Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-40-

14 июля 1983 года. День пятнадцатый

Всё ниже изложенное не имело, не имеет, и не будет иметь отношения ни к чему происшедшему.
Иногда, из-за отсутствия иной возможности, используется ненормативная лексика.

Cнился мне прошлогодний отряд. Будто бы у меня в гостях командир Оболенский и инженер по технике безопасности Лещенко. Потом пришли ещё какие-то ребята из "Шушенское-82", даже те, про кого я почему-то знал, что они погибли. Я выгонял Оболенского, говорил ему: "Ты меня надул, и я не хочу иметь с тобой никаких дел. Я вообще подал на тебя в суд". "Хорошо, если ты требуешь. Я просто захотел зайти, поговорить с кем ездил". Оболенский исчез. Лещенко остался и целуется с Петричук. "Что скажет Безматерных?" мелькает мысль, я просыпаюсь, не сразу понимаю, где нахожусь, чувствую грусть. Хорошо, что сегодня не встают в 6-45.

На улице всё серо и тускло. Боже мой, как я не люблю холода и дожди. Ну, неужели они наступят? Не отряд, а сонное царство. Разбудить что ли? Зачем? Пусть. Жигарев и Куклин до глубокой ночи просиживают с поварами. Вот она – оппозиция Ерохину. Мне они тоже не друзья, мягко говоря. Пусть спят. Похоже, и в этом году я пролетел мимо денег. Надо иметь талант их зарабатывать.

Тёплый, серый туман разродился косохлестом. Обложное небо без намёка на просвет. Вскоре, подустав, дождь стал монотонно отбивать свою навевающую грусть мелодию. Сладко спят руководящие кадры отряда.

Ливень всё усиливается. Гремит гром, тяжелым треском прокатываясь где-то там за облаками. Кажется, со всех точек зрения, начинается весёлая жизнь. Но всё проходит. Почти закрылись хляби небесные. Дождь кончился и уходит. Дождь возвращается и вновь исчезает, а грязь остаётся.

В замечательной курточке вылез на крыльцо Ерохин и пошёл по мосткам. Сначала я подумал, что командир направляет свои стопы на кухню, но он прошёл мимо: значит, на планёрку к Школьному. Я вспомнил, что за первые полмесяца мастер не удосужился написать ни одного наряда. Как мог бы сказать Куклин: "Чудовищный сачок наш мастер" Ерохин заметил бы: "Ленивый ты наш". Всё тянет, болтается. На объектах его тоже не увидишь. Как там говарил Безматерных об отрядной мафии: если ты в ней, то можешь палец о палец не ударить, но бабки получишь. Если вне, то будешь рвать пупок и получишь шиш. Такова жизнь и не только отрядная.

В начале десятого утра в красных штанах и стильных ботинках комиссар начал собирать отряд на линейку. Провели её на веранде. Удин из углов протекал, потому бойцам пришлось потесниться. Комиссар провёл перекличку. Вернувшийся командир взял слово: "Работать можно только на пилораме – 3 человека: Харатьян, Пудов и Прус..."

-Можно я тоже пойду? – выкрикнул Геренштейн.

-Нет, троих хватит. Может быть, бригада Решетникова сможет работать внутри холодильника. У остальных - День здоровья. Доктор устроит профосмотр. Воспользуемся погодными условиями и закончим сегодня все бумажные дела. Мастер пишет до утра наряды…

-Потом сам их и будет носить, - выкрикнул Зиновьев.

-Да нет, носить их придётся всем нам. Григорьев, в конце концов, кончает финансовый отчёт. Инженер по технике безопасности завершает свой журнал.

-По Уставу ССО игра в карты запрещена. Увижу – буду делать выводы, - ввернул комиссар.

-Если дождь прекратится, - продолжил Ерохин, - То мы сможем выйти на четвёртый домик. Макаров запретил любые работы, но после дождя гусеничная техника сможет пойти. Ребята на пилораме, проявите инициативу, если мастеров не будет, а их не будет, то найдите, но делайте.

За завтраком рот комиссара не закрывался: он непрерывно набивал его всем попадающимся под его длинные руки, при этом, ухитряясь травить анекдоты: "Василий Иванович выходит утром на крыльцо: "Бойцы, кто вчера пил?" Молчание. Ещё раз. Молчание. Выходит Петька: "Я, Василий Иванович". "Мы с Петькой опохмеляться, а остальные – на строевую подготовку".

Мастер тоже был в ударе: "Василий Иванович говорит: "Орлы, все ваши деньги я пропил". "И мои, Василий Иванович?" – спрашивает Анка. "И твои, ласточка, и твои".

