Встречи.
Главная страница

Лесосибирск-82. Записки врача стройотряда. Первая страница

-101-

21 августа. Суббота.

Это уже зря. Низкие, мрачные, давящие облака. Холодный ветер. Все и всё приготовились к холоду и дождю.

Князь встал только после того как Дзюба сдёрнул с него одеяло.

Вчера решили отправить вторую и шестую бригады в первую смену. Вторая бригада в полном составе и в рабочей одежде присутствовала на линейке. Шестая опоздала и заявилась в штатском.

-Почему вы не готовы? - выговорил Князь, - Поэтому вы и на объекте по два часа раскачиваетесь и по полдня выставляете опалубку, которую можно сделать за час.

Некрасов бегал в 105-квартирный дом и вернулся с электродами для сварки - рыскающий везде и всё разнюхивающий комиссар видел их на чердаке.

После завтрака штаб, кроме меня и Лещенко, дружно возлёг.

Вчера на штабе решили, что Некрасов поедет с утра с третьей бригадой принимать бетон. Я хорошо запомнил его выражение лица – ответ на вопрос Лещенко: “Что делает комиссар завтра?” - и очень недовольный ответ: “Что надо то и делает”. Его всё-таки “убедили”, что ехать на производство надо. Но утро всегда мудренее вечера и, откушав, Некрасов лёг спать, заявив: “Всё равно бетон будут принимать после обеда. Ну, вас всех на хуй. Сплошная параша”.

Афиногеныч появляется на работе в 6 часов утра. Покрутившись, перекинувшись парой слов с механиками, он выводит автобус из гаража.

По совету Хеза я спросил именно у него: “Где нотариальная контора?”

Наше справочное бюро думало лишь несколько секунд и тут же, без тени колебаний, выдало: “Победы 20, но работают с 9 часов”.

Меня это вполне устраивало: я решил поехать в шестую бригаду после обеда.

Дзюба, Князь, Некрасов и Хез сладко спали, реализуя голубую мечту Оболенского: “Командир должен спать, а все дела должны идти сами собой. Вот так должно быть заведено в отряде”.

Серо и прохладно. Я не спеша иду по улице Победа. Дом номер 20 - двухэтажный, деревянный. Замок на двери “отдел культуры”, ещё одна - без всяких вывесок закрыта на висячий амбарный замок.

Даже Афиногеныч может ошибаться - по субботам нотариальная контора не работает.

Нет худа без добра: есть возможность ещё раз пройтись по берегу Енисея. Равно вставшие мужики уже кучились, обмывая “сухой закон”. Порывы ветра трясли деревья. Листья того лета всё больше и больше старели, желтея, краснея, ожидая неминуемого падения. Кончилось лето.

Когда я вернулся в лагерь, Князь уже проснулся и посоловелый в одних трусах бродил по комнате.

-Нотариальная контора не работает, пойду в понедельник, - сказал я командиру.

-Угу, - закивал он, - Боб, пошли, а то опоздаем в баню, - будил он Дзюбу.

-Пойдём после обеда, - посоветовал мастер и продолжил спать.

-А как ты поедешь в ХСУ? – открыл глаза Хез.

-На автобусе.

-Туда бортовая обед повезёт.

-А что Афигеныч?

-Нельзя его три раза в день гонять по такой дороге в Колесниково - прошёл дождь, - сказал Князь.

-Давай, я поеду вместо тебя. Насколько обязательно тебе ехать сегодня? - спросил я Хеза.

-Не открывая глаз, впав в полусон, он ответил: “У меня дело: я должен привести кранового. Ты ни его не знаешь, ни где он живёт.

-Александр Иванович наверное потом поедет по делам, закупки делать, да, Александр Иванович? – почему-то заискивающе зачастил Князь.

-М-гу, - как бы погружаясь в сон, промычал Хез.

-Князь его боится: в случае чего. Хез его посадит без всяких вопросов.

За обедом Некрасов обнял Шевченко и долго, как бы плача навзрыд, приговаривал: “Как я тебя ненавижу. Как я тебя ненавижу…”

Шутил ли Некрасов? Несколько дней назад на кухне совершенно пьяный он свесился со стула, держась за спинку, звал, как в лесу: “Ле-е-е-на. Ле-е-на. Ле-е-на”. Шевченко не подошла. Спасла положение мужняя жена, любительница красивых мужчина Лариса Веретенникова - она бросила кухонные дела, подплыла, обняла, поцеловала комиссарские губки.

-Как я соскучился по женской ласке, - облизнул поцелованные губы комиссар.

-Всего-то дня три прошло с последней встречи с зональной Мариной, - подумал я.

