Встречи.
Главная страница

Верхнеозёрск-83. Записки врача стройторяда. Первая страница

-131-

Всё нижеизложенное не имеет к прекрасной действительности никакого отношения.
Ненормативная лексика используется только в силу крайней необходимости.

-Тебя никто в ССО не тянул, - закричала, срываясь на визг, Света – такой я её ещё не видел. Жутковатое, кстати, зрелище.

-Вас тоже, - полностью успокоился я, начав испытывать какую-то отстранённость и отчуждённость от происходящего снаружи, но внутри ощущая жгущий, раскалённый до полного расплавления шар неприязни и неприятия. Похоже, что именно эти чувства и диктовали всё моё дальнейшее поведение того славного вечера.

-Мы добровольно, по желанию, - покраснела Света, и так-то выпирающая верхняя челюсть выпрыгнула вперёд – вот-вот отлетит.

-Самые страшные палачи – это добровольные, - лёгкая улыбка заиграла на моих губах.

-Что ты? Как ты посмел? – сейчас показалось, что и глаза Светы вылетят со второй космической скоростью, и волосы растрепались и посыпятся на меня, как отравленные самым страшным ядом стрелы. .

-Ладно, я, вы ведь на всех: либо порабощаете, либо выбрасываете, как например, Ирину. Справились с несчастной девчонкой, которая, на самом деле, должна жить на эти деньги. Не только комиссар должен заработать на штаны.

-Большего… я ещё не видела, ты – базаришь, как… баба…

Мне показалось, что энергия скрюченных пальцев Светы лупит по моим глазам и ещё мгновение она выколупает их из глазниц – за всю её жизнь такое, наверное, ей никто не осмелился высказать: «Похоже, в последнем ты права – я только базарил, вместо применения самых жёстких мер, как сделал бы нормальный мужик, отрезал бы через две недели вам все талоны безопасности, - внезапно я вспомнил, что Ерохине меня всё время отговаривал от этого, - За это сейчас и плачу. Но, хотите вы или нет, мы переходим в поселковую столовую, - я развернулся и вышел с кухни».

-Куда идти? – испытал я отвратительное чувство, как будто бы проглотил клопа во время тяжёлой болезни, - Пойду к Ерохину.

Славный командир уже совсем собрался. Ирина тоже.

-Валера, наши замечательные девочки не очень понимают: объясни им, пожалуйста. Уезжать хотят.

-Они с первого дня хотят. Я так ждала и не дождалась, зато меня они уехали, - с обречённостью приговорённого к убиению животного проговорила Ирина, глядя полными слёз глазами на свой кумир.

-Хорошо бы он запретил мне переезд, - неожиданно мелькнула у меня шальная мысль, - Это ведь, на самом деле, прерогатива командира. Мы переступили с ноги на ногу, и я прикинулся дурачком (да, прикинулся ли?): «А что случилось?»

-Прошла любовь, отцвели помидоры, - слабо усмехнулся Ерохин. Или это была ухмылка циника?

-Любви и не было, - поправила волосы Ирина.

-Валера, извини меня за нарушение строгостей Устава, но обязан ли ты сейчас уезжать из отряда и вместе с Ириной?

-Мы собрались добраться на лесовозах в Онегу. Мне надо звонить домой по поводу мамы, догнать Аркадия, чтобы отдать отчёт и дела в ПМК, которые буду делать в понедельник. Появлюсь в отряде во вторник вечером или в среду. Кстати, Люда очень просила меня, чтобы мы не питались в столовой?

-Когда это? – удивился я, - Какое ей-то дело?

-Часа два назад.

-Бесстыдно врёт: я сам видел, как она уехала в Онегу за хлебом сразу же, как только мы вышли из столовой, - подумал я и спросил, - Валера, может быть, позвонишь из Нижмозера?

-Нет.

-На нет и суда нет, - бормотал я по дороге на кухню.

-С этого вечера питаться мы будем в поселковой столовой, - проговорил я тихо и устало.

-Мы подчиняемся штабу, - сказала Юля, но на этот раз уже без былого задора.

-Врачу в вопросах гигиены и кухни.

-А если он чушь несёт? - спросила Света, уже успевшая поправить причёску.

-Это не моё распоряжение, не моя прихоть, но акт главного врача СЭС града Онеги доктора Остапенко. В случае его нарушения, он грозил наложить штраф на начальника ПМК Маркова, командира Ерохина и врача Костровского. Но штрафы – это совсем пустяк. Всё хорошо, что хорошо кончается. Но иногда окончание может быть не самым удачным…

-Что вы имеете в виду? – оборвала меня Юля.