Неожиданно Куклин помрачнел: "Каждый прораб, чтобы скрыть свою неорганизованность и бардак, говорит начальству, что у него не хватает людей. Начальство начинает чесаться, требует, так появляется ССО и с ним заключают хозяйственный договор".

-Совершенно верно, - заскочил на своего любимого конька командир, - Такова точка зрения и начальника Архангельсклесстроя Мовсисяна. Мастер, нам всем необходимо мобилизоваться, а тебе закончить сегодня с нарядами, - в который уж раз, публично напоминает Ерохин Жигареву.

Столь резкая смена темы Ерохиным на глазах портит настроение Жигарева – он мрачнеет, большая голова опускается, подчёркивая двойной подбородок, чёрная чёлка с первой ранней проседью падает на лоб, играют желваки. По всему видно - хотел что-то сказать, но сдержался, лишь поиграл губами и ожесточённо зажевал, поглядывая за окно.

Куклин вновь набил полный рот: "Я обязуюсь написать чудовищно хороший наряд".

-Командир, - скосил глаза в сторону Ерохина Жигарев, - А что если всё-таки попробовать крышу: у них ведь куча недостроенных домиков?

-Я ведь уже всем говорил: они мне неоднократно предлагали их брать, но зачем? Крыша стоит 200 рублей, а с ней замучаешься. Пусть алтишники берут. Нам нужны площадки. Кстати, ваш и наш общий наставник Владимир Яковлевич перед отъездом специально подошёл ко мне и комиссару пожаловаться: вы плохо работаете, - подслеповатые глаза Ерохина упёрлись в меня, - Например, два человека несут панель, а остальные смотрят.

-Да, да, так, прямо и сказал, - радостно закивал Куклин.

-О производстве заботится. Чудовищное призрение. Единственно чему он меня научил, так это фразе: "На хуй мне всё это надо за 150 рублей". Добрый человек – как не настучать, - бросил я, вспомнив про себя анекдот,- Какую музыку любит Андропов? Камерную.

-Ты чего улыбаешься? – засёк меня Куклин.

-Непрерывному празднику жизни.

-Вот это чудовищно правильно и хорошо.

-Холодать стало, командир, - бросил на Ерохина, как мне показалось злобный взгляд Жигарев.

-Надо либо поддать, либо получить обещанные нам бывшие в употреблении телогрейки в Онеге.

-Соблазняешь, командир, - ещё злобнее посмотрел Жигарев и осклабился.

Казалось, дождь совсем обессилел и перестал, превратившись в малюсенькую небесную сыпь, не способную даже смутить покой многочисленных луж. Только вскоре набрался сил и равномерно, неспешно застучал по крышам, деревьям, людям, промокшей земле, обратившейся в рыжее, липкое месиво. Все разбрелись по комнатам, Спят или читают. На пилораме никто из местных не работал. Поэтому Сергей Пудов ходил, искал их по всему посёлку.

Я пошёл за лампочкой. До столовой мы шли вместе с Добролюбовым, который отправился заказать пирог для Ткачёвой - у неё сегодня день рождения.

-Уверен, меня не пригласят. Хотя не очень-то и хочется, - подумал я.

Метров за 10 до столовой появляется смрадный дух, а внутри точки общественного питания он превращается почти в нестерпимый. Одна из поварих в грязном должном быть белым халате сказала: "Зайдите в 11 часов – обещали привезти продукты, в том числе пироги".

-А где ваша заведующая? – спросил я, подумав, - Зачем она мне нужна? Просто светская беседа.

-Люды нет.

-А в каком духе ваши холодильники? – это уже не светская беседа: мы покупаем у них мясо.

-Всё в том же.

-То есть дрянном, - кивнул я.

-Вы правы, - улыбнулась повариха.

По дороге я остановился на крыльце клуба посмотреть список членов ДНД – добровольной народной дружины. Открылась дверь. Кто-то вскрикнул: "Ой!"

-Что случилось?

-Я вас испугалась, - и на этот раз вздрогнула невысокая, широколицая, с большой дыркой между зубами, завитая блондинка в плотно облегающем её толстую, бесформенную фигуру свитере, вельветовых джинсах и браслетах на руках.

-Я такой страшный?

-Нет, просто не ожидала. Вы – доктор.

-Откуда вы знаете?

-Я – новая девушка фельдшера. Он мне рассказывал про вас.

-Ага, это её он хотел обольстить водкой, - подумал я и спросил, - Вы не знаете, где взять лампочку?

-У электрика Бронислава

-А где он живёт?

-7 комната в общежитии, а вот и он.

По мосткам в нашем направлении шествовал толстяк средних лет в шляпе над типичным семитским лицом. В руках местный электрик нёс тестер.

-У вас есть лампочки?

