Встречи.
Главная страница

Непал-2008.
Первая страница.

-40-

Все имена изменены. Никакие совпадения невозможны и, более того, строго запрещены.

Мне показалось, что Лиза попрощалась со мной намного холоднее, чем в прошлом году – может злиться, что не подсказал, где следовало обменять доллары? Свидимся ли мы ещё? Всё-таки здорово, что хотя бы три дня в горах я провёл именно с такими великолепными и красивыми женщинами. Всё остальное – мои капризы, следует избавиться от них. Было, на самом деле, превосходно, и я им очень благодарен. Посмотрел я вслед Лизе и залез в подошедшее маршрутное такси, обещавшее довести меня до метро «Речной вокзал».

Прекрасная погода поздней весны. Бывалый шофёр вёз какими-то окольными путями, чтобы обогнуть пробки. Вот и Москва и меня опять пронзила мысль-чувство: «Красиво, современно, здорово, но мне совершенно чуждо».

Я приезжаю в Москву, чтобы ещё раз пройтись по всё больше и больше, прямо на глазах меняющимся улицам, и, самое главное, пообщаться с несколькими остающимися старыми знакомыми.

От раза к разу моя первая школьная любовь Татьяна становится всё старше и дряхлее. За последний год она обратилась совсем в старуху. Удивительно, черты лица остались, как у 15-летней девочки, в которую я когда-то влюбился, но морщины и нездоровая желтизна настолько всё изменили, что не исключено при случайной встрече на улице я не узнал бы её. После многолетнего перерыва мы встретились лет 15 тому назад в начале 5 десятках наших жизней. Татьяна выглядела так здорово, что я вдруг испытал к ней чувства 20-летней давности. 10 лет спустя произошёл резкий обрыв и встреченная мной пожилая женщина уже никакого чувства у меня вызвать не могла.

Последние годы я встречался сразу же с двумя женщинами: Татьяной и её дочкой Ириной, с которой у меня сложились самые дружеские отношения. Когда я приехал, Ирина домой ещё не вернулась.

-Я очень рада, что ты объявился, - устраивала Татьяна подаренные мной цветы в вазу, - Иринка всё время говорила мне: «Где Илья Захарович? Почему он пропал? Ты его чем-то обидела».

Татьяна закурила новую сигарету: «У папы Ирочки рак толи гортани, толи чего-то там во рту. Его прооперировали, облучали, а сейчас лечат какими-то французскими лекарствами для восстановления. Он остался совсем один и попросился к нам жить. Я всё-таки согласилась, хотя он меня раздражает донельзя, но поставила условие, чтобы он прописал Иринку к себя в трёхкомнатную квартиру - это он уже сделал, потом составил доверенность и дарственную и переписал квартиру на Иринку, чтобы она стала ответственным квартиросъёмщиком. По нашим законам ответственный квартиросъёмщик может в любой момент выбросить из квартиры любого, поэтому я и требую на Иринку дарственную и сделать её ответственным квартиросъемщиком…»

-Она выплеснула самое главное в её жизни – ничего другого у неё и нет, - подумал я и спросил, - Как вообще дела у Иры дела? Лет 15 тому у девушки обнаружили аневризму одной из основных артерий мозга – заболевание крайне опасное. Её прооперировали, а потом вынуждены были затромбировать - заткнуть – одну из четырёх артерий питающих мозг. С тех пор Ирина не могла работать, а жила на заработках матери, потому что, её инвалидность, разумеется, не могла обеспечить даже самой малости.

-Дела её намного лучше: она танцует свои ирландские танцы, поздоровела, ноги стали как у велосипедиста, переводит книгу о пане Иеремии Вишневецком.

-Какие у неё отношения с отцом?

-Как и у меня: он её раздражает, она его не переваривает… - Татьяна помолчала, - Ты знаешь, последнее время я чувствую усталость и слабость. Я так хочу уйти на пенсию. Мне надоела моя работа. Мне нравится что-то, где я могу развиваться, а там это уже не требуется. Наоборот можно было бы работать и похуже. У меня пропал интерес к жизни. Меня всё раздражает. Я живу только для Иринки. У неё кроме меня никого нет. У меня тоже в жизни есть только она. Потому я готова для неё на всё.

