Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-2-

Дорога

Всё ниже изложенное не имело, не имеет, и не будет иметь отношения ни к чему происшедшему.
Иногда, из-за отсутствия иной возможности, используется ненормативная лексика.

В поездах и самолётах, мучаясь с грузом лишних вещей, я неоднократно зарекался никогда не брать ничего лишнего. Но проходит время и клятвы, как это обычно случается, забываются. Собираясь в очередной раз, опять думаешь: «Это понадобится. Это – тоже. Про то и говорить нечего. Да и вообще, запас карман не тянет. Ну, потаскаю, зато если не взять, то буду жалеть. И рюкзак пухнет на глазах.

Одному три набитые до верха коробки и огромный рюкзак не дотащить, поэтому комиссар Куклин послал подмогу – высокого блондина в больших очках Александра Мартишина, которого на последнем предвыездном собрании за неисполнительность командир Ерохин как бы хотел исключить из отряда.

Дорога. Мартишин в голубом костюме тащит свой маленький, детский рюкзачок и самый маленький ящичек, а я выгибаю плечи под набитым до скрипа рюкзаком, напрягая руки двумя коробками. Эх, опять переборщил: рюкзак настолько раздут, что с трудом протаскиваю его через трамвайную дверь, а при выходе впопыхах, резко дёргаю и слышу треск. Обновил вещичку: псевдо-абалаковский рюкзак купил перед поездкой. Внешне он хорош и удобен: очень большой, широкие лямки, пояс с застёжками на груди. Ну, кто бы мог подумать, что лямки пришиты ко дну рюкзака из кожзаменителя. Мешок способный вместить килограмм 50 имеет клеёнко-подобное дно. «Сами бы ходили с такими рюкзаками», - сердито думаю я о сделавших его.

До отхода поезда остаётся 40 минут. Сломанной клешнёй угрожающе висит уродливая, полу-оторванная лямка. Повисший на одной лямке инвалид, больно вгрызается в плечо. Подхватив ящики, я веду Мартишина к остановке автобуса. Опять звучит негромкий, но ещё более угрожающий треск: это уже ниточки, прикрепляющие оставшуюся лямку к самому телу мешка.

-Советское – значит отличное, - восклицаю я весело, про себя добавив, - От того, как должно быть, - и, поняв, что иначе поезд уйдёт не со всеми пассажирами, ловлю такси.

Тёплое, вечернее, оживлённое столпотворение, цветные огоньки, заборы-ширмы, скрывающие от посторонних глаз очередную реконструкцию, голос диктора, стук колёс прибывающих и отбывающих поездов – кипучая жизнь отпускного периода Ярославского вокзала.

Невысокий, дёрганый, шатен с усиками, в очках с железной оправой – комиссар Куклин устроил меня в своё купе, в тёплую компанию с высоким брюнетом в очках Пашей Безматерных и сумрачным, прыщеватым блондином Гришей Рыбкиным. Не успел я положить рюкзак, как Куклин потащил меня назад на платформу: «Пошли, доктор, на прощание надышимся московским воздухом. Не скоро придётся его вдохнуть».

Прощание. Многих бойцов провожают родители. В этот момент к проводнику подошла тощая, рыжеватая особа с выпирающими вперёд резцами, разделёнными дыркой в ширину зуба. Увидев её, я даже чуть вздрогнул, почувствовав в груди что-то очень неприятное, превратившееся в тревогу и гнетущее чувство надвигающейся опасности. «Только бы она – не с нами», - подумал я.

-Это наша Света Петричук, - как будто бы прочитав мои мысли, представил комиссар Куклин даму.

-Очень приятно, - состроил я улыбку, испытав ещё большее беспокойство.

-Чудовищно жаркий вечер, - проговорил Куклин.

-Каково, интересно, в Верхнеозёрске? Пойду, посмотрю, что с рюкзаком, - нашёл я предлог оставить компанию произведшей на меня такое впечатление молодой женщины и вошёл в белый, чистенький, плацкартный немецкий вагон.

Три бойца - молчаливый, флегматичный, слегка сутулящийся, может быть из-за своего роста, брюнет в очках Сергей Харатьян, остроносый, прыщеватый, круглолицый Игорь Гореленков, тёмный крепыш Александр Прус – блестели новенькими лысинами. Не теряя времени даром, они сели вокруг стола в купе расписать пулю.

-Чудовищные причёски у мужиков, - весело проговорил за моей спиной Куклин, проходя в купе.

-Наверное, они не очень поняли куда едут, - игривым, неестественным голоском прихрюкнула, засмеявшись высокая, толстая, рыженькая Юлия Грибкова.

-Нам предстоит чудовищно странное путешествие, - вольготно развалился комиссар на первой полке, - мы должны преодолеть всего-то 1200 километров, но вояж займёт 32 часа. Ещё бы: вагон начинает путешествие в поезде Москва-Архангельск, превращается в часть состава Москва-Мурманск и заканчивает турне в виде Архангельск-Онега.

Быстро заснув под стук колёс, я проснулся от игривых пробежек по лицу тёплых солнечных лучей. В соседнем купе звучали пожилые женские голоса.

-Страна очень большая, порядка мало, каждый себе тащит, - проговорил один голос.