-Для тебя-то оно уж точно не будет удачным, - послышался мне голос Светы, я обернулся, но рот её был плотно закрыт.

-Если кто-то отравится на этой кухне, то не исключён и судебный процесс, - я говорил и одновременно чувствовал опустошённость. Скажи мне сейчас Ерохин: «Остаёмся на месте», и я бы с огромной радостью согласился.

-Волков бояться – в ССО не ездить, - ощерилась Юля.

-Особенно, когда волки угрожают не вам лично, а другим, которых вам хочется, чтобы волки не только покусали, но загрызли и кусочки разбросали по всей Архангельской области.

-У доктора богатое воображение, - сказала молчавшая всё это бурное время Ткачёва.

-Хранить в отсутствующих морозильных камерах нам нечего – не подсолнечное же масло, - опять начала заводиться Света.

-Есть чуть яиц и сливочное масло, - кивнул я.

-Это уже базар, - раздался сзади голос Ерохина.

-Валера, как тебе это нравится? – взвились Света и Юля.

-Это к доктору, - заспешил он вместе с Ириной мимо кухни.

Я тенью прошёл за ними следом.

-Не проси, не останусь.

-Завязал уже с пустыми просьбами.

-Это всё перенесётся на партком физфака, а в партийной демагогии я поднаторел больше всех находящихся в отряде. Пусть. Так и надо. Доктор получит КТУ – 1.0, а я – 0. Ну, и что? Вперёд, доктор. Это будет стоить тьму нервов. Чёрт с ними, нервные клетки всё равно не восстанавливаются. Ну, будь, - всунул Ерохин мне в руку свою, оказавшуюся потной ладонь, выдернул, взял Ирину под локоть и ушли они, растаяв среди вагончиков Верхнеозёрска. «Теперь будет весело, как никогда. Ну, их всех на хуй. Может пойти и залечь в моей комнате? Жалко алкоголь меня не успокаивает. Успокаивающие тоже…»

-Саша, - обратился я к так и не изгнанному Герштейну, - Ты должен мне помочь в переезде.

Мы взяли стаканы, тарелки, ложки, вилки, хлеб и потащили в столовую.

-Илья, я не понимаю? Зачем ты это делаешь? Или тут играют роль отношения?

Герштейна я не убедил: «Это не армия. Обед был гнусный».

-Готовить будут наши повара и в то же самое время.

-Ну, тогда всё равно. Кстати, зря ты сказал, что ко мне плохо относятся: относятся за работу. Я вначале раскачивался: дадут дело – не суетился, не вникал. Вот и вышло. Одно дело наши ребята, а другое Куклин – так, знакомый, может, и видел-то его раза два на факультете.

-Этот уже разоружился перед партией, - подумал я и спросил, - Ты ещё поедешь в ССО?

-Не знаю, не уверен.

Проклятый ужин.

В следующий раз я принёс хлоромин - действительно, грязь: бак с отходами, куски хлеба, в том числе заплесневелого, ещё какая-то дрянь, вонючая бочка.

-Может дать отбой? – подумал я, - Остапенко – негодяй. Да, отрядная кухня не отвечает нормам, но это отвечает им ещё меньше: мой акт я не из пальца высосал, а Остапенко выполнял социальный заказ. Нет, не из-за страха перед Остапенко, но не смогу я увидеть торжествующую морду Светы, потому будем котловаться в разрешённом котлопункте. Какое идиотское слово, я его до этого и не слышал «котлопункт». А если и на самом деле, кто-то, а то и несколько человек серьёзно отравятся? Первый вопрос: «А на каком котлопунтке вы котловались?» Что отвечать после такого акта?

Татьяна и Света ушли. Осталась Юля: «Я органически не могу работать в таких условиях: везде грязь, гадость, мухи… Какой же, доктор, вы право…»

-Договорите, уж если начали, - перешёл я с ней на «вы».

Юля махнула рукой.

-Нашла коса на камень. Кто только коса, кто камень, кто на кого нашёл? – меланхолично думал я, - А лихой командир вместе с любовницей бодро шествуют по пустынной уже хайнозёрской технической или технологической, лесовозной, и самое главное, имени «будь она проклята» дороге.

-Мясо очень переперченное, - как и положено снял я пробу.

Юля даже не повела ухом.

-Ну, и хуй с ней, - равнодушно подумал я.

-Илья, помочь установить для вас столы? – улыбнулась симпатизирующая мне повариха Ольга.

