Встречи.
Главная страница

ХХ Слёт.
Обложка.

-3-

Предупреждение: иногда, и только в силу крайней необходимости, используется ненормативная лексика!

-Как идти-то неровно. Ну, когда же это кончится? - капризно пропищал женский голосок.

Но не тут-то было. Ощетинившись застывшими глыбами как копьями, пашня всё поднималась и поднималась куда-то вверх, заставив теперь уже многих подумать, что нет ей конца и вспомнить зачем-то оставленный уют, но внезапно появились деревья, обозначив урочище - в этом месте крутой берег оврага, на дне которого протекал небольшой, еще не скованный льдом ручеёк.

Ускоренный спуск вниз с цеплянием за стегающие ветки оказался намного менее приятным, чем путь вверх. На другом конце лога лес продолжался и через несколько сот метров весело и призывно замигали огоньки костров.

Группа звенигородской электрички растянулась и растерялась. Борис хотел подождать Серова и Орлова, но вскоре понял, что они отстали где-то совсем далеко и потому подошел к кострам один.

Увидел ли Магистр Проценко Бориса или кого-то другого неизвестного ему, но как всегда выразил по этому поводу своё глубочайшее недовольство: “Я тоже мог бы привести хоть 20 человек”.

-Ладно, Славик, - примирительно произнёс женский голос, - Чего говорить, раз пришли люди. Не пойдут же они назад.

-Договаривались же, - обиженно-сердито и плаксиво топнул ножкой Магистр, разворачиваясь на месте.

-Ксенофобия. Незнакомые для него как красная тряпка для быка. Чего он так боится? Какие тут секреты? Тоже мне “ящик”, - подумал Борис, вспомнив, что в прошлом году, разозлившись на прибытие посторонних лиц, Проценко ни разу не появился возле общего костра, ни на шаг, не отходя от своей палатки на отшибе.

Борис прошёл дальше, достал свитер, шапку, перчатки и утеплился: в пути он вспотел, но, прекратив движение, начал замерзать. Опять стало тепло и приятно, и он решил погулять по лагерю, рассеянно думая: “Что-то будет на этот раз?”

В нескольких метрах от Центрального Костра прибывшие ранее “квартирьеры” уже воздвигли бар: сбили доски в виде стойки, на которой повесили плакат, красными, разъезжающимися в разные стороны буквами извещающий: “Пей, пока пьётся - всё позабудь!”

Рядом под вывеской “Наш вернисаж” тянулась галерея портретов “Великих Магистров”. Карикатурное доведение до абсурда отличительных черт лица ничуть не мешало мгновенно узнавать прототипы. Ну, как можно не опознать Орлова: "очёчки" - железная оправка, реденькая растительность на подбородке, явная нехватка зубов. Одного взгляда на переваливающееся через ремень и ниспадающее вниз широким фартуком пузо было достаточно, чтобы опознать Серых. A-La испанская бородка и узкое лицо, такими изображают иезуитов-фанатиков, могли принадлежать только Проценко. Огромен горбатый нос Павлова, над которым для верности подписали: “Шнобель”. Седая всклоченная бородёнка старичка с палочкой выдавала Дубенко. Остальных достойных деятелей Движения Борис просто не знал.

Под портретами красовалось нечто "стихоподобное".
Проценко наш всегда на страже
(нашей чистоты),
Хоть иной раз он и (в)раже,
Что равняется кураже.
Вот Орлов - герой турниров
С ним дойдём мы до…сортиров.
Или всё наоборот.
Павлов Боря всех горазд,
Хоть и старый пид…
Догадайся, коль умаст.
По Дубенко рифма плачет
Бес в ребро ему херачет,
И который год подряд.

Групповой портрет изображал голые, уродливые, безобразные тела без половых органов, при этом каждый Магистр, положив левую руку на плечо соседа, ковырялся в носу соседа справа, позволяя проделывать то же действие над собой. И внизу красовалось:

Лишь Магистров стая злая
Унесёт нас всех от…рая.

Опять злобно зазвучал Проценко по поводу пришлых. Снова тот же женский голос ответил: “Славик, ну, пришли люди. Не прогонять же их?”