Некрасов продолжал лапать Шевченко, указывая на неё своим длинным указательным пальцем свободной руки: «А тебя я ненавижу».

Шевченко стояла совершенно спокойно, как будто бы с ней ничего не происходит, пока Некрасов сам не решил перестать обнимать подругу Лещенко. Отпустив женщину, он принялся за еду, позыркивая глазами во все стороны, пока не нашёл новый объект. На этот раз комиссар повёл себя агрессивно в отношении меня: “Вот наш, докер, он, он в игре покер…”

-Не знает, что сказать, - подумал я и бросил, - Поехали в ХСУ.

-На кой чёрт ты мне нужен, - настолько злобно ответил комиссар, что Злобина, приподняв брови, взглянула на меня.

-Ах, да, я предложил ему самое страшное, это почище оскорбления, это приглашение на работу, - подумал я, разозлился, взял компот и процедил, - Ну, гляди.

-Ты, докер, параша. В нашем деле главное другое. Твоих сифилидов вообще не осталось, - то ли в шутки, то ли хамски, толи средне между ними проговорил Некрасов.

-Много вякаешь и всё не по делу, - бросил я скорее зло и резко, чем шутливо, а Некрасов не ответил, видимо решив, что дальнейшее развитие событий ни к чему… Все сидевшие поблизости засмеялись; если честно, то я не понял над кем, над чем, почему.

-Мой молодой растущий и здоровый организм хочет ещё компота, - протянул комиссар стакан Веретенниковой.

Пообедав, я пошёл одеваться.

Рабочую одежду я вешал в сушилке, оставляя в кармане бумажку: “врач Костровский И.З.” Но тщетно. Штаны остались, зато куртку сапоги и каску спёрли. Я подобрал недостающие предметы рабочей одежды. Вдруг меня увидел, собирающийся в третью бригаду Некрасов, и запричитал: “Ты взял мою куртку”.

-Откуда ты знаешь?

-Это и ежу понятно.

Хотя других, более веских доказательств комиссар мне не привёл, я отдал ему требуемое.

Надев отобранную у меня куртку, Некрасов подобрел: «Бери, докер, у бойцов - кто не успел, тот опоздал. Только так преуспеешь в жизни. Самое главное – посылай всё и всех на хуй, пока тебя не послали».

Не оставалась ничего другого, как последовать мудрому идеологическому совету комиссара. Не говоря уже о предстоящей работе, платить 18 рублей за украденное кем-то из бойцов, для меня совершенно лишнее, учитывая неопределённость предстоящих доходов.

Ожидая автобус, увидел как Князь и Дзюба прошествовали в сторону бани. Культурно проводят субботу, ничего не скажешь. «Чего меня чёрт дёрнул вызваться на героический труд?» - с завистью смотрю я им вслед.

Всё тот же единственный маршрут 101. Автобус забит, яблоку упасть негде. Проезжаем почти через весь город, мимо речного порта, дорожного знака с зачёркнутой красной чертой Лесосибирск. Миновали большое кладбище, за которым остановка ХСУ. Налево корпуса, а вот и наши: кучкой стоит пятая бригада вокруг Бреховой Наташи. Шестая бригада тоже не бегает, высунув язык. Борзенкова нигде не видно. Я иду в бытовку.

В прогретом жарко горящей печкой вагончике сидит на корточках возле источника тепла бригадир шестой бригады Борзенков, рядом с ним – комсорг бригады Макс Козленко. Бригадир пятой бригады Павлов развалился на лавке, опершись на стенку.

-Док, - чуть привстаёт, приветствуя меня Макс Козленко.

-Ты на чём приехал? - подбрасывает Борзенков дровишки в огонь.

-На персональном авто номер 101.

Не дождавшись никаких распоряжений, ни желания бригадиров и комсорга пойти самим на объект, вскоре я отправился туда в гордом одиночестве.

Пятая бригада таскала Наташу Брехову на носилках. Шестая неторопливо ставила опалубку. Руководил замбригадира Квасников - остроносый, несколько занудливый, сверх дотошный блондин. Когда всё-таки появился сам Борзенков, Квасников агрессивно затараторил: “Пятая стоит. На хер они сюда приехали?»

-Хуй с ними, - равнодушно пожал Борзенков плечами.

-Но можно больше ставить, - продолжал наступать Квасников.

-Можно, только на хуй, - проявлял Борзенков полнейшее равнодушие.

Из трёх траншей фундамента только в одной ближайшей к лесу уже обрубили сваи. В ней из 17 «стаканов» остались незалитыми не больше 4-5.