-Спасибо. Давай.

Мы выставили 5 столов один к одному в первом ряду от входа.

В 9 часов появились Света и Татьяна. «Надо дать доктору рис и мясо», - изогнулась в уничижающем и уничтожающем танце кобры Света.

-Уже пробовали-с, - осклабилась Юля.

-И не отравился? - наморщила Света небольшой лобик, отчего он весь покрылся тоненькими, но уже глубокими морщинками.

-Как ты хотела бы.

-За все годы в отрядах у меня никогда не было ни одного отравления, - патетически проговорила Света.

-У меня тоже, - подстроилась ей в тон Юля, - Но здесь я ни за что не отвечаю.

-Илья, а как ты попал к нам в отряд? – спросила Света.

-Что значит как?

-Ну, кто тебя пропихнул? – настаивала Света.

-Сдать сразу все адреса и явки или можно постепенно?

-Сразу. Прошлогодний врач пришла в Комитет ВЛКСМ и её взяли, - продолжала напирать Света.

-При чём здесь Комитет ВЛКСМ, тем более, я совсем недавно слушал захватывающую и душещипательную историю про мужчину-доктора наук.

-Комитет ВЛКСМ, так как врач должен быть не только врачом, но и человеком. Вы ведь обязаны давать клятву Гиппократа. Как у вас язык-то поворачивался? - глумилась Юля.

-Комитет ВЛКСМ – это место по определению принадлежности к виду гомо сапиенс, или профессиональной врачебной подготовки, или соответствия клятве Гиппократа, или функции языка?

-Вы посмотрите только, как он издевается над Комитетом Комсомола. Он ещё и антисоветчик. Этого следовало ожидать, - напустила на себя возмущение Юля.

-А вы донесите. Напишите оперу, как женщина, как комсомолка, как… - я хотел добавить ещё что-то, вспомнив Галича «Как мать говорю и как женщина…» но был вновь оборван.

-Ну, и всё-таки, как тебе удалось прорваться на физфак? – опять продолжила допрос с пристрастием Света, угрожающе приближаясь ко мне.

-Ничего, больше не поедет с физфаком, уж точно, это мы организуем. Хорошо бы и с другими не удалось – людей очень жалко, - угрожающе тряханула разными местами своего пышного тела Юля.

-Чего вы тратите на него время? - махнул рукой вошедший Добролюбов.

-Такая ярость прозвучала в его словах, что я даже вздрогнул.

-Патологическая трусость – это не лучший способ существования здравого смысла, - насмешливо бросила Юля.

-Это из оперы: в огороде бузина, а в Киеве – дядька.

-Не расстраивайся, Илья, это не у тебя одного, у нас ещё есть подобные. Почему ты не ушёл с командиром, как вы привычны? – ударом шпаги бросила последнюю фразу Света.

Я пожал плечами.

-Когда ты уже уезжал с командиром и Ириной на неделю, - нанесла второй удар Света.

-Вот оно что – в этом направлении и надо ждать дальнейших атак, подумал я и попытался парировать, - Я никогда не уезжал на неделю... – говорил я, одновременно думая, - Самое последнее дело – это оправдываться, да ещё перед этими…

-Я прекрасно помню: на неделю.

-Я ездил не гулять, - неожиданно я понял, что перешёл в глухую оборону.

-Мне всё равно, даже лучше. Жалко сегодня не сопровождаешь больную. Но ты даже не оставил элементарных лекарств.

-Элементарные лекарства не нужны, а всё остальное есть в аптечках.

-Там уже давно нет бинтов.

-Неделю назад я проверял и во всех аптечках бинты были.

-Там уже давно нет бинтов и я неоднократно говорила об этом командиру, а он сказал, что всё передал тебе.

-Ничего не слышал, тем более, я сам проверял уже после возвращения.

-Пойди, проверь сейчас – там пусто, во-первых, а, во-вторых, у меня нет оснований не верить командиру, - отмеривала каждое слово на весах издёвки и мощности угрозы Света.

-Кому были нужны бинты? – растерянно произнёс я, и вдруг понял, - Да, она и взяла, чтобы… Неужели? Не может быть? Неужели, она такая совершенно законченная, даже намного хуже, чем я думал?

-Очень многим.

-Что-то я не видел перевязанных не мной, - промямлил я, испытывая противное чувство западни, в которую меня грубо загоняют всё дальше и дальше, отрезая любую возможность побега.

-К тебе просто не подходили, - ощерилась Света оскалом победителя.

