Лесосибирск-82. Записки врача стройотряда. Первая страница
|
Лесосибирск-82 записки врача стройотряда -108 -Все имена и фамилии изменены. Женщины обнимаются и обмениваются новостями. -Мой старший сын служит и ни где-нибудь, а в Афганистане. Он мог бы туда и не попасть - у него было освобождение, но он сам напросился добровольцем: “Хочу, - говорит, - Людей посмотреть”. Он у меня с детства такой бесстрашный, смелый. А я так боюсь. У них там мировая революция или, как её, гражданская война, чего нам-то соваться? – тяжело вздыхает блондинка. -Витька - мой троюродный брат служил в Афганистане. Вернулся без глаза и трёх пальцев, - утешает Шура приятельницу. -Ох, Боже ой, как я боюсь. На людях я держусь, но бывает, так охватит, Боже мой. За что нам такое наказание? Опять наших детей посылают на войну. Зачем? всхлипывает блондинка. Загрузили пиво. Потому чуть не на весь средний зал выстраивается очередь в буфет. Стоят в основном мужики, многие из них сегодня уже прикладывались к рюмке, а точнее стакану и бутылке. Неожиданно рыхло-пухлая, не пожалевшая на своё лицо косметики блондинка с особенно выделяющимися ярко красными губами и тёмно-синими ресницами спрашивает меня: “Куда вы едете?” -В Москву. -Там порядка нет. -А где он есть? -Здесь, - смеётся, указывая на очередь за пивом, молодая женщина. Девушка лет 18 с русой косой по пояс и в вельветовых джинсах обратилась к крашенной женщине лет 55 в рыжем, коротком пальто: “Что едят в Красноярске?” -Мясо 5 рублей на рынке, а в магазинах только по блату, - проговорила она сиплым, грубым голосом и вдруг предложила мне, - Станьте в очередь. -Что за чёрт? – подумал я, - Зачем? Там ничего нет. -У нас нигде ничего нет. -А где есть? - спросил я, но ответа не услышал. Низкие, чёрные, рыхлые тучи чуть развеялись, время от времени проглядывает солнце, освещая подкрадывающиеся к самой воде стайки молодых тоненьких берёзок и сосен. Вошли в узкое место, но вскоре оно кончилось, и всё шире, шире и шире разливается могучая река. Чернеют леса. Но уже явно видно как пробивается местами слегка, местами заметно, печальная желтизна на берёзах. Очередной завал брёвен, горы трупов загубленных непонятно за что и для чего деревьев. -Не твоё, не моё, а Советской власти, - неожиданно декламирует соседка девочка. Она уже и пела, и бегала в буфет, и вскакивала на кресло. Облака потеряли грозную черноту и умчались вверх и в сторону, зависнув серыми волнами, разреженными большими прогалинами. Сумрачный строй сосен вплотную подкрался к высокому обрыву, угрожающим видом и молчанием встречает грозных врагов. Солнце залило своим золотым светом могучих ветеранов, которые лишь сильнее насупились от такой неожиданности. Зато весёлая поросль радостно сбегает вниз почти к самой воде, не обращая внимания на укоризненные взгляды патриархов. Пожилой мужчина в очках, со шкиперской бородкой и длинными, тщательно зализанными назад для сокрытия весьма обширного дефицита растительности сероватыми волосами стоит возле входа, ждёт, а вдруг освободится место, и курит. Тоскливо без места: другой мужчина дремлет, положив локти на прилавок уже закрытого буфета. Отдохнув на моём рюкзаке, молодые женщины разговорились. Тощая и рыжая потянулась, улыбнулась, показалась намного приятнее и женственнее чем несколько часов назад, продолжила неоконченный из-за усталости разговор: «После свадьбы мы переехали в Дивный. Там я и родила моего первого. Славное было время, пока Серёга не запил». «Он тебя сильно бил с пьяных глаз?» - спросила брюнетка. «Ещё как. Как не убил, понятия не имею. Когда я родила девочку, он совсем перестал давать мне житья – живого места на мне не осталось». «Что же ты его не бросила?» - недоумённо взлетели вверх брови русоволосой. «Боялась остаться одной, да и он не хотел разводиться. Всё обещал взяться за ум, а я верила. А он опять напивался и всё опять». «Хорошо, что его убили, а то не сидела бы тут», - обняла свою попутчицу брюнетка. «Сколько лет-то ему было?» - спросила русоволосая. «26 стукнуло». «Как много молодых-то умирают. Правда, иные, как твой, и хорошо, что так», - покачала головой брюнетка. Я вспомнил статистику смертности мужчин красноярского края, о которой говорил анестезиолог. Когда до Красноярска оставалось часа полтора, соседка-бабушка в пуховом платке сказала своей внучке: «Смотри, проплываем мимо Девятого - закрытый город - без пропуска не попасть. Секретно всё очень». По корабельному радио зазвучал полонез Огиньского. Как долго я не слышал его. Берега приобретают всё больше и больше признаков пригородов большого города. Вот и городские трубы, высокие дома. Метеор покачивает. Что-то стукнуло, как будто бы выпустили шасси. Автобус до аэропорта Емельяново идёт только с аэропорта Северное. Кто же придумал такое, да что делать. Пришлось опять проехать весь город. Бросались в глаза, продающие всё подряд пожилые женщины на улицах: тут тебе и цветы, и ягоды, и овощи, и какие-то тряпки. Опять мимо собрания кладбищ: христианское, еврейское, мусульманское. Мёртвые не сорятся, кладбища хоть и близко, но на некотором расстоянии. В аэропорту Северном тут же пошёл ко второму павильону. Вот кафе, вот павильон, вот угол, где лежала гора рюкзаков, а сейчас остались лишь одни воспоминания. Как там говаривали ребята: «Первый пошёл». Автобус в Емельяново уже был забит. -Спросите, может быть есть ещё места, - говорит мне шофёр. Я влез. За мной последовал мужчина с девочкой, всё время приговаривавший: “Я опоздал на самолёт”. Мужчину посадили: одна из женщин взяла свою дочку на колени, освободив для него место. Меня же кондуктор гнала: “У нас проверки, я не имею права. Мужчина выходите”. -Он уже опоздал, куда ему-то торопиться, - подумал я и жалобно попросился, - Я тоже могу опоздать. Разрешите, я сяду на рюкзак. В ответ хлестнуло жёсткое и безжалостное: «Нет». Делать нечего. С трудом, развернувшись в проходе, к тому же из рюкзака выпала рубашка, я побрёл к выходу. -А, Юра, посади на первое место бедного мужчину, хотя и не положено, пусть уж мне попадёт, - неожиданно смилостивилась кондуктор. Таким образом, бедный мужчина поехал на переднем сидении рядом с водителем. Проверок не было - кондуктор тоже не пострадала. Мимо автобуса пробегали холмы - как шутник подложил выпирающие предметы под зелёный ковёр и забыл убрать их. Прошло время, о чём говорили сбегающие с холмов деревья, тёмными квадратами оттеняющие поляны. Лес оборвался перед последним домом деревни Творожниково. Неожиданная надпись на одном из домов: “Колхоз основан в 1929 году”. Весёлое время… Лесосибирск-82. Хроника стройотряда. Первая страница следующая страница возврат к началу. |