Дневник одной практики. Первая страница
-26-
Ненормативная лексика используется только при отсутствии иной возможности. Всё изменено, включая имена, отчества, фамилии.
-Теперь, как получилось, что с комиссаром утром вернулись не все? - рявкнул Князь.
-Они не хотели. Они посчитали, что лучше просто посидеть на работе и получить 7 часов, чем получать полдня по болезни, как им пообещал Гурский, - объяснил Некрасов.
-Я такого не говорил, и разговоров даже таких не было, - взвился Гурский даже подпрыгнув.
-Ты предлагал всем уехать? - посмотрел Князь на Гурского.
-Да.
-Брюханова я забрал силой, так как у него совсем поплохело с лицом, а Гриша и Трошин остались, - бросил Некрасов.
В этот момент зашёл вызванный Князем на штаб Трошин.
-Как было дело? - строго выдал командир.
-Мы ехали работать до тех пор, пока есть возможность. Кроме того, мы должны были выяснить брать ли в лагерь клещи.
-Комиссар звал вас с собой? - продолжал допрос Князь.
-Да.
-Почему вы остались?
-Мы пошли искать бригадира Гурского.
-Бойцы обязаны выполнять последний приказ члена штаба, - как прочитал инструкцию Князь, - Но из-за невозможности восстановить истинную картину случившегося, мы мягко поставим бойцу Трошину на вид. Понял?
-Да, - сердито буркнул Алексей.
-Вопросы есть? - не обратил внимания на недовольство бойца командир.
-Да. Как завтра?
-Тебе скажут. Ты свободен. Теперь, Сергей Иванович, как получилось, что бойцы до сих пор остались на участке без тебя и твоего зама Петрова? Идёт бетон. Как можно оставлять их? А если что случится? Вы несёте за них такую же уголовную ответственность, как и я. Где бойцы?
-Не знаю, - равнодушно глядел Дроздов напротив себя рассеянным взором отсутствия. Обычно он сидит на одном из стульев вдоль стены, перпендикулярной столу Князя.
-Вместо того, чтобы идти мыться в баню пошёл бы искать их.
-Я в субботу не мылся. Мы дело делаем. Мы по 20 рублей зарабатываем, - теперь Дроздов вперил взгляд в темноту засыпающего посёлка за окном.
-Не думаю. У меня другие сведения, тем более, что первые дни вы ничего не делали. Но сейчас это не относится к делу. Всё равно, как ты мог оставить их одних? Кто там старший? - нападал Князь.
Дроздов молчит. Сложены на груди руки, неподвижное лицо сфинкса, покой и равнодушие во всех органах и членах.
-Проваливай к чёртовой матери! Иди, ищи бригаду! - взрывается Князь.
-Ну, и пойду. Мы - единственные сейчас что-то делаем, и значит, даём в отряд деньги. Мы вчера оставались.
-Да, хватит вам копейки считать, - подтянул Лещенко ноги под сидение стула и открыл глаза, - Ты, Серёга, не прав, где люди?
-У меня с тобой, Серёга, всегда были, я надеюсь, и останутся, хорошие отношения, но так нельзя. Я позволяю вам многое. Можно понять, когда мы после мероприятия не вышли на линейку, но ты сегодня тоже опоздал, на автобус опоздал, - примирительным тоном проговорил Князь. .
-Автобуса не было, - сохранял олимпийское спокойствие Дроздов.
-Да, нет, он был. Он стоял во дворе. Ты смог встать лишь в 6-35, а уехать должен был в 6-50. Вот у тебя и нет времени. Когда же ты увидел автобус, то демонстративно, все присутствовавшие в столовой видели, отодвинул тарелку - не накормили его, видите ли, - опять начал заводиться Князь.
-Если бы я знал, что автобус стоит, то уехал бы голодным. Мы, слава Богу, уже сделали и делаем, если бы все так зарабатывали.
-Нет, он ничего не понимает. Он копейки считает. Где люди? Ты всегда обязан знать, где они, даже в свободное время. Где люди, а ты мелочишься?
-Если так, ну, так я и не буду жопу драть на этой работе.
-Не будешь, так мы заменим тебя Петровым.
-Ну, и, пожалуйста.
-Иди ты на хуй, - аж взвизгнул Князь - таким я его ещё не видел.
Дроздов встал и, не взглянув в сторону командира, мерным, ровным, спокойным шагом прошествовал к двери, тихо открыл, равнодушно закрыл и скрылся из глаз.
Оболенский продолжал визжать: “Из грязи подняли в люди. Бригадиром сделали, а он, видите, говно. Домой поедет. Петрова поставим.
-Так нельзя, Князь, - совсем проснулся Лещенко, - Из грязи. Он, конечно, не прав, но нельзя так… Надо идти искать людей. Кто со мной?
Встали Гурский и я.