-Если бы каждый на своём месте делал то, что нужно, то всё было бы в порядке, а то любой стремится схватить себе и как можно больше, а там – пусть хоть сгниёт. Детей мы плохо воспитываем, - изрекла вторая женщина.

Я выглянул в окно и увидел, что мы стоим на платформе города Вологда.

Кроме меня не спал комиссар Куклин. Он надел красный, спортивный костюм и дёрнул головой в сторону вокзала: «Чудовищная стоянка – почти шесть часов. Пойдём, доктор, осмотрим достопримечательности».

-С удовольствием, - соскочил я со второй полки.

Разгорался новый летний день.

Комиссар Куклин – пожилой, молодой человек 23 лет напоминал мне чем-то суетливо-туповатого сыщика Скотланд-Ярда в одном из фильмов про Шерлока Холмса. Он болтал не умолкая: «Сели мы на поезд номер 120 Москва-Архангельск, а теперь мы уже номер 107: Москва-Вологда-Мурманск».

От вокзала убегали ряды, тянущихся вверх модерных башен, презрительно посматривающих с высоты своего величия на мелюзгу-предков.

Рассматривая чистенький, зелёный, малоэтажный центр: здания старые, но в очень приличном виде, Куклин не переставая, трепался: «После школы я поступал в политехнический институт, но заболел и с температурой 38 пошёл на первый экзамен. Получил три. На второй экзамен пошёл без температуры, но была очень сильная слабость, и опять получил три. Дальше сдавать не стал. Окончил строительный техникум. Работал на стройке, лесоповале, лесосплаве. Отслужил армию. Поступил в политехнический институт, год отучился и понял – не то. Бросил и через рабфак попал на физфак МГУ. Чудовищно поздно я поступил, но своё я возьму. Ребята после школы тянут ничуть не лучше меня: в зимней сессии у меня была лишь одна четвёрка, а сейчас – все пятёрки. Пусть я кончу в 28 лет, но в науку я прорвусь. Я буду теоретиком».

Дальше мы шли мимо двухэтажных, деревянных старожилов, непонятно каких годов, среди которых попадались совсем чёрные, покосившиеся, вросшие в землю. Тесня стародавние постройки, почти прямыми лучами, подбегают к центру улочки образованные пятиэтажками-хрущобами. Установленный для пущей важности на постаменте драматический театр-стеклобетон снисходительно расставил острые углы и окружился фонтанами. Невдалеке тихонечко несла мутные воды небольшая речушка по имени Вологда.

-Следует выяснить, чем здесь кормят народ, - потащил меня Куклин в магазин, начав комментировать увиденное - Ну, что выбор не самый плохой: варёная колбаса, жаль только, что повесили объявление: «В одни руки до 600 грамм». А если руки очень большие и соответственно живот? Ай, ай, ай. Зато бройлерные куры без ограничений. Огурцы, капуста, сахар – опять ограничение: до одного кг на человека, чтобы самогонку не гнали…

-Посмотри лучше на объявление, подобных в Москве не увидишь, - указала я на плакат над входом: «Вы не забыли принести не нужный вам хлеб!»

-И ведь несут люди – ящик-то весь заполнен огрызками и корками.

Город оживал, наполняясь вологодцами и вологодками .

-Скромнее и проще одеты люди. Ни тебе батников с фирменными надписями, ни фирменных джинсов. Провинция, - подметил Куклин.

-У вас обязательно посещение лекций? – спросил я.

-Формально да, но реально обязательны только «История КПСС», философия и прочая общественная наука.

-Тоска, - покачал я головой.

-Как сказать. Надо ведь знать историю, основополагающие работы Ленина. Я их подробно конспектировал, очень много ценных идей, особенно в философских работах. Учёный, особенно физик, должен быть философом.

-Не очень понятно, что даёт физику какая-то определённая философия. На Западе физика развита не хуже, чем у нас, а философии разные. В западных университетах преподают самые разные философские течения и направления.

-Это всё игра в демократию, как и их выборы, а на самом деле они все выполняют социальный заказ империалистической буржуазии.

-Легко тебе быть комиссаром. Больше с тобой никаких политических разговоров. Опасно. Такой и заложит, глазом не моргнёт, - подумал я.

Мы замолчали, равномерно вышагивая по теневой стороне улицы, впадающей в округлую площадь. Ба, знакомые всё лица в чужом городе: из книжного магазина вышли Гриша Рыбкин и Паша Безматерных с только что купленной книжкой «Кладка печей собственными руками».

Неожиданно я вспомнил, что Князь нашёл себе пассию из вологодок. Картинки прошлого года замелькали перед глазами: комиссар Некрасов, Хез, мастер, Лещенко, пьянки, Лена, ребята… Я испытал тоску и волнение. Хорошо мне было в прошлом году. Как-то сложится в этом и с этими, скосил я глаза на моих попутчиков.

Избитая, но верная фраза: всё проходит. Сколь долгой не была стоянка в Вологде, но закончилась и она. Опять застучали колеса. За окнами замелькали смешанные леса жаркого летнего дня расцветающего лета. После весёлого обеда в женском купе, завязался разговор, состоящий из воспоминаний о прошлых отрядах и анекдотов.

возврат к началу.