-А почему бы нет? Чтоб неповадно было…

-Ну, ты даёшь…

-А с кем они пришли? Я тоже мог бы человек 20 с собой притащить и всё отличнейших ребят. Только в отличие от остальных я болею за Движение и выполняю Решения…

-Так чего доброго и взашей, - подался Борис к Главному Костру. Он крутился там, грелся, всматривался в тропу, по которой пришел, но безрезультатно: его знакомые не появлялись.

Проценко распорядился все продукты отнести к кухонному костру, находящемуся метрах в 30 от Главного. Распоряжение вызвало недовольство в рядах, и многие заворчали.

-Тоже мне командир выискался, - сердито буркнул молодой человек в цилиндре.

-А пошёл он, - в сердцах воскликнул низенький толстяк.

Но когда пришли и попросили, то все отдали продукты, не только не проронив ни слова, но ещё и с улыбочкой.

Наконец, примерно через час появилась, совсем с другой стороны, отбившаяся и затерявшаяся в пути группа, в которой были Орлов и Серов. Последний пришёл особенно злым: “Идиотство. Опять проценковские штучки. Совершенно уверен, что если идти нормальным путём, то от станции не больше 30 минут ходу, а тут пилили 2 часа, да ещё заблудились. Задист несчастный”.

Из темноты вынырнул невысокий крепыш лет 30 в очках с резкими и глубокими морщинами лица и копной чёрных кучерявых волос, заменявших ему шапку. “У, Чукча, - закричал он, приметив Серова, - Где ты болтаешься? Я тебе место нашел, лапника натащил, а тебя всё нет. Половину лапника спёрли вон те”, - он указал на мерцающий между соснами костёр, вокруг которого грелись подозреваемые в воровстве.

-Да, идиотство, Волдырь. Это традиционные шутки задиста Проценко, - никак не утихал Серов, - Заставил нас, сверь, целину мезить.

-"Да разве могут дети юга,
Где розы блещут в декабре", - пропел Орлов.

-Плюнь на них, Чукча. Пошли, пока весь лапник не спиздили… - повёл Волдырь Серова к “заповедному” месту.

Сергей достал свою красную палатку в виде полусферы, известную всему SCO под названием “чум”, за что он и получил прозвище “Чукча” (следует, правда, отметить, что сыграла свою роль и его любовь к анекдотам о чукчах). Но с установкой палатки возникли трудности. Из-за тяжести рюкзака Сергей попросил Семёнова - Жень Шеня поднести разборные трубки для растяжки палатки. Жень Шень нёс их так, что Серов никак не мог соединить одну трубку с другой: все концы оказались забитыми грязью. Сергей ругался: “Вот Семёнов, ну, скотина. Попросил его, так нет. Куда он их засунул, кусок идиота? Всю подмосковную грязь собрал”.

Продолжая петь о “детях юга”, подошёл Орлов. Его сапоги в Москве куда-то исчезли, купить другие он не смог, поэтому шёл в ботинках и, проходя сырые места, промочил ноги. Сергей, как настоящий чукча, тащил в рюкзаке унты и обещал отдать свои сапоги Орлову.

-Эх, разве могут дети юга? - весело пел Орлов, терпеливо ожидая пока Сергей, покончит с чумом и переоденется, чтобы отдать ему свои сухие и тёплые сапоги. Серов продолжал ругаться, пытаясь с помощью Бориса поставить палатку. Вдруг выяснилось, что вообще одной трубки нет. Сергей совсем рассвирепел, но тут на шум забрёл лёгкий на помине Семёнов, услышал о пропаже, взял у Орлова фонарик и ушёл на поиски.

-Того и гляди, придётся всю ночь проторчать под открытым небом…- сердито заворчал Серов, но неожиданно быстро вернулся с недостающей частью Жень Шень.

-Ты что её специально под кустом спрятал? - усмехнулся Орлов всё еще в мокрых ботинках, опять запел: “Да разве могут дети юга?” и со словами: “Система жизнеобеспечения”, - раскрыл рюкзак.

-А это ещё что такое? - полюбопытствовал Борис.

-О, это система, она есть система. Увидеть её можно только в действии, так как отдельные её элементы, не объединённые функцией, мертвы и безжизненны. Познаётся она и вообще существует только во взаимодействии.

-Системная, систематическая система, - пробормотал Борис.

возврат к началу.