Татьяна - инженер по образованию, много лет проработавшая на самых закрытых ящиках, в начале 90-х годов была вынуждена переквалифицироваться и заняться цветами: она стала флористом. «Что говорят врачи о твоей слабости?»

-Чего вы хотите в вашем возрасте? Раньше говорили: «Этого не может быть - у вас всё в порядке».

-Наглость конечно. Я не перевариваю, это совершенно недопустимо, когда врач говорит: «У меня больше давление или хуже анализы, или как тебе». Свинство.

-Не то слово оскорбление. Так что уж извини после всех историй с Иринкой и мной я плохо отношусь к вашему брату. Мне ведь запрещали рожать, говорили: «Сердце не выдержит». После родов у меня с сердцем стало намного лучше. Меня пытались лечить, но слабые лекарства не помогают, а сильные вызывают аллергию до анафилактического шока. Я бы уже бросила работу, но на нас накатилось столько плат: после смерти папы я оформляю перевод дома на нас и квартиры на Иринку. Без этого уже вышла бы на пенсию… Кроме того, иной раз я делаю левые работы, в основном зимние сады в богатых, а то и очень домах. За это хорошо платят.

-Что это за публика?

-Дрянь. Очень противная. В основном приехавшие с Алтая, Урала, Дальнего востока. Многие братки если не все. Толи убежали и скрываются, толи отмывают деньги, толи ещё что. Амбициозные, малограмотные жмоты. Но хотят, чтобы я им делала зимние сады и потом их поддерживала. Я - дорогая. Поэтому видишь – на голове по косичке с двух сторон - им нужна и внешне особенная. Раз позволяет себе такое, то имеет право отличаться, и они хотят такое и такую.

Раздался звонок в дверь. Вот и она. Неожиданно я подумал, что это могла бы быть моя дочь, но раз не сложилось, значит, и не должно было, хотя кто знает? Говорят, в параллельных мирах могу воплощаться в жизнь наши мечты и планы. Кто знает, кто её отец в одном из этих параллельных миров, если они, конечно, существуют? Ирина, на самом деле, смотрелась намного лучше, чем год назад. «Хорошо выглядите, - улыбнулся я молодой женщине, опять подумав, - Как у нас сложились бы отношения, будь она моя дочь? Татьяна оставила мужа, потому что он пил не просыхая.

-Правда - явно выраженное удовольствие разлилось по её лицу - это комплимент.

-Это правда.

-Ну, ведь на самом деле выражение лица стало осмысленнее.

Мы прошли на кухню. Как и все предыдущие посещения, мать и дочь сидели напротив меня. Татьяна много курила больше чем обычно, что она и отметила несколько часов спустя. По заведенной уже у нас традиции мы пили зеленый чай, заваривая его снова и снова.

-Достал меня сегодня отец. Ну, во-первых, проспал, во-вторых, опять заливал меня своими рассказами, что и где он чинил и пил. Его квартира - это один большой срач. Бичарня какая-то. Да кстати, в Болшево он работает на участке. Я думаю, закапывает свою болезнь...

-Он кстати думает, что предстоящего лечения не переживет, - вставила Татьяна.

-Он выкорчевывал сегодня сирень и вытащил радио, Как всегда слушает "Эхо Москвы" и тут сосед справа - просто не человек, нелюдь, даже не дерьмо, а намного больше, разумеется, антисемит, куда уж от этого деться, как заорет: «Повключали тут свои жидовские радиостанции». Единственно, что меня держит в этой стране - это дом в Болшево. Вы слышали, в Бутово выселили людей. Если, не дай Б-г, какая-нибудь тварь попытается отнять у меня этот дом, то я буду драться до конца и перекушу всем глотки.

Я вспомнил ничтожное и подлое поведение евреев Гуш Катифа: не просто позволили Шарону и его шестёркам смести себя как грязь со стола, но сами бежали перед тряпкой и со слезами на глазах бултыхнулись в помойку, - так охарактеризовала их поведение одна из моих знакомых. Точно так же шли в Бабий яр. Точно так же брёл на заклание взрослый мужик Ицхак, ведомый своим стариком-отцом Авраамом. Какой-то еврейский синдром Ицхака.