-Нет. Они у Гали Роговой.

-Наложница Школьного, - вспомнил я, - Но несколько дней назад она сказала нашим девушкам, что у неё лампочек нет.

Бронислав степенно пожал покатыми плечами.

-А в магазине лампочки есть?

-Конечно, но продавец Громов уехал в Маложму и когда будет неизвестно.

Я пошёл дальше к Чернецкому озеру: погулять и в надежде просто взять, где плохо лежит. Мест бесхозных лампочек не обнаружил. Зато встретил Пудова, агитирующего бородатого пилорамщика выйти на работу. "А на хуя мне надо?" – равнодушно пожимал плечами работяга.

По дороге назад я прошёл мимо всё той же женщины в вельветовых джинсах. "Чего хохол на меня орёт?" – спросила она с обидой у невысокого мужчины.

-Это какой?

-Да, Володя, блядский дух.

-Пожалуйся фельдшеру – он ему живо рога к ебеням обломает.

-Так я и сделаю.

-Вы не одолжите мне лампочки? – обратился я к ней, как к старой знакомой.

-Конечно. Сейчас. Пошли в клуб.

В тёмный коридор выходило несколько дверей. За одной из них скрывался зал человек на 80. Другая - вела в бильярдную. Третья – в библиотеку. Мы прошли в кабинет заведующей. Девушка мурлыкала: "Любо братцы, любо, любо братцы жить, с нашим командиром не приходится тужить".

-Прошу прощения, сколько вам лет? – спросил я, так как не мог определить по её внешнему виду.

-18. Я из Онеги и зовут меня Надя. После окончания курсов киномехаников, я работала в посёлке Золотуха. Директор уволил меня за прогул по 33 статье. На самом деле я не вышла на работу в мой выходной. Я подала в суд, и суд восстановил меня на работе и даже приказал оплатить два месяца вынужденного прогула. Директор со злобы перевёл сюда – имеет право, но все-то понимают, что он мне просто отомстил, - заговорила девушка, значительно расширив ответ на мой вопрос.

-Ну, и как в Верхнеозёрске?

-Очень плохо, хуже не придумаешь. У меня здесь все нервы расшатались. С другой стороны, очень скучно. Киноаппарат всё время ломается, за что меня местная пьянь всё время облаивает и освистывает. Доработаю до отпуска и уеду в Тирасполь: я живу в комнате с девушкой оттуда.

-Почему не хотите вернуться домой?

-Надоело, да и работы хорошей там нет. У нас в семье 5 детей, я – третья. Мама выбивается из сил. Я должна помогать поднимать маленьких.

-Отца нет?

-Лучше бы таких совсем не было: пропойный пьяница. Маму совсем замучил, бил её всё время, а потом бросил и сейчас живёт с какой-то бабой, такой же пропойцей, как и он. Меня мама одна подняла. Мне помогать им надо. Я здесь устроилась на пекарню, чтобы больше посылать домой, маме и малышам. Я хотела пойти в медучилище, но туда нужны деньги. Через два года я буду совсем старуха. Для 15-тилетних я уже и сейчас старая.

-Как вы ладите с местными кадрами?

-Живут здесь разные люди: после тюрьмы – химики, одинокие, пьяницы, странные. Есть убийцы. Я их до смерти боюсь. Я и стала с фельдшером, потому что он защитить может. Всё равно здесь женщина одна не проживёт: сама не дашь, так изнасилуют, ещё хуже, а то и компанией поиздеваются. Трудно. Мужчинам, как и везде, легче, даже бобылям. Мужчина, с которым я разговаривала, когда вы подошли, совсем одинок. Он работает на дизеле, и всё свободное время сидит на озере. Природа здесь очень красивая. Я тоже люблю иной раз сесть и просто так сидеть и смотреть на воду, на лес, на небо. Вот вам лампочка.

-Я вам что-то должен?

-Да что вы – это подарок. Вы меня слушали – это такая редкость. Остальные сразу же лапать начинают и трусы стаскивают. Я бы вам и вторую дала, да сейчас нет.

По дороге к лагерю я неожиданно запел: "Любо братцы, любо…"

Несильная изморось методично, непрерывно, отрабатывала постылую службу: энтузиазма нет, платить не платят, но и смотаться куда-нибудь в лучшее место нельзя или не дают. Вот и стучит здесь. Работа у неё такая.

Но всё проходит. И этот дар неба ослабел, почти затих, потом опять усилился, превратившись в настоящий дождь. Равномерный перестук капель навивал сон. Вдруг, неожиданно наступила странная тишина. Засияло солнце, прорвав цепь низких обложных туч, которые с обиды рассеялись, обратившись в пышные белые облачка.

возврат к началу.