-Я пойду с Алексеем, - выбрал Лещенко Гурского, но вернулся Хез, и со злобной радостью выпалил: “Я уже дал три наряда. Третья бригада в лагере”.
Князь остыл: “Конечно, попытаемся вернуть его. Нельзя так бросаться буграми. Минут через 30 он остынет. Кто его приведёт?
-Лучше ты сам иди, - предложил Кикаев.
-Ладно. Я сегодня провожу отбой. Мастер, садись на моё место, веди штаб. Готовься, поедешь командиром.
Князь вышел. Дзюба занял его место.
-Что, собственно говоря, мы всё слушаем отчёты бугров? - опять открыл глаза Лещенко, - Пусть пишут на графике, а здесь говорят только что им нужно.
Все согласились.
Хез выяснил у Гурского причину скандал и подвёл итог: “В 80 году тоже одна бригада целый месяц кормила весь отряд и ничего, никто не выступал”.
-По проекту на ж-д требуется 1300 шпал, а Киселёв требует, чтобы мы растащили около 2000. На наших костях хочет свои дела делать, - бросил Гурский.
-Об этом необходимо информировать Никитина, - оживился Дзюба.
В комнату зашёл Зайцев: “Доктор, у тебя очередь”.
Клиенты всё те же: первая бригада “Прожжённые”, осиливающие дорогу: Трошин, Телешов, Брюханов. У последнего на лице такие трещины, что я запретил ему завтра появляться на улице.
В час ночи штаб, кроме Князя, Хеза, Дзюбы и меня распил присланную Некрасову бутылку “Столичной”.
Как всегда вечером Лещенко ушёл к Шевченко, а Борзенков, Кикаев и Гурский - в неизвестном направлении. В три часа ночи, когда я лёг спать, они ещё не вернулись.
Одиннадцатый день.
Жаркое летнее солнце присутствовало при информировании Князем бойцов и нескольких бойциц: “Сегодня у нас 12 июня, среда, 1982 года”. Затем командир гладко вещал о проступках, за которые дают наряды: “Во-первых, за опоздание на линейку. Во-вторых, опоздание с отбоем в 23-00 карается нарядом в том случае, если нет разрешения командира, комиссара или завхоза. Причём, комиссар и завхоз могут откладывать отбой только до часа ночи. Все бойцы и бойцицы без разрешения должны в 23-00 лежать в кроватях, а свет должен быть выключен. Более серьёзный проступок - это самовольный выход из лагеря. Чрезвычайно серьёзный проступок - это нарушение сухого закона…”
Я вспомнил, как в Москве Князь говорил, что пить всё равно будут, но наказывать придётся лишь тех, кто пить не умеет.
-Так же вы должны выполнять распоряжения всех членов штаба, особенно производственные. Конечно, здесь не армия, от вас не требуется беспрекословного подчинения. Если вы не согласны, то вам объяснят, и вы должны выполнить распоряжение…
По рядам пробежал шумок, порождённый непонятно только смехом или ропотом. В это время опоздавший бригадир Борзенков соизволил посетить линейку. Князь этого не заметил. Как ни в чем не бывало, он монотонно ронял слово за словом: “Эти правила проверены тысячелетиями и годами. Всё это делается только для вашей же пользы. Если вы этого не понимаете сейчас, то обязательно поймёте потом”.
Небольшой зал в пять окон на первом этаже - место проведения всех общебольничных мероприятий. Перед рядами деревянных кресел стоит стол на невысоком возвышении. Свободные от окон стены тащат на себе огромнейшую общественно-идеологическую нагрузку. Тут тебе всяческая наглядная агитация, спортивные достижения, тут и списки партбюро, месткома, комсомольского бюро с подробными описаниями кто есть кто, тут же соцобязательства.
За столом президиума плотный, круглолицый Пругов и его заместитель Орешкина.
Первой выступает женщина лет 55. Она проверяла гинекологическое отделение: “Документацию ведут из рук вон плохо. Мазки не берут. На флюорографию не посылают…”
Пругов мощным и властным жестом руки и кивком поднимает завгинекологией. Женщина средних лет покраснела как нашкодившая школьница. Она опустила глаза в пол и молчит. Потом робко, с придыхание говорит: “Мы исправимся”.
Второе выступление - микроликбез. Грузная, растрёпанная женщина докладывает о ревматоидном полиартрите. Никто не слушает чтения вслух одной из последних книг из серии “Библиотеки практического врача”; все заняты своими делами: читают, дремлют, разговаривают. Пругов предпринимает несколько попыток навести порядок: “Мы ведь договаривались, все мы здесь с высшим образованием, все мы здесь - уважаемые люди, так будем же уважать друг друга”. Где там, глас вопиющего в пустыне.
Лесосибирск-82. Хроника стройотряда. Первая страница
следующая страница