-Ко мне подходили.

-Но не все.

-Почему же?

-Вот за это мы с тебя и спросим, как и за всё остальное.

В столовую заскочили Фурса, Коновалов, Зиновьев и хором прокричали: «Илья, объясни, пожалуйста, чем это вызвано?»

-Во-первых, решение главного врача СЭС.

-Ну, и что, ты объясни, пожалуйста, настоящую причину, - Добролюбов так подчеркнул последние два слова, что мне послышалась дрожь стёкол, - А не какую-то бумажку.

Большая часть моего дальнейшего поведения была совершенно нелепа, неправильна, вообще не должна была бы иметь места - я начал оправдываться: «Здесь менее плохо, чем у нас…»

-Чем, - агрессивно, наотмашь атаковал Добролюбов, - Грязи здесь не меньше. Почему мы перешли?

-Есть решения, которые не обсуждаются…

-Это только в армии, - выкрикнул Добролюбов, бешено сверкая глазами.

Погрязнув в противостоянии со Светой и Юлей, я меньше всего думал об остальных членах отряда и не мог себе даже предположить такой их реакции: «Нет, и в санитарии тоже. Ты можешь только пожаловаться в вышестоящее СЭС, но не обсуждать вопрос и не выполнять вышеупомянутое решение…»

-Он совсем сошёл с ума, - весело, дружно, героинями заржали Света и Юля.

-Я не понимаю: почему всё-таки. Я бы сюда не переходил, - продолжал боец свой допрос с пристрастием.

-Вот когда следующий раз ты поедешь врачом отряда, то будешь принимать любые решения, которые тебе только заблагорассудится, - я понимал, что мне давно следовало бы уйти, мне вообще не гоже было оставаться и втягиваться в этот заранее проигрышный мной разговор-групповое избиение, но я почему-то сидел, как примёрзший к стулу. Зачем? Почему? Если бы я мог дать ответ на этот и многие другие вопросы.

-Я никогда не смогу поехать врачом отряда.

Начали подходить другие бойцы. Вскоре собрался весь отряд. И вот тут-то началось…

Аутодафе номер раз.

Почему я всё-таки не ушёл? Никогда не смог я понять этого. Почему оставшись, я не выбрал совершенно другие тактики, которые, как и всегда были?

Больше всех злобствовали и глумились Света, Юля и Куклин. Да, разве могло быть иначе. Десятилетия спустя они буд с восторгом вспоминать, как мастерски провели они эту гражданскую казнь. Но почему я на неё согласился? Почему сидел и не ушёл, послал всех на хуй, хотя бы про себя?

Жигарев бросал: «Доктор, ну, нельзя же быть таким перестраховщиком, ну, на самом деле».

-Что делать? Потерпите немного, осталось 6 дней.

-Уже 45 терпим: за что же нам такое наказание? – оскалился мастер.

Неожиданно я почувствовал, что тону в этом океане ненависти и все предпринимаемые мной усилия не только не улучшают моё положение, но лишь топят меня.

-Самое главное выполняется принцип: где бы ни работать – лишь бы не работать, - с частотой раз в пять минут, бросал в меня эту фразу-камнепобитие, вальяжно развалившийся на стуле, бросивший локти на стол, Жигарев.

Грибкова стояла, подбоченясь, в проёме, игриво повторяя: «Откуда только такие чудовища вылазят на свет божий?»

-Юленька, в дверях этой столовой ты выглядишь ещё привлекательнее, - выкрикнул Воробьёв, заявившийся на ужин с обмотанной под бедуина головой, - Так что доктор сделал совершено правильно, переведя нас сюда, чтобы мы могли насладиться таким видом.

Грибкова зарделась и кокетливо пошевелила своими богатыми формами: «Я не слышала, что ты там, Коленька, сказал, но что-то очень интересное».

Периферийным зрением я заметил, как заиграли желваки на лице Рыбкина.

-Откуда на нас такое несчастье, - театрально бегала по залу, вздыхала и заламывала тощие ручки Света.

-Девочки, заткните уши, потому что я больше терпеть не могу: «Заебал ты нас, доктор?» - вскочил Куклин, опираясь руками на стол и вызывающе отклячив таз.

-Мы ничего не слышали, - вместе завизжали Света и Юля, - Но согласны с каждым твоим словом. Шурик.

-Что делать? – схватившись за сидение стула, к которому как будто бы прирос, прошептал я, вместо того, чтобы встать и уйти, послав штурмбанфюрера на хуй.

возврат к началу.