-Куда нам ехать-то? - затянулась Татьяна. Я столько раз пытался уговорить её не курить, что уже и бросил это безнадёжное занятие.

-Дом в Болшево - это всё, что меня здесь держит.

-Как правильно – своя земля. В нашем мире – это самое главное, всё остальное лишь настраивается, пусть оно и наполняет жизнь смыслом, но без этого фундамента всё рушится, как карточный домик, которым и является, - подумал я.

-Вы, кстати, Илья Захарович, уж не пропадайте так: ни слуху, ни духу. Вы ведь живёте тоже не в самом спокойном месте, - внимательно посмотрела на меня Ирина.

-Обещаю, такое больше не повторится. Мама говорит, что вы много танцуете.

-Я обожаю ирландские танцы, - вскочила она и заплясала, - У меня укрепилось всё тело – это, великолепная тренировка. Вот, посмотрите, какие у меня стали здоровые ноги, - продемонстрировала она мне результаты своих занятий.

-Здесь уже и юбку задирают, - каким-то удивительным тоном проговорила Татьяна.

Неожиданно я вспомнил, что пришёл к ней в гости в их дом в Болшево - Иринка только родилась. Татьяна покачивала коляску и говорила: «Я поняла, чего мне недоставало: ребёнка. Всё остальное не имеет никакого значения. Девочка. Знаешь, что – женись на ней, – я ещё не был женат. «Ну, да – 24 года разница». «Ну, и что, мужчины стареют намного медленнее, а я хочу, чтобы она вышла замуж за хорошего человека». «Ты меня просто не знаешь,- сказал я и тогда-то первый раз в жизни подумал, что – это должна была бы быть наша дочка.

Ирина вышла в туалет. «У нас остался год: она должна забеременеть, иначе будет совсем плохо: у неё эндометриоз. Разумеется, роды – только кесарево.

-У неё кто-то есть?

-Никого. Она ещё девочка. Ты понимаешь, нет нормальных молодых людей. Это мы, матери их испортили. Ты себе даже не представляешь, какова у нас нынче молодёжь: за душой ничего, только непомерные амбиции и безжалостность - пройтись по трупам считается за дело чести. Но без вашего брата у нас рожать пока не получается. Я уж как-то сказала Иринке: «Ну, сойдись с кем-нибудь так». Она ответила, что не ханжа и может запрыгнуть к кому-нибудь в постель без росписи, но только боится, чтобы потом не пойти по рукам.

Как и обычно, много часов мы болтали о разных разностях. В который уж раз я говорил о своей вере в Творца и переселение душ, на что Ирина мне всегда отвечает, что не верит ни во что, уж больно мерзок наш мир, чтобы предположить создание его Кем-то высшим и справедливым.

-Последнее что интересовало Создателя – это сохранность и комфорт нашего тела и души, - в который уж сказал я одну из своих любимых фраз.

-Вот это точно. Вы знаете, я не перевариваю патриотизм, потому-то и Вторую Мировую Войну, так как сделали из неё культ. После нескольких лет относительной нормальности нас опять поселили в старую советчину, мы опять живём во всём этом патриотическом бреду. Дают ветеранам ленточки, вместо того чтобы дать что-то полезное ещё остающимся в живых… - как всегда скороговоркой проговорила Ирина.

-А ведь вы противоречите сами себе: вы – самая большая патриотка, вы любите свой дом, вы готовы за него перегрызть любому глотку.

-Это совсем другое.

-Посмотри, на нашего зверёныша, - кивнула Татьяна на вошедшего на кухню кота.

-Да, это наш зверёк-шнырёк, зверь-шнырь, зверище-шнырище, - засмеялась Иринка.

Как и всегда, возвращаясь от матери и дочки, я чувствовал, что уже скучаю по ним и хочу видеть их ещё раз, ещё много раз. На свете не так много людей, которые искренне, без всякой личной выгоды волнуются о вас и с которыми вам приятно.

возврат к началу.