Один из бойцов, заметив мой интерес к производству, вызвался объяснить: «Здесь, док, опалубка сложная. На обрубленные сваи надо положить арматуру, а сварщик сегодня не вышел, опять у него запой. Хорошо у нас есть небольшой задел и Кирсанов может варить арматуру. Только у него это получается очень медленно. Затем только можно выставлять опалубку. У неё два яруса - нижний больший, второй – меньше и внутри одно или два отверстия. Видишь, везде натянута проволока – это разметка, так как ставить требуется точно».

Борзенков пришёл помогать Кирсанову выставлять опалубку. Вместе с ним пришёл небольшой дождь. Приехала бортовая с обедом, Хезом, крановым - худеньким, невысоким, кареглазым молодым человеком, шеф-поваром Сосуновой и поваром Веретенниковой. Какая уж тут работа. Ребята набросились на “поварьё”, толи шутя, толи серьёзно, выдвигая множественные претензии и жалобы.

Обед. В бытовке тесно. Публика недовольна. Всё меню вызывает нарекания. Первое суп-лапша из курицы.

-Что они рыбий жир налили? - недовольно подсовывает под самый нос Сосуновой свою тарелку Работинский.

-Шеф-повар не довольна таким приёмом, она что-то бурчит в ответ и отходит.

-Курица и рис – не проваренные и не просоленные, - кричат ей вслед бойцы.

Сосунова приехала с намерением остаться в шестой бригаде до вечера. Желание приобщиться к производству быстро испарилось. Но делать нечего, хоть и встретили её не самым приветливым образом, тем более и возвращаться не на чем. Веретенникова хотела уехать с Хезом, но он вместо кранового взял назад Павлова - печатать фотографии для альбома. Таким образом, поварам пришлось отдать эти часы своей жизни как бы производству.

Я одел чёрную каску - в отличие от других у неё есть ленточка регулируемой длины для удержания - и стоял в группе ребят, окруживших поваров. Макс Козленко дёргался: “После этого обеда у меня всё тут же проскочило. Ну, хотя бы посолили рис”. Неожиданно он развернулся: “Док, как военная каска, - забежал ко мне за спину, - Я делаю так”, - несильно стукнул он меня по каске. Я развернулся, стукнул кулаком сверху Макса: “А я так”, нанеся ему другой рукой удар по корпусу, но несильно, лишь с лёгким касанием.

Ещё вчера инженер по технике безопасности Лещенко выступал против работы с этим краном, так как у него не работает одна опора, того и гляди завалится. Но сегодня привезли бетон, и никто о поломке и не вспомнил.

До обеда из-за отсутствия кранового кран не работал, поэтому бетон вырабатывали вручную, таская его из лотка в опалубку.

Борзенков изволил ещё кушать и поэтому, когда подъехала «МАЗ» с бетоном, распоряжаться вышел Квасников. Установили с помощью крана две бадьи, не очень ровно, поэтому шофёр «Маза» сначала колёсами подровнял их. Потом Макс подложил под первую пару задних колёс доски, «Маз» подъехал, обдав стоящих чёрным смрадом, и поднял кузов. Бетон полился в два стоящих рядом приёмника - две усечённые пирамиды, широкое основание которых открыто наверх, а узкое, закрываемое сходящимися заслонками жерло, управляется ручкой с боков - два прута, крест-накрест. Шофёр - крупный, с грубыми чертами лица блондин - мастерски вылил, мастерски потряс кузов, ссыпав ещё значительную часть, если учесть немалое расстояние от бетонного узла до ХСУ. Столкнуть остатки, нарушая технику безопасности, полезли, вооружившись лопатами на поднятый кузов Квасников и Козленко. На этот раз качество бетона и мастерство шофёра существенно облегчили задачу нарушителей ТБ в конце недели техники безопасности.

Кириллов зацепил одну из бадей, и она полезла вверх. Медленно развернув стрелу, крановой перевёл бадью над траншеей и начал медленно опускать, руководимый Кириловым, громко и профессионально покрикивающим: «Майна. Майнуй потихоньку», а то и «Вира». Бадья зависла над опалубкой. Притащили вибратор. Появился Борзенков, схватился за борта, залез на ручку (где же ты инженер по ТБ?) и, зацепившись за выступы, стал крутить ручку ногами. Раздвинулись створки – ручьём полился бетон.

Опустошив бадью, Борзенков послал Осьмакова, Лунина и меня разбирать уже залитые опалубки, в которых застыл бетон.

Извещая всех и вся о своей деятельности, непрерывно трещит компрессор - это здоровяк Сергей Пухов отбойником выбивает доски из стаканов с застывшим бетоном. Внутренняя опалубка, моделирующая отверстие, схватывается так сильно, что может быть извлечена только с помощью отбойного молотка, отбивающего боковые доски, а затем ломом. Мы же стали снимать щиты с соседнего внешнего «стакана».

возврат к началу.