, полилась издалека слышная гитара и хор, исполняющий: “Я пью до дна за тех, кто в море, за тех, кого любит волна”.

-Это Гурский, - зловеще процедил Князь.

22 июля. Четверг.

Я проснулся вместе с оглушающими аккордами, изрыгающего гимн радио. Проснулись Князь, Лещенко, Дзюба. Я присел на кровати, а потом встал рядом с ней: “Я вам, Михаил Владимирович, не собачка…”

-Я не хотел тебя, Илья Захарович, оставлять. Совершенно случайно получилось.

-Сомневаюсь, - продолжил я, застилая кровать и говоря уже не запланированное, - пройти мимо меня, в двух метрах, то есть сантиметрах и закрыть… Я закончил с кроватью и сошел вниз.

Молочный, промозгло-едко-холодный туман нагло-бесстыдным образом всё пожрал, оставив лишь ближайшие 5-6 метров относительной видимости.

Сегодня Князь не информировал собравшихся бойцов и бойцыц о временной координате их бытия, а, выдыхая смрад, в который его организм переработал ночное возлияние, сразу же взял быка за рога: “Вчера мы разрешили мероприятие. И что из этого вышло? 4 наряда, наряды женщинам, бригадиров нет, - не совсем так: Зайцев присутствует, - они получат своё административное взыскание. Я вам обещаю: не можете - не надо. Больше такого не повторится. Не хотите по-хорошему, не надо. Будем строго придерживаться всех формальных нюансов устава. Хорошего отношения вы не понимаете”.

возврат к началу.